Меня зовут Валентина, и мне шестьдесят. Сорок лет из них я отдала школе. Сорок лет звонков, журналов, проверки тетрадей и вечных «Маша, к доске!». Я выходила на пенсию с ощущением, что меня выбросили за ненадобностью. Старая, отслужившая свой срок училка. Я думала, что жизнь кончена. Но оказалось, что она только начинается. И сейчас я — художник. Со своей студией, учениками и картинами, которые дарят на свадьбы. Как же я до этого дошла? История долгая, но честная.
Жизнь по указке
В школу я попала по распределению. Мечтала быть историком, работать в архивах, а меня направили в сельскую школу учителем русского и литературы. Потом вышла замуж, родила детей, и как-то так вышло, что вот эти вот сорок лет и пролетели. Не то чтобы я не любила свою работу. Я отдавала ей всего себя. Ночные подготовки к урокам, слезы над сочинениями неуспевающих ребят, выгорание к маю и попытки восстановиться за лето.
Я была неплохим учителем. У меня были благодарности, грамоты. Но внутри всегда сидело чувство, что я проживаю не свою жизнь. Что я отдаю всю себя чужим детям, пока мои уже выросли и не нуждаются во мне. Что я говорю чужим голосом — голосом строгой, но справедливой Валентины Петровны. А где же я? Где та девочка, которая в юности тайком от всех писала стихи и делала зарисовки на полях тетрадей? Её похоронила под собой учительница.
Выход на пенсию стал для меня не освобождением, а приговором. Первые месяцы я металась по пустой квартире, не зная, куда себя деть. Руки сами искали стопку тетрадей, чтобы проверить. Уши привычно ждали звонка будильника в шесть утра. День растягивался в бесконечную, унылую полосу. Дети звонили редко, у них свои семьи, заботы. Я чувствовала себя старой, никому не нужной вещью, которую вынесли на помойку. Самое страшное — это тишина и пустота после сорока лет гомона детских голосов. Мне казалось, я так и сойду с ума в этой звенящей тишине.
Случайность
Все изменил мой семилетний внук Сережа. Как-то раз он остался у меня на выходные и забыл свою коробку с акварельными красками. Я долго ходила вокруг да около, рассматривала эти яркие брусочки, кисточки. В воскресенье, под вечер, меня накрыла такая тоска, что надо было что-то делать, лишь бы не сойти с ума. От нечего делать я налила стакан воды, разложила краски и тетрадный листок в клеточку. И просто начала рисовать то, что видела из окна. Старую березу, скамейку, голубое мартовское небо.
Я не заметила, как пролетело время. Не заметила, как стемнело. Я забыла про ужин, про телевизор, про свою тоску. Впервые за долгие годы я была полностью поглощена процессом. Не думала о том, правильно ли это, красиво ли выходит. Я просто ловила кайф от того, как кисточка оставляет на бумаге влажный след, как краски смешиваются, создавая новый оттенок. Это было похоже на медитацию. На то, как будто кто-то открыл в моей душе форточку, и в нее ворвался свежий воздух.
Мой первый «шедевр» был, конечно, ужасен. Дерево походило на зеленое облако на палочке, а небо было в разводах. Но это было неважно. Важно было то чувство полного, абсолютного погружения и спокойствия, которое я испытала. Я будто заново родилась. В шестьдесят лет я, Валентина Петровна, бывший учитель, открыла в себе нечто новое. Неведомое. И это было потрясающе.
Погружение
На следующий день я пошла в магазин и купила себе нормальные кисти, бумагу и краски. Потом записалась на бесплатные курсы рисования для пенсионеров при местном доме культуры. Я шла туда, краснея и оправдываясь перед самой собой: «просто убить время».
Но там я встретила таких же, как я. Женщин и мужчин, которые всю жизнь проработали инженерами, бухгалтерами, врачами и которые теперь, на пенсии, наконец-то позволили себе заняться тем, о чем всегда мечтали. Мы были «молодыми стариками», жадно впитывающими новые знания. Наш преподаватель, молодой художник Андрей, не смеялся над нашими корявыми этюдами. Он говорил: «Я научу вас не рисовать, а видеть».
Я училась заново видеть мир. Видеть не как учительница, оценивающая, ровно ли покрашен забор, а как художник, подмечающий игру света на листве, оттенки в обычной луже, характер в старой, покосившейся скамейке. Я писала как одержимая. Утром — акварелью, днем — пробовала масло, вечером — пастель. Моя квартира быстро превратилась в мастерскую.
Первый свой картину — скром— ный осенинный снимок - я произвела на свет товары ручной работы. Мне дали за нее тысячу рублей. Для меня это был не миллион. Это было признание. Кому-то кроме меня понравилось то, что я создала. Это окрылило меня еще больше. Я открыла свою страничку в соцсетях, стала выкладывать работы. Пошли заказы. Сначала на простые открытки, потом на портреты по фото, а затем и на настоящие картины для интерьера.
Год назад я сняла маленькую студию в самом обычном гараже. Провела туда свет, отопление. Теперь это мое царство. Пахнет краской, кофе и свободой.
Новая жизнь
Сейчас ко мне в студию приходят учиться такие же, как я. Мы смеемся, что мы «клуб бывших учителей, бухгалтеров и инженеров». Я учу их не бояться белого листа, ловить настроение, чувствовать цвет. Я снова учитель. Но на этот раз — учитель по любви, а не по распределению.
Мои картины теперь дарят на свадьбы и юбилеи. Иногда я встречаю своих бывших учеников, и они с удивлением смотрят на меня: «Валентина Петровна, это вы?! Мы вас не узнали!». А я и правда стала другой. Поза свободнее, взгляд живее. Во мне наконец-то проснулась та самая девочка с полями тетради.
Мне шестьдесят лет. Я — художник. И моя жизнь только началась. Призвание может ждать тебя всю жизнь, чтобы проявиться именно тогда, когда ты будешь к нему готов. Главное — не испугаться и сделать первый мазок на чистом листе.
Читайте еще: