Анна никогда не думала, что её собственный дом может превратиться в проходной двор. Когда-то она радовалась каждой мелочи: новому дивану, который выбирала сама, белым занавескам в зале, уютному светильнику в спальне. Ей нравилось, что квартира дышала её вкусом, её руками созданным уютом. Но стоило родственникам мужа поселиться у них, вся эта гармония пошла прахом.
Изначально это казалось временной мерой. Муж, Игорь, уверял: «Маме тяжело после операции, давай она поживёт у нас пару месяцев, пока решит свои проблемы». Анна вздохнула и согласилась. Она знала, что Игорь слишком привязан к своей матери, да и отказать напрямую он не умел. Думала, потерпит немного — и всё вернётся в норму. Но вместе со свекровью объявилась и сестра мужа, Светлана, с мужем и ребёнком. Не справились с кредитами и остались без жилья. «Мы только на время, пока всё утрясётся», — уверяла она. Их «пару ночей» превратились в неделю, потом в месяц.
Квартира быстро перестала быть уютной. На кухне постоянно копошились чужие руки. В ванной вечно стояли чужие шампуни, висели полотенца мокрые, в машинке грязная одежда. Детские игрушки валялись в коридоре, в зале, даже на подоконнике. Анна чувствовала, что у неё украли пространство.
Каждое утро начиналось одинаково: свекровь громко включала телевизор и обсуждала с дочерью последние новости. Светлана рассаживалась на диване с телефоном и жаловалась на жизнь. Её муж приходил домой только к вечеру, но тоже вёл себя так, словно он хозяин квартиры. Анна старалась держаться спокойно, но всё чаще ощущала, что она в собственном доме будто гостья.
Игорь отмахивался.
— Ну потерпи, — говорил он. — Родня же, куда им идти?
— Пусть едут в мамину квартиру.
— А как они от туда будут добираться на работу. Лишних средств нет.
А Анна всё больше ловила себя на том, что её терпение на исходе. Ей было обидно и за себя, и за свой труд: она вкалывала на работе, тянула кредит, а в то время эти «гости» жили за её счёт, даже не пытаясь помочь.
Каждый вечер заканчивался ссорами. Анна пыталась намекать Игорю, что пора бы родным подыскать другое жильё, но он лишь отмахивался, как будто это пустяки. Её слова воспринимались как придирки, а возмущение — как капризы. И чем дольше это продолжалось, тем сильнее в ней накапливалось раздражение.
Именно тогда Анна впервые поймала себя на мысли: "Они сами не уйдут, нужно что-то предпринять" .
Дни текли однообразно, но обстановка в доме становилась всё напряженнее. Каждое утро Анна просыпалась раньше всех, спешила на работу, оставляя в холодильнике продукты, купленные на её зарплату. Возвращаясь вечером, она находила полупустые пакеты и кастрюли — всё было съедено, словно еду сметали ураганом.
Свекровь чувствовала себя полноправной хозяйкой. Она командовала: «Анна, ты купи хлеба побольше, молоко вчера уже закончилось! Свете нужен творог для ребёнка». И всё это в тоне, будто это естественная обязанность — содержать их всех.
Анна сжимала зубы и молча выполняла просьбы, потому что Игорь всегда вставал на сторону матери. «Она же не для себя просит, а для ребёнка. Ну что тебе, трудно?» Эти слова звучали как приговор.
Однажды вечером Анна застала Светлану в своей спальне. Та рылась в шкафу. Увидев хозяйку, даже не смутилась: «У тебя столько вещей, дай это платье — мне завтра на мероприятие». Анна побледнела. Но Игорь, узнав, лишь отмахнулся: «Да ладно тебе, что ты из-за тряпки раздуваешь?»
В тот момент Анна ощутила, что её дом, её жизнь полностью украдены.
С каждым днём напряжение копилось. Она старалась разговаривать спокойнее, но родня мужа будто испытывала её терпение. Шутки про то, что «Анна у нас строгая, зато кормит вкусно», звучали всё чаще. Однажды Света прямо заявила: «Ты же всё равно зарплату на дом тратишь, какая разница — на троих или на шестерых?»
В тот вечер Анна долго не могла заснуть. В голове крутилась одна и та же мысль: я больше не выдержу.
И момент настал.
В субботу днём они все снова уселись в зале, а Анну позвали на кухню. Свекровь поставила пустую кастрюлю на стол и с нажимом произнесла:
— Опять еды мало. Тебе бы научиться хозяйствовать, а то семья голодная сидит.
