- Радиопьеса
Скрип торможения поезда метрополитена. Вопль:
– Туды-т вашего родителя, наплодились-то как! У-у-х, ну и народу – тьма. Стойте, какая это станция? А, «Проспект Мира». Срочно дайте пройти, дорогу, дорогу! Что? Сам ты приезжий! Ага. И вас туда же. Хамло человечье! Да пошел ты в…
Настойчивое копошение.
– Христа ради, да где ж этот дурацкий пакет?
Самодовольный смешок; вслед, чуть погодя, звук откупориваемой бутылки пива. Жадный глоток. И удовлетворенный выдох.
– Нет, хумансам Свобода Воли не к лицу, она стала их придурошной чертой характера, не более. Главный замысел? Ну-ну. Крупица свободы, и все побежали расстегивать ширинки. Тьфу, мерзота.
Еще глоток. Тот же голос, но заметно подобрев:
– Вот мое личное определение Свободы Воли: вакханалия, хаос и полнейшая неразбериха. И этот дискомфорт не только в плодовитости проявляется, а пронизывает все сферы жизни. К примеру, не будь у меня Свободы Воли, Господь точно не забудет сунуть мне в пакет бутылочку будвайзера. А после такого Его подарка только от меня зависит, помнить или забыть о пиве. Как же лихо Он снял с себя обязанности!
Раздается другой голос, женский:
– Удивительное оправдание безалаберности в потворстве собственному алкоголизму. Что, трубы горят? Или поршни не смазаны? Отвечайте быстро, гражданин, не врите и не расстраивайте меня. И да, покажите, что у вас в этом бумажном пакетике.
– Господи! Откуда вы взялись?!
– Из полиции.
– В пакетике – сок. Именно сок, товарищ полицейская. Досмотреть желаете? Вот уж дудки. Нет у вас таких полномочий.
Смех полицейской.
– По этой пластинке, я вижу, проехался трактор и оставил глубокие борозды. Нет-нет, не утруждайтесь. Просто захлопните хлебало! Ваши слова известны всем полицейским. Как стихи Тютчева про грозу в начале мая. Сейчас вы потребуете мое удостоверение, а я вам его покажу. После захотите уточнить, ввиду какой-такой статьи закона полиция имела наглость к вам подойти…
– Слово-то какое – «ввиду»…
– А я уточню: статья шестьсот шестьдесят шесть закона Российской Федерации о потреблении спиртного в общественных местах. Потом вы продолжите упорствовать и ненароком отметите, что это еще ничего не значит, а служебную форму и погоны легко сволочить из любого театрального кружка. В конце концов, гражданин, ваши аргументы исчезнут. Как сарай после упомянутой грозы. Вам ничего не останется, кроме как высказать все, что вы обо мне думаете… несмотря на то, что утонченной девичьей натуре вроде меня таких слов вообще знать не положено.
Пауза.
– Чего молчите, гражданин?
– Поражен.
– Ваш паспорт.
– И все-таки сначала ваше удостоверение, а то вдруг и правда из театрального сперли.
– …держите.
– Охренеть! Товарищ полицейская, вы – Анна Васильевна Преисподняя? Какое коварство с его стороны!
– Вы о чем, гражданин?
– Не повезло вам, говорю, с фамилией мужа. Вот, девушка, держите мой паспорт. Читайте, завидуйте.
Вздох.
– Не дал, гад, свою оставить.
– А девичья какая была?
– Не ваше дело.
– Любопытно, на что вы разменялись.
– …греческая фамилия, уходящая корнями в глубь веков: Пу́тана.
– Древнее нее – ничего. Зуб даю.
– …я не просто штраф, я на трое суток посажу! Так-так, вы у нас выходит… Гавриил Божий, прописка: город Архангельск. Без отчества?
– Напротив, без фамилии.
Молчание.
Звук помех в полицейской рации. Голос Анны Васильевны: «Прием-прием, код – шесть, повторяю, код – шесть, код – шесть».
– Вы подумали, что мой паспорт липа?!
– А разве нет?
– Вы специально! Да, не отрицаю, я смеялся над вашей фамилией. Господи, ну то чистое недоразумение. Ладно вам, будет уже. Пошутили и хватит. У меня есть твердые основания просить у вас прощения. Знаю, задел тонкие женские чувства. Товарищ полицейская, ну простите меня. Пожалуйста. Умоляю.
– Прощаю.
– Точно? Не в обиде?
