Рубиновый венец 96 Начало
Дарья вошла в дом тихо, будто боялась потревожить стены. Но Раида сидела у окна и, как всегда, ждала её. Встретила привычным ворчанием:
— Опять копейку тащишь? Где полтора рубля?
Дарья молча положила на стол рубль. Пальцы дрожали слегка — не от страха, а от волнения. Завтра её жизнь изменится навсегда.
— Завтра неси два. Слышишь? Два! Иначе на улицу пойдёшь, там будешь ночуешь, — зло проговорила Раида, сжимая монету в кулаке.
«Завтра меня здесь не будет», — подумала Дарья, но ничего не сказала. Она не стала слушать слов Раиды — теперь они словно её не касались. Сердце было далеко, там, где ждало будущее с Алексеем.
Пошла по скрипучим половицам в свою комнатку. Каждая половица скрипела по-особенному — она давно знала их голоса. Вот эта поёт высоко, эта хрипит, а та совсем молчит. В последний раз слушала эти звуки.
Закрыв за собой дверь, огляделась. Тесная каморка, одно маленькое окошко, кровать с продавленным тюфяком, табуретка, гвоздь в стене вместо вешалки. Не верилось: завтра сюда больше не придёт. Никакой Раиды, никаких криков и угроз.
Дарья достала из шкафа старую сумку — ту самую, с которой когда-то давно пришла из дома Сусловых. Тогда она была совсем девочкой, а теперь... Скоро будет замужней дамой. Она улыбнулась: на даму Дарья не тянула. Ну и пусть.
Быстро собрала свои вещи. Их оказалось так мало, что всё легко поместилось в сумку. Эти вещи не представляли ценности.
И только одно было для неё настоящим сокровищем.
На кровати лежала кукла. Старая, потёртая, с выцветшими волосами из льняных ниток. Дарья взяла её в руки, прижала к груди. Сердце тут же откликнулось — как в те дни, когда кукла была единственной подругой и собеседницей.
Пальцами нащупала внутри, под тряпичной подкладкой, заветный свёрток. Кольцо. Серьга. Жемчуг. Память о матери.
Сколько раз она уже доставала их, рассматривала, перебирала в пальцах! Кольцо было тяжелое, золотое, с камнем. А серьга... Серьга с тоже с таким же камнем, изящная, красивая.
Дарья пыталась вспомнить тот страшный миг, когда матушка протянула ей эти сокровища. Вспоминала снова и снова, буквально по крупицам восстанавливала каждую деталь. Но память упорно закрывалась, оставляя только боль и обрывки фраз.
Голос матери, слова, которые она шептала, боясь, что их услышат.
«Мне нужно уехать... Я вернусь, заберу тебя...»
И что-то ещё, неразборчивое. А потом тишина. И её — маленькую, шестилетнюю — оставила с Феклой. То был конец света. Самое страшное горе, которое могло случиться.
Наверное, матушка говорила ещё что-то важное. Может быть, даже объясняла причины. Но память не хотела открывать эту завесу страданий. Словно что-то внутри защищало её от слишком сильной боли.
Дарья помнила лишь обрывок — ссору бабушки и матери. Бабушка негодовала, обвиняла Марию в обмане. «Ты обманула всех нас!» — кричала она. «Ты солгала!» В чём именно солгала — она тогда не понимала. Да и сейчас не хотела вспоминать. Каждая мысль о том дне приносила лишь нестерпимую боль.
Были ещё какие-то слова про отца. Но маленькая Дарья не могла понять взрослых тайн и обид.
Она прижала куклу к лицу и закрыла глаза. Слёзы выступили сами собой — не горькие, а какие-то светлые. Завтра всё изменится. Завтра у неё будет другой дом.
За окошком совсем стемнело. В другой комнате Раида всё ещё бормотала что-то недовольное. А Дарья сидела на кровати с куклой в руках и думала о завтрашнем дне. О платье, которое ей сошьют. О том, как они с Алексеем войдут в церковь.
Дарья шла по утреннему Петербургу. Было душно, пыльно. Она зашла к Францу.
В булочной пахло свежим хлебом. Хозяин стоял за прилавком, весь в мучной пыли, что-то записывал в толстую тетрадь. Увидел Дарью, кивнул.
— Рано сегодня.