Анна молча развернулась, пошла в комнату, схватила сумку Светланы и вышла в подъезд. Родня сначала не поняла, что происходит. Но когда за дверь посыпались пакеты, куртки и обувь, все вскочили.
— Катитесь в свою квартиру! Хватит жить за мой счет! — Анна выбрасывала вещи родни мужа прямо на улицу. Голос дрожал от ярости, руки тоже. На площадке стоял её крик, гулкий и острый.
Светлана бросилась к ней:
— Ты что творишь, сумасшедшая?! Это наши вещи!
— Ваши — значит, храните их у себя! — отрезала Анна и снова швырнула пакет, тот ударился о перила и распахнулся, рассыпав одежду.
Свекровь всплеснула руками:
— Вот так, значит? После всего, что мы для тебя сделали?
— Сделали?! — Анна сорвалась на крик. — Вы только берёте и берёте! Хватит! Это моя квартира, и я не обязана кормить весь ваш табор!
Игорь бросился к жене, пытаясь удержать её за руки, но она вырвалась. В глазах стояли слёзы злости. Она чувствовала, как внутри, вместе с криком, рвётся наружу всё её накопленное отчаяние.
Вещи летели вниз по ступеням. Соседи начали выглядывать из дверей, кто-то уже шептался, обсуждая скандал. Родня мужа выглядела униженной и растерянной. Но Анна уже не могла остановиться: её захлестнула ярость, давала силу действовать решительно.
Когда на лестнице осталась последняя сумка, наступила мёртвая тишина. Все стояли, не веря, что это произошло.
Анна тяжело дышала, но впервые за долгое время ощущала, что поступила правильно. На неё обрушился шквал эмоций: злость, обида, облегчение и какая-то странная свобода. Словно с плеч упал груз, который она таскала месяцами.
Свекровь прижала ладонь к груди и зашипела:
— Игорь, ты это видел? Вот твоя жена, она выгнала мать на улицу!
Её голос дрожал, но в глазах был привычный нажим, которым она всегда брала сына под контроль.
Игорь метался между ними. Он то бросал взгляд на мать, то на Анну.
— Зачем ты так? — пробормотал он глухо. — Это же моя семья…
Анна вскинула на него глаза.
— А я кто тебе? Я, которая живёт с тобой, работает, оплачивает счета? Или я тут просто бесплатная прислуга?
Он не ответил.
Светлана, с красным лицом и всклокоченными волосами, сгребала свои вещи в пакеты. Муж её молчал, только сжал зубы и старался не встречаться с Анной взглядом. В их позе чувствовалось унижение: они привыкли пользоваться чужим, а теперь их выставили за дверь, да ещё прилюдно, на глазах у соседей.
Когда дверь за ними захлопнулась, в квартире стало тихо, почти пусто. Анна облокотилась на стену и закрыла глаза. Она ожидала скандала от Игоря, криков, угроз. Но он молчал.
Прошло несколько минут, и только тогда он сказал:
— Ты могла поговорить спокойно…
Анна усмехнулась.
— Я говорила. Неделями. Ты не слышал. Вот теперь услышал.
Он хотел возразить, но слова застряли. В глубине души Игорь понимал: жена права. Он позволил своим родственникам сесть им на шею и сделал вид, что ничего страшного. А теперь расплачивался за это.
Следующие дни были тяжёлыми. Свекровь названивала по телефону, требовала извинений, пугала «позором на всю семью». Светлана присылала гневные сообщения. Анна не отвечала. Она знала: стоит только поддаться — и всё повторится.
Игорь ходил мрачный, но постепенно и он перестал защищать мать. Видимо, до него наконец дошло: их брак держится на доверии, а не на том, чтобы без конца прикрывать чужие капризы.
Анна училась заново чувствовать дом своим. Тишина, порядок, вещи на своих местах — всё это было как глоток воздуха. Она перестала чувствовать себя загнанной.
Через пару недель, возвращаясь вечером с работы, она увидела, что Игорь накрыл стол. На его лице впервые за долгое время была не угрюмость, а смущённая улыбка.
— Я подумал… может, ты права, — тихо сказал он. — Мы сами должны жить. Только мы.
Анна долго смотрела на него. В её душе ещё теплилась обида, но вместе с тем появлялась надежда: возможно, этот скандал спасёт их семью, а не разрушит.
Она вздохнула и села за стол.
— Посмотрим, Игорь. Но если это повторится — я уйду. Второй раз я такого не потерплю.
Он кивнул. И на этот раз в его взгляде не было привычной слабости — только серьёзность.
Анна вдруг почувствовала, что поступила правильно не только для себя, но и для него. Потому что иногда, чтобы спасти семью, нужно решиться на жёсткий шаг.