– Не в ней.
– Ура, разойдемся миром.
– Сразу после того, как посетим вместе комнату для досмотра. У вас только пиво при себе? Может, еще что-то запрещенное, незаконное, недозволенное, что нужно хорошенько прятать? Вот и поищем. Хорошенько поищем. По счастливой случайности нам как раз завезли упаковку чудесных латексных перчаток. Еще непочатую. Перчатки завезли, а вазелин, увы, в дефиците…
– Господи, такую случайность счастливой мог назвать только человек с двумя необыкновенными фамилиями!
– …обыск мы закончим. Рано или поздно. Потом начнется самое веселое: я призову на помощь всю свою фантазию и юридические познания, чтобы выписать вам колоссальных размеров штраф! А я, Гавриил Божий, крайне прилежно училась и окончила юрфак имени Лжедмитрия Широкоустова с сапфировой медалью и пурпурным дипломом.
Специфический звук, с которым легкие набирают воздух перед сокрушительным криком отчаявшегося мужчины:
– Отстань от меня! Ты! Пута́на из преисподней!
Торжествующий голос полицейской:
– А пятнадцать суток в придачу не хочешь?
– Вот тебе крест – сок это, не пиво!
– Наглое вранье. Я слышала, как ты говорил о будвайзере. Повесишь мне еще раз лапшу на уши – закую вот в эти наручники и дубинкой добавлю по башке!
Молчание. Чуть погодя раздаются мужские всхлипы.
– Дура.
– Сам дурак.
– Всё испортила.
– Ничего, переживете.
– Всё погубила-а-а…
– Да будь вы неладны! Ну что я тут погубила?
– …алкаш я! Закоренелый. Все наркологи Архангельска здороваются на улице, байки травят обо мне, мол, бессмертный, бессмертный. А как не травить-то? Закодировали, так я через неделю литр егермейстера уговорил. Ломало, в реанимацию попал. Тогда Господь одарил мудростью: не пойду к психологу – точно в ящик сыграю. В этом все дело, Анна Васильевна, понимаешь? Психолог велел притворяться… метода такая… ну чтобы все натурально было: и пакетик, и бутылка пива, и немного запаха. Но в бутылке – сок! Мне эта психмахинация помогала тягу к спирту ослабить, жить как все живут. А тут ты нарисовалась, нервы трепать взялась со своим обыском и перчатками латексными. Знаешь, как мне бухать теперь хочется? Точно – Преисподняя ты.
Тихий голос полицейской, почти виноватый:
– …держите.
– Что?
– Ваш паспорт, вы свободны.
– Передумали, товарищ полицейская?
– Передумала. Берите документ, прячьте ваш пакет и бегите подобру-поздорову. У меня вон смена к концу подошла. Имею полное право не работать. Так устала от вас, что уже совершенно плевать, брешете вы или нет. Ну, чего сидим? Я вас отпустила. Бегите, а то передумаю и возьму сверхурочные…
Голос Гавриила твердеет:
– Ну нет, товарищ полицейская, ну-ка возьмите этот пакет с бутылкой!
– Зачем это?
– Возьмите-возьмите. Вы в честном человеке сомневаетесь? Испробуйте-ка сами. От бутылки, может, и пахнет пивом, да только внутри ничего спиртного. Пробуйте, ну.
– Я при исполнении!
– А смена-то кончилась. Пейте! Не срамите мою совесть…
Пауза.
– Черт с тобой, Гавриил из Архангельска. Давай сюда, докажу, что верю. Но после – беги по своим делам. Быстро беги.
– Ага.
Слышно характерное шуршание пакета. Осторожный глоток. И тут же – разгневанный крик: «А-А-А!»
– Дьявол, что за херня?!
– Пиво.
– Понятно, что пиво! Почему глотка полыхает?!
– Лимитированная партия: солод, хмель и вода.
– И все?
– Нет. Архиепископ специально ездил на пивоварню освятить воду. Крест свой там утопил на дне чана. Представляешь, демонюга ты наивная?
Надменный смех Гавриила.
– Выщипаю… перья… д-до ед-диного…
– Придумать две дерьмовых фамилии – все, на что тебя хватило. Как ты перья мне щипать собралась, отродье адово?!
– Сам не лучше! Что ангел на станции метро забыл?
– А ты зачем меня спровадить пыталась, Пута́на?
– Нужда.