Дарья опустила глаза. Правду сказать было нельзя. Что она встречается с барином, что они решили обвенчаться, что вся ее жизнь переменится.
— У меня живот болит, — сказала она, глядя в пол. — Работать не могу.
Слова звучали неправдиво. Дарья лгать не умела — лицо сразу выдавало, голос дрожал.
— Возьми булку, — Франц протянул теплый хлеб. — Наверное, что-то не то съела. Или вообще ничего не ела.
Он поморщился, оглядел ее с ног до головы. Вид и правда был неважный — бледная, худая, в старом платье. Дарья и вправду ничего не ела со вчерашнего дня — от волнения желудок свело. Взяла булку, руки дрожали.
— Спасибо, — прошептала.
Франц махнул рукой и снова склонился над записями. Дарья поспешно вышла на улицу.
Совесть грызла. Добрый булочник не заслуживал обмана. Но Дарья боялась рвать с работой. Вдруг Алексей не придет, передумает, помешает матушка.
Она медленно пошла по Садовой. До встречи с Алексеем время еще было. Остановилась у витрины с книгами, разглядывала золоченые корешки. Она умела читать. В детстве к ней приходил учитель. Теперь это казалось сном.
Мимо прошла барыня в шелковом платье. Дарья отступила в сторону, остро ощутив собственную убогость. Старое платье, стоптанные башмаки. И такая она нужна Алексею? Он правда хочет жениться на девчонке из булочной?
Она вспомнила о Раиде, поежилась. Утром Дарья ушла из дома тихонько, пока та спала. К вечеру хозяйка её, конечно, хватится. Дарья представила ее ярость — и испугалась, и обрадовалась одновременно. Больше никогда не услышит этого визгливого голоса, не получит подзатыльник, не будет считать копейки на дневной заработок.
Если Алексей придет.
А что, если передумает? Сердце сжалось. Что, если вчерашние слова о любви были минутным порывом? Он же барин. А у господ свои причуды.
Дарья остановилась у фонтана, перевела дух. Булка остыла в руках, но есть все равно не хотелось — горло сдавливало от страха. Вокруг сновали люди, звенели колокольчики извозчиков, где-то играл шарманщик. Обычное летнее утро, а для нее — может быть, последний день прежней жизни.
Подняла глаза на ясное небо. Солнце припекало, но в тени было прохладно. Дарья решительно двинулась к назначенному месту. Хватит мучиться. Придет пораньше и будет ждать. И молиться, чтобы Алексей не обманул.
К назначенному времени Дарья подошла к назначенному месту. Она остановилась в тени навеса, сжимая в руках узелок с нехитрым скарбом — единственное, что осталось от прежней жизни.
Алексей появился ровно в назначенный час. Высокий, статный, в светлом сюртуке, он сразу выделялся среди пестрой уличной толпы. Увидел Дарью и направился к ней, улыбаясь так тепло, что у нее перехватило дыхание.
— Ты пришла, — сказал он просто, но в голосе слышалось облегчение.
— А вы сомневались?
— Боялся, что передумаешь. Что решишь — не стоит связываться с безумцем.
Дарья покачала головой. Теперь, когда он стоял рядом, все страхи и сомнения отступили. Этот человек не обманет, не предаст. В его глазах была такая искренность, что поверить хотелось даже в невозможное.
— Идем, — Алексей взял ее под руку. — Мадам Эльза нас ждет.
Они шли по узким улочкам, где высокие дома почти смыкались крышами, создавая долгожданную прохладу.
- Вот мы и пришли, - Алексей остановился у высокого трехэтажного дома. – Здесь ты будешь жить.
Внизу виднелись вывески — портниха и мелочная лавка. В окнах второго этажа белели занавески, а на третьем этаже кто-то поливал цветы на балконе. Дом дышал благополучием и спокойствием.
Мадам Эльза встретила молодых людей почтительно и приветливо. Она изредка бросала взгляды на девушку, и Дарья чувствовала, как краснеет под этим изучающим взором. Знала, что видит хозяйка — худенькую девчонку в поношенном платье, с узелком вместо чемодана, явно не из тех барышень, что обычно снимали здесь комнаты.
— Вот как, — медленно произнесла мадам Эльза. — А я уж думала, что увижу очередную франтоватую мадемуазель из пансиона.
