Для обер-лейтенанта Эриха фон Лебека время остановилось, а потом потекло вспять, в кошмарный, повторяющийся сон, имя которому было «Сталинград».
Он был слишком молод, чтобы участвовать в той, первой катастрофе 6-й армии, но он вырос на ее историях, на рассказах выживших, на письмах погибших. И теперь он не просто слышал — он дышал воздухом того же самого отчаяния.
Котел.
Это слово больше не было тактическим термином на карте. Оно стало их вселенной. Замкнутое пространство, радиусом в несколько десятков километров, набитое остатками почти двадцати немецких дивизий.
Пространство, которое с каждым часом сжималось под ударами советских войск снаружи и разлагалось изнутри.
Первые сутки после предательства румын фон Лебек, как и сотни других офицеров, пытался сохранить порядок. Он собрал вокруг себя остатки своей роты и примкнувших к ним солдат из других разбитых частей — всего около сотни человек.
Это была уже не рота, а разношерстная, измученная толпа, которую объединяла только немецкая форма и общий ужас. Он, подчиняясь последнему полученному приказу, пытался организовать оборону у небольшой безымянной деревушки.
— Окапываться! — кричал он, пытаясь перекричать гул далекой канонады. — Пулеметы — на тот холм! Противотанковые ружья — к дороге! Мы должны держать этот сектор! Должен быть приказ! Должен быть прорыв!
Но его слова тонули в апатии. Солдаты, черные от усталости, копали землю без энтузиазма. Они уже не верили ни в приказы, ни в прорыв. Они верили только в то, что видели своими глазами: в бесконечные колонны советских танков на горизонтах и в пустые полевые кухни. Еда кончилась. Боеприпасы были на исходе.
На вторые сутки начался хаос. Связь со штабом корпуса окончательно прервалась. Радиоэфир превратился в мешанину из русских призывов к сдаче, панических криков и слухов, один страшнее другого.
«Генерал Фриснер бежал, бросив армию!»
«Русские танки уже в Плоешти!»
«Нас предал фюрер, он заключил сепаратный мир!»
Дисциплина, этот становой хребет вермахта, начала крошиться. Фон Лебек видел, как солдаты бросают оружие и уходят в поля, пытаясь в одиночку пробраться на запад.
Он видел, как голодные бойцы грабят обозы, убивая своих же за банку консервов. Ночью он услышал выстрелы в соседнем секторе. Это солдаты СС расстреливали «паникеров». Армия пожирала сама себя.
— Мы должны двигаться, герр обер-лейтенант, — сказал ему фельдфебель Шульц, его верный помощник. — Если мы останемся здесь, нас просто сметут. Нужно идти на запад. К Пруту. Говорят, генерал Шёрнер собирает всех уцелевших для прорыва.
Фон Лебек знал, что это, скорее всего, ложь. Но сидеть на месте было равносильно самоубийству.
— Хорошо, Шульц. Собирай людей. Выдвигаемся с наступлением темноты.
Они шли ночью, как тени, стараясь держаться оврагов и лесополос. Но теперь враг был повсюду. Это был не фронт, где враг был впереди, а свои — сзади. Враг был в каждой деревне.
Они наткнулись на засаду у переправы через небольшую речушку. И стреляли по ним не русские.
— Preda-te, nemților! (Сдавайтесь, немцы!) — кричали из темноты.
Это были румыны. Вчерашние союзники, вооруженные их же, немецким оружием, теперь охотились на них с яростью, которую можно было объяснить только годами накопленной ненависти.
Завязался короткий, злой бой. Отряд фон Лебека потерял еще десять человек, прежде чем им удалось отступить.
Они укрылись в полуразрушенной церкви на холме. Отсюда был виден весь масштаб катастрофы. По всем дорогам, ведущим на запад, двигались огромные, беспорядочные толпы.
Это были остатки их армии. Колонны грузовиков, штабных машин, повозок, перемешанные с пешими солдатами. И над этими колоннами постоянно кружили они — советские штурмовики Ил-2, «черная смерть».
Фон Лебек смотрел в бинокль на этот апокалипсис. Он видел, как самолеты заходят на цель, как от них отделяются черные точки бомб. Видел, как взлетают на воздух грузовики, как в панике разбегаются люди. Это была не война. Это был тир.
Он опустил бинокль.
— Сталинград, — прошептал он.
— Что, герр обер-лейтенант? — не расслышал Шульц.
— Это второй Сталинград, — повторил он громче. Его голос был пуст. Вся его спесь, вся его арийская гордость, вся вера в непобедимость рейха — все это сгорело в этом августовском пекле.
Он вспомнил свое письмо отцу, написанное всего несколько дней назад. «Мы остановим большевистскую орду... Честь 6-й армии будет восстановлена...» Каким же он был идиотом.
Внезапно к ним прискакал посыльный на взмыленной лошади.
— Приказ командования корпуса! — закричал он, размахивая бумагой. — Всем уцелевшим частям собраться в районе села... — он назвал точку на карте. — Генерал фон Бюнау собирает ударный кулак для прорыва! Прорыв назначен на рассвете! С нами Бог!
Это была последняя, безумная надежда.
Они шли всю ночь, собирая по пути таких же отчаявшихся, как они. К рассвету у села собралось несколько тысяч человек — все, что осталось от двух корпусов. Генерал фон Бюнау, командир корпуса, с перевязанной головой, вскочил на броню танка.
— Солдаты Шестой армии! — его голос срывался. — Нас предали! Нас бросили! Но мы — немецкие солдаты! Мы не сдадимся! Мы прорвемся или умрем! За фюрера и Германию! Вперед!
И эта обезумевшая, голодная, обреченная толпа бросилась в свою последнюю, самоубийственную атаку. Они бежали по открытому полю, прямо на русские позиции.
Фон Лебек бежал вместе со всеми. Он уже не думал ни о чем. Он просто бежал, стреляя из своего автомата. Он видел, как впереди, на холме, разворачиваются русские танки и противотанковые пушки.
«Так вот как это заканчивается», — пронеслось в его голове. Он увидел вспышку выстрела из танкового орудия. И в этот момент мир для него погас.
В следующей главе: Мы увидим обратную сторону «котла». Медпункт Ольги Нечаевой превращается в огромный лазарет, который не в силах вместить всех раненых — и своих, и чужих. Ей предстоит сделать самый сложный выбор в ее жизни, решая, кого спасать первым, когда медикаментов не хватает на всех...