– Нужду – справляй дома. Куда вы там во имя вечных мук испражняетесь? На голову Сатане? Этот недолюбленный папой фетишист обожает, когда у него меж рогов преет и вонь стоит… Нет? Но идею-то на карандаш возьми. И пиво мое отдай, прольешь – испепелю.
– …щ-щ-ас такое пиво отдам… батька тебя днем с огнем не сыщет…
– …не смей, тут люди!
Щелчок пальцами.
– Ты что сделала, нечисть?
– Отвела смертным глаза. Они теперь ничего не почувствуют и не увидят, если ты будешь покорно предаваться мукам… Готовь свой ангельский курдюк, пернатый!
Раздается треск полыхающего пламени, слышно, как донышко чего-то стеклянного ударяется о каменный пол… Начинается словесная чехарда – поочередно сменяются угрозы демоницы и совершенно неприличный ангельский мат-перемат. Станцию метро наполняет гул преходяще-уходящих поездов, гомон, взрывающиеся от борьбы высших сил лампочки и привычный моцион совершенно ничего не подозревающих хумансов.
– На в рожу, святоша!
– Ай, мои брови! Брови горят! Тьфу, засранка рогатая… Сама напросилась… Отче наш, Иже еси на небесе́х! Да затрещит от запора у этой проклятой демонюги задница, да подцепит она вшей и вычешет себе весь загривок до дыр плешивых, да будет воля Твоя, Господи, а у нее будет цистит вечный, да прии́дет Царствие Твое, а демонюга эта породнится с махровым абьюзером, коего свет еще никогда не рожал, но породит обязательно. Аминь.
Истерический женский смех.
– Не сработало-о-о-о. Не сработало! Не сработало!
– Как же так?! Это мое самое сильное заклятье!
– Мой черед...
Хорал, совершенно неестественный, явно сатанинский, раскатывается по всей станции. Взрываются еще несколько лампочек. Секундой позже голос Анны Васильевны слабеет:
– Какого единорога тут происходит?
Резкая пауза.
– Отвечай, рогатое отродье: какова вероятность, что Архангел и Архидемоница заговорят друг с другом на станции московского метрополитена в утренний час пик?
– Один раз в никогда! И прекрати мне указки раздавать, бесишь.
– Небесная Канцелярия не могла так худо исполнить работу, они всегда просчитывают мой рабочий маршрут и всяким продажным Пута́нам вроде тебя на нем места нет. Воистину пора кого-то увольнять, разнежились! Тем не менее признаю очевидный факт: мы с тобой тут встряли, демонюга. Именно «встряли», потому как «встречей» называть сие богохульство язык не поворачивается.
– Хватит причитать! Жалобную книгу у своих попросишь там… И вообще, тебе уже дважды повезло со мной.
– Обнаглела вкрай.
– Кто смертным глаза отвел, а?
– Допустим, ты.
– Кто мордобой решил остановить? По твоим ангельским зенкам видно, как ты и сейчас в мою глотку метишь.
– А чего ты хотела? У меня в крови вас, гнид подземных, рвать на лоскуты.
– Наша стычка запросто могла закончиться разрушением…
– …планетарного ядра как минимум. Понимаю. Сил-то у нас – едрена мать не знает сколько!
– Больше ни-ни.
– Больше никаких драк, Анна! Мне кровь в голову ударила, погорячился. И папа не простит, если мы планету сломаем.
Молчание.
– Карты на стол?
– Карты на стол.
– Ад сослал в командировку, искала кое-кого. Не скажу, что важная персона. Так, отставной козы художник.
– Касьян Пьяных? Ты искала вон того чудилу посреди станции, который сейчас с холстом и кисточками возится, мешая всем прохожим? Невероятно.
– Ага! Сегодня он решил спуститься за вдохновением в метро. Правда, Касьян мог бы выбрать локацию интереснее, вроде «Комсомольской» или все ту же «Маяковскую». Но, имеем что имеем.
Вздох.
– Лететь сюда из самого Архангельска ради этого болвана… Мне, Божьему созданию, было уготовано спуститься под землю, воспользоваться услугой хтонического духа-червя и угодить прямиков в аншлаг недовольных хумансов. Как там изначально планировалось… А, точно: добраться до скамейки, выпить пивка, незаметно помочь Касьяну. Почему не сбылось-то? Почему?
– Ну так из-за меня.
– Это был риторический вопрос. Конечно, из-за тебя!!! Статья за распитие, пурпурный диплом Лжедмитрия… Господи, Анна! Ну какой из тебя демон?! Ты – актриса, срочно меняй профессию и спасай свою душу.