Дарья смутилась и опустила глаза, но Алексей шагнул вперед, словно защищая ее:
— Это Дарья. Именно для нее я искал отдельную комнату и все необходимое.
В голосе его звучала решимость, и мадам Эльза это заметила. Она слишком хорошо знала молодых баричей, их капризы и увлечения. Сколько раз приводили они хорошеньких девиц, а через месяц-другой исчезали, оставляя тех ни с чем. Но в этом мальчике было что-то иное. Не похоть, не прихоть — искренняя забота.
— Да, да, — с готовностью ответила хозяйка. — Ключи у вас. Проходите.
Узкий коридор пах лавандой. Мадам Эльза проводила их на второй этаж.
Комната была небольшой, но такой уютной, что сердце Дарьи замерло. Кровать с белоснежным покрывалом, столик у окна, где можно читать при дневном свете, высокий шкаф из темного дерева и зеркало в резной раме. На подоконнике стояли горшки с геранью, а на стене висела акварель — букет полевых цветов.
— Ну? — Алексей смотрел на нее с волнением. — Тебе нравится?
Дарья кивнула. Слезы подступили к горлу. Давно у нее не было собственного угла.
— Это как во сне, — прошептала она.
Мадам Эльза тихо кашлянула:
—Портниха подойдёт чуть позже.
Она еще раз внимательно посмотрела на Дарью. В этой девчонке было что-то необычное. Не уличная, не из тех, кто продается за кусок хлеба.
— Располагайтесь, — сказала мадам Эльза. — А мне пора заниматься делами.
Когда за ней закрылась дверь, в комнате повисла тишина. Дарья все еще стояла посреди комнаты, не решаясь поверить в происходящее. Алексей подошел к окну, распахнул его настежь.
— Смотри, — позвал он. — Отсюда виден небольшой сад.
Дарья подошла и выглянула в окно. Внизу зеленел небольшой дворик с яблонями и кустами сирени. Между деревьями были разбиты клумбы, где цвели летние цветы. Пахло травой и медом.
— Красиво, — тихо сказала она.
— Дарья, — Алексей повернулся к ней. — Ты довольна?
Она кивнула, не в силах говорить. Счастье переполняло. Этот человек подарил ей то, о чем она даже мечтать не смела. Дом, покой, надежду на будущее.
— Спасибо, — выдохнула она. — Спасибо вам за все.
Вскоре мадам Эльза привела в дом портниху —Веронику Сергеевну. Женщина средних лет, сухощавая, в круглых очках, казалось, сразу заполнила всю комнату.
— Итак, — деловито произнесла она, окидывая Дарью изучающим взглядом, — посмотрим, что у нас тут.
Дарья сидела на краешке стула, красная до ушей. Никогда в жизни ей не шили платья на заказ. Вокруг портниха разложила образцы тканей — голубой, бежевый, зеленый шелк, белый батист, тонкое темно-синее сукно. Перламутровые пуговицы поблескивали в коробочке, настоящие брюссельские кружева лежали аккуратными полосками. Глаза разбегались от такого богатства.
— Вставайте, барышня, — скомандовала Вероника Сергеевна. — Руки в стороны.
Дарья послушно встала. Портниха принялась снимать мерки, ощупывая ее холодными пальцами, как товар на базаре. Обмеряла талию, грудь, бедра. Бормотала цифры, записывала в блокнот, покачивала головой:
— Худенькая... слишком худенькая. Талия, как у ребенка. Надо брать с запасом, вдруг барышня немного раздастся.
Дарья хотела провалиться сквозь землю. Ей было стыдно за свою худобу, за острые лопатки, за то, что портниха морщится, глядя на нее. А Алексей стоял у окна и наблюдал с мягкой улыбкой.
— Что шить будем? — спросила портниха. — Обычный городской гардероб?
— Сшейте, как подобает настоящей барышне, — сказал Алексей. — Простые, но красивые платья. Для прогулок, для дома... И одно особое.
— Особое? — переспросила Вероника Сергеевна, приподняв бровь.
Алексей помедлил, потом произнес твердо:
— Для венчания.
Дарья вспыхнула пуще прежнего. Подняла на него глаза — в них был испуг и трепет одновременно. Венчальное платье? Неужели он и правда собирается на ней жениться? Не просто так говорит, а всерьез?
Алексей перехватил ее взгляд и только улыбнулся, будто этим все сказал.