– А сам-то! Тот еще актеришка: «я – алкаш», «закоренелый», «на, выпей – там сок». И ведь повелась, дура…
Смех.
– И что дьяволу нужно от Касьяна?
– Стандартная программа: совратить душу, чтобы после смерти попала куда положено. Застолбили, так сказать, нерадивого художника.
– Господи, да он популярен: наверху тоже «застолбили». А совращать собралась через картину?
– Ага. Пару слов на ушко – и ты обреченная на ад зверушка. Нашепчу сомнений, заставлю вспомнить былые обиды, разбережу страхи – и рука Касьяна дрогнет: картина выйдет посредственной. Художники – люди ранимые, когда дело их жизни начинает смердеть, они сами медленно гниют изнутри. Легкая мишень, если честно. Скучная.
– С другой стороны, они быстро излечиваются. Словно феникс возрождаются из собственного праха. Не без ангельской помощи, естественно.
Молчание.
– …у нас были планы, реализовать – не вышло. Что нам остается, Гавриил? Мы не можем нашептать Касьяну, потому что не можем убить друг друга. Две необузданные силы мироздания, почти всемогущие, совершенно бессильны в этой ситуации.
– Честно, я в растерянности!
– Тогда наблюдаем. Наблюдаем и надеемся на его волю.
И снова смех.
– Ань, не смеши меня. «Его воля» – это заранее в твою пользу. Мухлеж. Свою Свободу Воли он проявит, выбрав путь в низовья бездны. И никак иначе. Порадуется ли он своим успехам? Да ни за что! Какой же род людской все-таки капризный, особенно художники и писатели: то сожгут, то порвут, то повесятся. Морока, морока, морока!
– Скинуть его под поезд? Я могу. Скажем своим, что сам споткнулся.
– Демонюга предлагает Архангелу убийство хуманса потому, что этот хуманс неудобный?
– Слишком неудобный, Гавриил! Слишком.
– Господи…
– Ты молиться, что ли, начал? Не при мне!
– Ань, мы не будем убивать и делать вид, что он сам споткнулся. Как ты догадалась, у нас нет иного выхода, кроме наблюдения. Им и займемся. Но прежде ответь на один очень серьезный вопрос: ты не заметила, куда запропастился мой будвайзер?
***
Пауза, во время которой раздается утробное «ул-ул-ул». И тут же – блаженное «а-а-а».
– Хорошее пиво, пенистое, мягкое!
–У нас работа, а ты распиваешь, Архангел. Стой. А может, ты смирился с тем, что его душа отправится в Ад?
– Во-первых, у нас такого пива нету. Во-вторых, я поразмыслил и решил не нервничать. То без толку. Работа Архангела – верить в хуманса, а нашептать – это не всегда обязательно. Его картина… она ему понравится, душе Касьяна не сгнить.
– …в-третьих, Касьян шел к этому провалу всю жизнь.
– Преисподняя, хочешь что-то сказать? Точно хочешь: вон как щеки расперло! Это все от радости? Говори уж.
– Просто наблюдай, Гавриил.
Короткая пауза.
– Червивая свора! Надобно вам жизнь хумансу испоганить. А чего он сделал? Сей художник свое звание заслужил не потому, что талант имеет, а вопреки трудностям. Возможно, он на кон поставил все свои удобства, лишь бы писать картины.
– Да-да, Касьян все поставил… до последнего фантика. Отказался от стольких вариантов, а ведь мог уже быть при деньгах. Подумать только, с каким размахом и сокрушительным треском он шлепнется оземь. Ну, чего ты расстраиваешься, Гавриил? Как мне было по-другому взрастить маньяка?
– Сколько?
– Что?
– Сколько вы его уже мурыжите?
– …с младенчества. Теперь понимаешь, как сильно отстали ангелы? Касьяну уже тридцатник! Он воспитан нами бережно и «правильно». Идеальный кандидат.
– Пф-ф.
– Чего фыркаешь, пернатый? Поражен? Куда вашей седой канцелярии до нашего дьявольски гениального плана. Поделюсь с тобой секретом: знаешь, сколько успешных топ-менеджеров Газпрома попали к нам за последний год? Десятки. Десятки талантливых людей стимулируются изощренными муками, чтобы сотворить роскошный во всех смыслах бизнес-план по порабощению душ.
– Отрыжка.
– Чего?!
– От пива… отрыжка. Прости. Топ-менеджеры – это вы здорово придумали, поздравляю.
– Уши серой забились?
– Со слухом у меня все в порядке, Ань. На самом деле мы еще прабабку Касьяна благословили на замужество. Наши планы… ну самую малость, тянутся испокон веков. Божий замысел. Слыхала о таком?
Молчание.
– Чушь. Не верю, что вы так далеко всё предвидели!
– А ты проверь, Фома неверующая.
– Чего тут проверять? С Адольфом Г. вы точно облажались… Ой! Не может быть! Вы не любите евреев?
– Нет, мы всех любим. Но с Гитлером вышла промашка, признаю. И то лишь потому, что его ангел сломал крыло, не смог присутствовать в нужный момент становления личности. Забавно, Адольф ведь тоже был художником в самом начале.
– М-да, в какой-то мере ситуации похожи.
– В какой-то мере, Ань.
– И все-таки!
– Нет, Касьян спасет свою душу.
– Откуда такая уверенность, Гавриил? Из-за Божьего замысла? Хрень. Касьян начал рисовать лишь по нашей адской прихоти. Когда он был мальчишкой, мы подкинули ему цветные мелки. А родителям нашептали восхититься сыном. А иначе Касьян выбрал бы совершенно иную судьбу, в которой нет места призванию, высоким мечтам и веры в то, что можно быть успешным художником.
Смех Гавриила.
– Демоны помогли человеку обрести предназначение. Спасибо, Анна, вы постарались ради всех ангелов. На какой адрес выписать премию? Улица Невыносимых Идиотов, дом шесть, подъезд шесть, квартира шесть? Всегда было интересно, почему вы так зациклены на шестерках. Кажется, это какой-то диагноз. Вам бы…
– …делая из меня дуру, ты умнее не становишься. Демоны разожгли его жажду к творчеству до помешательства. Когда Касьян найдет свое отчаяние, его мечта обернется трагедией, а он сам превратится из художника в убийцу, насильника и торговца органами…
– Умирая, отец велел Касьяну не отрекаться от пути творца.
– И что с того?
– Переломный момент. Тогда сформировались первые убеждения и помыслы Касьяна. Да ему не суждено быть злодеем.
– Ломать убеждения – моя любимая работа. Смотри внимательно, Архангел. Запоминай, насколько велик Ад!
– Вечно ты меня поучаешь: смотри сюда, смотри туда. Ну, что там? О, надо же! Он полез в мобильник. Неужто сейчас узнает, что подписался на прогноз погоды за тысячу рублей в неделю? Ну, удиви меня. Что же там такое?..
– А ты знал, что Касьян семь лет живет на съемной квартире в подмосковных Химках? Денег едва-едва хватает, и девушка им крайне недовольна.
– Конечно.
– Касьян получил сообщение с работы: его только что уволили.
– Серьезный уровень, Анна! Ты молодец.
– Издеваешься?
– Вакансия для будущей жены Касьяна давным-давно готова! Зарплата хорошая, девчонка о нем позаботится, пока он не встанет на ноги. Для этого, собственно, семью и заводят: помогать друг другу.
– Семью? Ха-ха. А сможет ли хрупкое и творческое мужское эго выдержать измену любимой? Вы же у нас такие нежные Божьи создания, чуть что – сразу плакать и проклинать всех баб на свете. У этой девчонки и свои желания имеются. На кой ей мужик, который не может о себе позаботиться? Надоело! Вот она и решила немного пошалить на стороне, посмотреть, так сказать, что на московских витринах стоит-красуется.
Еще один жадный глоток – и снова довольное «а-а-а».
– Касьян станет великим. Пускай эта женщина немного подождет, зато потом сорвет сочные плоды апельсинового дерева, чтобы насладиться смузи.
– Дерево – это Касьян?
– Именно!
– Ну тогда – упс…
– Что такое?
Смех Анны.
– А вот и его будущая-бывшая девушка.
– Так не честно, демонюга… устыдись!
– Стыд – что это?
– Неужели все так кончится? Ну, твоего ж родителя, Касьян! Не смей отчаиваться из-за этой неверной блудницы, заклинаю тебя Господом Богом.
– Заклинай не заклинай, а не поможет.
– О чем они там болтают?
– Обыкновенный разговор между женщиной и мужчиной перед тяжелым расставанием. Предполагаю, что-то в этом роде: «Прости. Я тебе врала. Я так больше не могу, нам надо взять паузу и… я тебе изменила, изменила, изменила! Ах-хах-ах. Слышишь, Касьян, я тебе изменила и больше не люблю тебя, дурень!»
– …на кой хрен я тебя спросил? Талдычишь одну ерунду.
– Ерунду? Знаешь ли ты, Архангел, как обычные «слова нелюбви» могут ранить? Сильнее, чем объявление о скором ядерном ударе по родному городу, где все еще живут твои мать и отец.
– Такими темпами он рисовать бросит! Не думала?
– А откуда вообще у людей берутся силы для творчества? Это ж всегда по-разному. Касьян Пьяных, к примеру, черпает силу из страданий. Чем их больше, тем яростнее мазки по полотну; извращенный мотив истории на его холсте будет написан мрачными красками. Подумать только, муки – топливо, ах, идеальный Касьян, топ-кандидат в Ад.
– Посидим в тишине.
– Посмотрите, так выглядит Архангел, который сдулся.
Молчание. Слышится усердное сопение, которое становится все активнее.
– О чем задумался, пернатый?
– …Великий Божий замысел и коварный Дьявольский план, Архангел и Архидемоница на станции метро, а причина этого всего Касьян.
– И что с того, Гавриил?
– Среди десяти миллиардов – именно этот художник. Среди столь малочисленных и могущественных созданий Ада и Рая – именно мы с тобой.
– Случайность.
– Мне крайне хочется видеть в этом случайность. Но не стыкуется, Ань. Мне нужно, как бы это выразиться, увидеть картину целиком. Всю картину… Картина? Точно, его картина!
– Давай без домыслов, прошу тебя.
Голос Гавриила свирепеет:
– Много. Много внимания Ад уделил этому смертному. Не надуришь меня, демонюга! Нужна его душа? Маньяка хочешь взрастить? Ага, с-час. Срать вы на нее хотели с высокого утеса. А теперь давай, соври мне, скажи, будто это не так. Скажи, что я ошибся. А?
Уставший вздох Анны:
– …дьявол всегда на шаг впереди. Ты опоздал в тот момент, когда вышел из дверей «хтонического духа». А мне было нужно тебя немного заболтать.
Щелчок пальцами. Крик Гавриила:
– Гиена! Иди-ка подумай о своем поведении на контактном рельсе с прибитой башкой. Н-на!
– Ай… Вот козел! Исподтишка да бутылкой дрянного пива по голове… Эй, не тащи меня туда! Не тащи, козел!
– И ничего оно не дрянное. Идеальное светлое нефильтрованное – для меня, и стеклотара, ты уж прости, Анька, – для тебя.
Раздается звук падающего на рельсы тела и рокот приближающегося поезда.
– Это поубавит твой… рост. Страдай, демонюга.
– Выкуси!
– Что? Как? Откуда ты взялась? Я ж тебя секунду назад скинул!
– Телепортация! А теперь вопрос: что сказал Джерард Батлер персидскому послу в фильме Зака Снайдера?
– Откуда мне знать, идиотка?
– Это СПА-РТА-А-А!!!
Звучит гулкий удар чего-то острого и тонкого о что-то мягкое и податливое, следом – хруст костей, треск лобового стекла… и ликующий возглас Анны:
– Когда силы равны, главное – это эффект неожиданности и меткий удар шпилькой в ребро. Ну и тормозной путь поезда никто не отменял. А пока ты оклемаешься и доберешься назад, Касьян уже все закончит. И тогда… тогда… Ай, что за свет? Режет глаза… зар-р-раза!
– Реинкарнация, обычное дело для Архангела. Как бы мне помягче донести, гиена ты уродливая, что сейчас будет о-очень больно. Ну прямо нестерпимо.
Проходит по меньшей мере час, прежде чем скрытая от людских глаз перепалка между двумя сверхсуществами заканчивается унизительной для обеих сторон ничьей. Звучит тяжелое и хриплое дыхание Гавриила, порывистое и свистяще-булькающее сопение Анны.
– Кажется, из моего носа вытекает костный мозг. Давненько мне так рожу не ломали. А ведь я – девушка, будь ты проклят. Можно хоть немного уважения к слабому полу?
– Можно, лупить больше не стану. Утомился.
– Выражение «битый час» взыграло новыми красками. В основном бурыми и красными. Х-х-х – тьфу. Оп-а, минус зуб. Сволочь, передний зуб мне выбил! Ай, два зуба!
Довольный смех Гавриила.
– Красотка. Теперь оправдываешь свою девичью фамилию. Хе-хе. Ты ведь в курсе, что раньше проституткам…
– Дьяволом заклинаю, Гавриил.
– Понял, переборщил.
– Чего в драку-то полез? Знаешь ведь, силы равны. Потасовка была совершенно напрасной.
– Чего?! Ты еще спрашиваешь?! Картина, конечно. Ад не хочет душу Касьяна, это, скорее, бонус к основному блюду…
– Догадался, пернатый. Эта картина войдет в историю человечества как причина одной из самых разрушительных войн за все время бытия. Для Ада такая война – лучшее средство по сбору душ, которые просто-напросто еще не успели искупить грехи, а потому попадут прямиком к нам.
– Вот где псина-то зарыта.
– А ты, Гавриил, думал, успеешь на Касьяна повлиять, пока я на рельсах валяюсь?
– Думал.
– Увы, Архангел. Не суждено тебе.
– И плевать! Мы о нем много и долго заботились. Не исключена вероятность, что Касьян напишет такой шедевр искусства, который окончит все войны и распри. Не исключено, что итог его работы обернется наивысшим творческим порывом божественного уровня. Он создаст не картину – артефакт!
– Говорят, пернатые не способны бредить наяву. Однако ты удивил, Гавриил. «Наивысший творческий порыв божественного уровня» – хрень какая-то! Его душу сожрал адский червь. Посмотри на него – чего этот Касьян может создать божественного?
– Вижу. И что? Я верю. И весь пернатый небосвод верит. Бог верит.
– Глупец, на твоих глазах он создает причину великой войны!
– Касьян – мессия, картина – принесет мир!
– Реки обагрятся кровью…
– Хумансы познают приличие, отринут дьявола…
– Разруха, смерть, болезни…
– Высокие зарплаты, доступное жилье и никаких давок в метро…
– Он…
– Он…
Крик Гавриила и Анны, звучащий в унисон:
– ОН ПРОЛИЛ КРАСКУ НА ХОЛСТ!
Гавриил, разочарованно:
– Как это произошло?
Анна, гневно:
– Идиот, идиот, идиот!
Гробовое молчание. Даже поезд не смеет сейчас прибыть на станцию.
– Удивительно…
– Что?
– Мы так боролись за него, Ань. Касьян столько сомнений, столько взлетов и падений из-за нас пережил. И вот мы решили положиться на его Свободу Воли. К чему это привело? Неуклюжесть уничтожила шедевр. Чертова Свобода Воли, чертов Касьян, чертова картина. Даже знать не хочу, что он там пытался нарисовать!
– …Архангелу можно так отзываться о подарке Бога?
– А вот пусть знает, что я против.
– Не могу тебя не поддержать. Зачем было ею, Свободой Воли этой, делиться со всеми людьми и другими существами вроде нас с тобой?
– Знаешь, демонюга, я и сам уже ни черта не понимаю в Божьем Замысле! И не желаю понимать. Устал. Все, чего я сейчас хочу, так это…
– …что?
– Где тут пиво хорошее подают?
– Спрашиваешь! Да вся Москва работает на спирту, только поэтому еще и не развалилась. Из метро выйдешь – в любую сторону двигай до первого цветастого баннера.
– А ты?
– А что, я?
– Со мной пошли, Ань.
– Да чтобы Архидемоница выпивала с кем-то вроде тебя?!
– В пекло эти стереотипы.
– Дьявол, куда катится этот мир…
Эпилог
Где-то вдалеке слышен стук капель дождя о стекло; ближе, сливаясь со множеством людских разговоров, угадывается мелодия PinkFloyd. Чей-то голос подпевает на чистом английском:
– Daddy'sflownacrosstheocean… Leavingjustamemory…
Другой голос подхватывает враспев, но уже на русском:
– …Снимок в семейном альбоме… Папочка, что еще ты мне оставил?.. Папочка, что ты мне оставил после себя?.. Всего лишь еще один кирпич в стене…
– А мне ты не оставил и снимка. Верно, решил, воспоминаний будет достаточно? Хотя… зная твою жестокость, я скорее был очередным кирпичом в стене мироздания, чем кем-то, кому оставляют подарки. Привет, папочка.
– Привет, Сатанаил.
Молчание.
– Это все твое, папа?
– От кисточек до треног, холстов, подрамников и даже старенького столика, купленного на распродаже в прошлом августе. Верно, это вся моя жизнь.
– Звучит как бедность.
– Звучит как отсутствие иных нужд. Мне достаточно быть здесь, в этом здании. Тут мощный творческий антураж. Глянь вокруг: высоченные потолки, железные балки, стеклянные громадины вместо окон. Чувствуешь творческий позыв? Я – да. А ведь здесь случаются особенно крутые деньки, когда собираются художники со всей Москвы, чтобы участвовать в выставке…
– Как сегодня?
– Да, как сегодня! Я, кстати, тоже кой-чего написал. Есть желание купить у меня картину? Не стесняйся, Сатанаил, давно же не виделись. Выбирай.
– …предпочитаю покупать у тех, кто на виду. Ты забился в самый темный угол цокольного этажа. Я и наткнулся-то на тебя совершенно случайно, увлек мотив песни…
– Звучит как старенькое обвинение.
– Жизнь благоволит тем, кто не прячется в чулане собственного мироздания.
– Интересная игра слов.
– Если я что-то куплю, ты ничему не научишься, останешься в тени и сгинешь в безвестности. Такого конца ты возжелал, папочка?
– Знал, что поговорка про благие намерения и дорогу, сам понимаешь куда, появилась из-за твоих делишек?
– Да.
– …ты все такой же, Сатанаил. Ну, ничего… ничего страшного. То – верно, я придерживаюсь мнения, что во внимании масс нет счастья. А запереться в чулане собственного мироздания, как ты изволил выразиться, и творить оттуда – вот чего хочет мое сердце.
– Игра в прятки? Тебе надоест!
– Нисколько.
–…ты словно мышь!
– …словно тот, кому знакомы мозоли созидания и вес крохотной ошибки. Мышам этого не понять, котам тоже.
– Ересь! Тогда как, скажи мне, ты собираешься продавать картины?
– Я?!
– А кто ж еще?
– Картина – всего лишь слово, название для предмета. Но разве ты покупаешь только предмет?
– Нет, конечно!
– Сюжет – лучший продавец, даже не подумаю с ним тягаться.
Пауза.
–…покажи мне вон то полотно, без рамки.
– Уверен?
– Ты сам сказал: продает сюжет, а не картина. Или ты еще не окончил?
– Отнюдь. Вот, смотри.
Молчание.
– Знакомые лица ты нарисовал… Анна прекрасна даже с увечьями, а этот бомж без изменений: отвратителен тысячи лет кряду. Но я вижу в этой работе дефект – кляксу! Явно не часть твоего замысла. И ты утверждаешь, будто картина закончена. Дуришь, папа?
– «Станция „Проспект Мира“» закончена.
– Неужели?
– Все до последнего мазка на своем месте.
Смех Сатанаила.
– Отбросим метафоры! Омерзительный бомж напал на девушку в полицейской форме – как этот сюжет продаст картину?! Быть может, огромная клякса на половину полотна все-таки скрывает нечто важное?
– Клякса – самая важная часть картины!
– Как так?
– Гавриил, которого ты упорно называешь бомжом, по невероятному стечению обстоятельств встретился с Анной. После – они боролись за эту картину, которая была крайне важна для них.
– Продолжай…
– Мне пришлось совершить преднамеренную ошибку.
– Неужто...
– …в миг, когда два непримиримых врага всерьез задумались о Свободе Воли, картина была закончена. Мне больше нечего было к ней добавить. Понимаешь? Клякса стала частью целого, она – главный участник сюжета.
– Ошибка, которая была необходима… Я куплю картину, если ты честно ответишь на вопрос: клякса дала свои плоды?
Молчание. Потом – уверенный голос художника:
– Ты, верно, забыл, Сатанаил. Свобода Воли – это первая преднамеренная ошибка в формуле мироздания, благодаря которой зародилось человечество. Что до кляксы – эти двое сейчас пьют будвайзер в баре, смеются и обсуждают, как сильно облажались на работе. Более того, преднамеренная ошибка дала тебе возможность сегодня читать сюжет на этом холсте и вести со мной беседу. Последнего ты хотел тысячи лет. Ну так что, мой блудный сын, берешь картину?
– Беру, отец.
Октябрь - декабрь 2024г.
Автор: Алексей Кононов (Fatum)
Источник: https://litclubbs.ru/articles/68323-radiopesa-stancija-prospekt-mira.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Оформите Премиум-подписку и помогите развитию Бумажного Слона.
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: