— Василий, это что такое?
Инга стояла посреди прихожей, держа в руках вскрытый конверт из плотной серой бумаги. Её голос был неестественно спокойным, звенящим, как натянутая струна. Прошло три месяца с того рокового ужина. Три месяца хрупкого перемирия, которое, как ей казалось, медленно перерастало в нечто похожее на мир. Василий продал гараж, и вырученные деньги почти целиком ушли на погашение самых диких процентов в МФО. Он устроился на подработку по выходным, перестал жаловаться на усталость и даже несколько раз принёс ей цветы без повода. Инге хотелось верить, что кризис миновал, что её муж повзрослел.
Этот конверт, небрежно брошенный в почтовый ящик, разрушил иллюзию вдребезги.
Василий вышел из ванной, вытирая волосы полотенцем. Увидев в её руках официальный бланк с красной шапкой «Служба взыскания задолженности», он побледнел.
— А… это… Наверное, ошибка какая-то. Маме опять шлют, а адрес перепутали.
— Здесь твоя фамилия, имя и отчество, Вася. И мамино. Вы оба указаны как должники. Солидарные. Тут написано, что ты не просто сын. Ты — поручитель.
Она протянула ему письмо. Руки у неё не дрожали. Внутри всё похолодело, превратилось в кусок льда. Василий пробежал глазами по тексту, и его лицо стало виноватым и жалким. Тем самым, которое она так ненавидела.
— Инга, я могу всё объяснить…
— Объясняй, — её голос не потеплел ни на градус.
— Ну… когда мама брала эти деньги… они попросили поручителя. Она мне позвонила, плакала, говорила, что без этого никак не дадут на зубы. Сказала, это просто формальность, для галочки. Я подъехал, подписал бумажку, даже не читал толком… Я не думал, что это так серьёзно!
— Не думал? — Инга рассмеялась. Сухой, безрадостный смех вырвался из её груди. — Ты не думал?! Василий, тебе сорок два года! Ты работаешь с техникой, подписываешь наряды, ведомости! И ты не знаешь, что такое быть поручителем? Ты правда хочешь, чтобы я в это поверила?!
— Да я… я тогда растерялся! Мама так давила… — он сделал шаг к ней, пытаясь взять за руку, но она отшатнулась, как от огня.
— Не трогай меня! — её спокойствие дало трещину, и наружу вырвалась обжигающая ярость. — Ты не просто не подумал! Ты мне солгал! Ты солгал мне тогда, когда я разоблачила твою мать! Ты сидел с виноватым видом, просил прощения, клялся, что теперь всё будет по-честному! А сам всё это время знал, что этот долг висит на тебе так же, как и на ней! Ты знал, что это НАШ ОБЩИЙ долг, потому что по закону поручитель отвечает всем своим имуществом, в том числе и долей в совместно нажитом! Ты это знал?
Он молчал, опустив голову.
— Знал, — прошептал он.
Лёд в груди Инги раскололся на тысячи острых осколков. Боль была почти физической. Её предал не только муж, ослеплённый материнской любовью. Её предал человек, которому она, вопреки всему, решила дать второй шанс.
— Зачем, Вася? — спросила она уже без крика, почти шёпотом. — Зачем ты это сделал?
— Боялся, — выдавил он. — Боялся, что ты уйдёшь. Если бы ты тогда узнала, ты бы сразу ушла. А я думал… думал, продам гараж, потихоньку выплатим, и ты никогда не узнаешь.
— Думал, я дура, — закончила за него Инга. — Думал, можно меня обманывать бесконечно. Сначала мама, теперь ты. Вы отличная команда.
Она прошла мимо него на кухню, бросила письмо на стол. Села на табурет и обхватила голову руками. Это был не просто конец перемирия. Это был конец всего.
Жизнь превратилась в тягучий, серый кошмар. Они стали чужими людьми, живущими в одной квартире. Разговоры свелись к коротким бытовым фразам: «Передай соль», «Тебе оставлять ужин?». Василий пытался заговаривать, извиняться, но Инга возвела вокруг себя стену, пробить которую было невозможно. Она работала, приходила домой, закрывалась в комнате. Деньги, которые она раньше вкладывала в общий бюджет, теперь лежали на её личном счёте. Она платила только свою половину коммуналки, продукты покупала себе сама.
Звонки от коллекторов стали регулярными. Они звонили на домашний, на мобильный Василию. Иногда, когда он был на работе, трубку брала Инга. Вежливый, но стальной голос на том конце провода монотонно объяснял ей последствия неуплаты: суд, приставы, опись имущества. После каждого такого звонка она чувствовала себя опустошённой и униженной.
На работе тоже было неспокойно. В торговом центре сменился собственник, пошли разговоры о сокращениях. Атмосфера была нервной, все ходили на взводе. Инга, всегда собранная и эффективная, стала допускать ошибки, забывать о мелочах.
— Инга Викторовна, зайдите ко мне, пожалуйста, — раздался в один из таких дней голос в её рабочем телефоне. Это был Дмитрий Сергеевич, новый начальник юридического отдела, которого прислало новое руководство.
Инга вздохнула и пошла в его кабинет, готовясь к очередному неприятному разговору. Дмитрий был её ровесником, всегда безупречно одетый, с умными, проницательными глазами. Он держался отстранённо, но был вежлив и корректен.
— Присаживайтесь, — он указал на стул напротив своего стола. — Я по поводу договора с клининговой компанией. Тут есть несколько спорных пунктов…
Они минут двадцать обсуждали рабочие моменты. Дмитрий говорил чётко, по делу, но Инга чувствовала, что он смотрит на неё как-то особенно внимательно.
— Мы всё уладим, — сказала она, поднимаясь.
— Я не сомневаюсь, — ответил он. — Инга Викторовна… простите за нескромный вопрос, у вас всё в порядке? Вы выглядите очень уставшей в последнее время.
Его участие было таким неожиданным, что у Инги на глаза навернулись слёзы. Она не плакала с того дня, как нашла письмо. Она запретила себе плакать. А сейчас плотина была готова прорваться от одного простого человеческого вопроса.
— Простите… Просто… сложный период, — она быстро смахнула предательскую слезу.
— Если нужна будет помощь, не юридическая, а просто… поговорить. Или совет какой-то. Вы обращайтесь, — тихо сказал он. — Мой кабинет всегда открыт.
Инга только кивнула и быстро вышла. Весь оставшийся день она думала о его словах. Впервые за много месяцев кто-то увидел в ней не функцию — администратора, жену, невестку, — а просто уставшую женщину, которой нужна поддержка.
Через неделю ситуация обострилась. Коллекторы перешли от звонков к действиям. Утром, уходя на работу, Инга увидела на двери их квартиры надпись, сделанную чёрным маркером: «ДОЛГ». Сердце ухнуло вниз. Соседка, баба Маня, высунувшаяся из своей двери, посмотрела на неё с осуждающим любопытством. Инге хотелось провалиться сквозь землю.
На работе она не находила себе места. Руки дрожали, мысли путались. Во время обеденного перерыва она сидела в подсобке, тупо глядя в стену, когда дверь тихо открылась. Вошёл Дмитрий.
— Я слышал, что у вас случилось, — сказал он, присаживаясь рядом на коробку с оргтехникой. — Охранник доложил.
Инга молчала. Ей было стыдно до слёз.
— Инга… — он впервые назвал её по имени. — Не молчите. Это серьёзно. Вам угрожают. Это уже не просто гражданский спор, это может перейти в уголовную плоскость.
И тут её прорвало. Она рассказала всё. Про свекровь, про пирамиду, про кредит, про ложь мужа, про его поручительство. Она говорила сбивчиво, глотая слёзы, а он просто сидел рядом и молча слушал. Он не перебивал, не давал оценок. Он просто слушал. Когда она закончила, обессиленная и опустошённая, он протянул ей стакан воды, который откуда-то принёс с собой.
— Спасибо, — прошептала она.
— Это вам спасибо за доверие, — сказал он мягко. — Ситуация сложная, но не безвыходная. Первое, что нужно сделать — написать заявление в полицию по факту порчи имущества и угроз. Второе — нужно посмотреть ваш кредитный договор и договор поручительства. Есть нюансы. Иногда такие договоры можно оспорить, если были нарушены процедуры.
Он говорил как юрист, но в его голосе было столько искреннего сочувствия, что Инге стало немного легче.
— Я не знаю, где эти документы. Наверное, у мужа.
— Попросите его принести. Скажите, что нашли юриста. Я посмотрю их неофициально, как частное лицо. Денег не возьму, — он упредил её вопрос. — Просто хочу помочь. Инга, вы очень сильная женщина. Но даже самому сильному человеку иногда нужна помощь. Нельзя всё тащить на себе. Руки опускать нельзя никогда. Слышите? Бороться можно и нужно всегда. За себя, за своё спокойствие, за свою жизнь.
Она посмотрела в его спокойные серые глаза и впервые за долгое время почувствовала не отчаяние, а укол надежды. Может быть, он прав. Может, ещё не всё потеряно.
Вечером состоялся ещё один тяжёлый разговор. Инга, без предисловий, потребовала у Василия все документы по кредиту.
— Зачем тебе? — насторожился он.
— Я нашла юриста. Он посмотрит.
— Какого юриста? Сколько ему платить надо? У нас и так денег нет! — он тут же перешёл в нападение, это была его лучшая защита.
— Это не твоя забота! — отрезала Инга. — Человек посмотрит бесплатно. Документы. На стол. Сейчас же. Иначе я завтра же подаю на развод и раздел имущества. И можешь быть уверен, я найду способ доказать в суде, что этот долг — твой личный, а не семейный, потому что ты меня обманул!
Её голос звенел от холодной решимости. Василий понял, что это не пустые угрозы. Он покорно достал из ящика комода пухлую папку и положил перед ней.
На следующий день Инга принесла документы Дмитрию. Он попросил оставить их ему до вечера. Весь день она была как на иголках. Что он там найдёт? Есть ли хоть какой-то выход?
Вечером Дмитрий снова позвал её к себе.
— Я всё изучил, — сказал он, когда она села. — Договор составлен хитро, но в целом грамотно. Придраться сложно. Ваше поручительство законно. Но есть один момент.
Он подвинул к ней один из листов.
— Смотрите. В анкете заёмщика ваша свекровь указала, что её ежемесячный доход составляет сорок тысяч рублей. Пенсия плюс доход от сдачи в аренду дачи.
— Но она не сдаёт дачу! — воскликнула Инга. — Она там летом живёт!
— Вот именно, — кивнул Дмитрий. — А ещё тут стоит отметка, что кредитный менеджер проверил эту информацию. Это заведомо ложные сведения, предоставленные банку. И если доказать, что менеджер был в сговоре или просто халатно отнёсся к проверке, можно попытаться оспорить сам факт выдачи кредита как мошенничество. Это сложно. Очень. Но это зацепка.
Он помолчал.
— Есть и другой путь. Более радикальный, но порой единственно верный. Банкротство физического лица. Ваш муж, как поручитель, может подать на признание себя банкротом. Это сложная процедура, она влечёт за собой последствия — несколько лет нельзя брать кредиты, занимать руководящие должности. Имущество, кроме единственного жилья, уйдёт с молотка. Но это позволит списать долг. Полностью.
Инга слушала его, и в голове медленно прояснялось. Она видела выходы. Трудные, неприятные, но выходы. Она больше не была жертвой, запертой в клетке безысходности.
— Спасибо, Дима, — она впервые назвала его так просто. — Спасибо тебе огромное. Я даже не знаю, как тебя благодарить.
— Лучшая благодарность — это если я увижу, что вы снова улыбаетесь, — он улыбнулся в ответ, и его строгое лицо преобразилось, стало очень тёплым. — А теперь идите домой. Вам нужно всё обдумать.
Она шла домой, и впервые за много месяцев ей не было страшно. Появился план. Появилась надежда. И появилось чёткое осознание: с Василием ей больше не по пути. Он был частью проблемы, а не её решением. Человек, который так легко лгал и предавал, никогда не станет надёжной опорой.
Дома её ждал сюрприз. На кухне, рядом с понурым Василием, сидела Ирина Геннадьевна. Увидев Ингу, она поджала губы.
— Вот и она! Явилась, не запылилась! — прошипела свекровь. — Вася мне всё рассказал! Юристов она нашла! Нас по миру пустить хочешь?!
— Я хочу решить проблему, которую создали вы, — спокойно ответила Инга, кладя сумку.
— Это ты во всём виновата! — взвизгнула Ирина Геннадьевна. — Если бы ты тогда согласилась взять кредит, всё было бы по-тихому! Мы бы платили понемножку! А ты устроила скандал, заставила Васеньку гараж продать! Из-за тебя всё!
Инга посмотрела на мужа. Он сидел и молчал, не в силах сказать матери ни слова поперёк. И в этот момент она приняла окончательное решение.
— Знаете что, Ирина Геннадьевна? Вы правы. Я действительно во всём виновата. Виновата в том, что слишком долго терпела. В том, что позволяла вам обоим вытирать об себя ноги. В том, что верила, будто твой сын, — она повернулась к Василию, — способен повзрослеть. Но моё чувство вины закончилось. Прямо сейчас.
Она шагнула к нему.
— Вася, я даю тебе два варианта. Первый: ты завтра же подаёшь на банкротство. Я помогу тебе с юристом. Мы пройдём через это, и ты освободишься от долга. Второй вариант: ты продолжаешь слушать маму и тянуть нас всех на дно. Но уже без меня. Я подаю на развод. Наша квартира будет разделена. Твою долю заберут приставы. Ты и твоя мама останетесь и с долгом, и без жилья. Выбирай.
Она говорила тихо, но в её голосе была такая сила, что даже Ирина Геннадьевна замолчала, открыв рот. Василий поднял на неё глаза, полные ужаса. Он понимал, что она не шутит.
— Инга… не надо… Я… я всё сделаю, как ты скажешь.
— Я не хочу, чтобы ты делал, как я скажу! — воскликнула она. — Я хочу, чтобы ты наконец принял собственное, взрослое решение! Чтобы ты сам взял ответственность за свою жизнь! Ты можешь?!
Он смотрел на неё, потом на мать, потом снова на неё. В его глазах метался страх. Он был сломлен. И Инга поняла, что он никогда не изменится. Он всегда будет искать кого-то, кто примет решение за него. Раньше это была мать. Теперь он готов был сделать таким человеком её. Но ей это было уже не нужно.
— Я поняла, — тихо сказала она. — Мне очень жаль, Вася.
Через месяц Инга сидела в маленьком уютном кафе недалеко от своей новой съёмной квартиры. За окном шёл первый снег, укрывая город белым покрывалом. Она подала на развод. Процесс шёл, и она знала, что впереди ещё раздел имущества и много юридической волокиты, но самое страшное было позади. Она чувствовала себя так, словно сбросила с плеч неподъёмный груз.
Телефон завибрировал. Это был Дмитрий.
— Привет. Как ты?
— Привет. В порядке. Пью кофе, смотрю на снег.
— Красиво, наверное. Слушай, я тут подумал… Может, сходим куда-нибудь в выходные? В театр, например. Или просто погуляем в парке, если погода будет хорошая.
Инга улыбнулась. Впервые за долгое время это была искренняя, светлая улыбка.
— С удовольствием, Дима.
Она закончила разговор и откинулась на спинку стула, продолжая смотреть на кружащиеся снежинки. Она не знала, что ждёт её впереди. Сложится ли что-то с Дмитрием, как пройдёт развод, как она будет жить одна. Было немного страшно, но страх этот был другим. Это был волнующий страх перед новой, чистой страницей её жизни. Жизни, в которой решения будет принимать только она сама. Жизни, в которой не будет места лжи, манипуляциям и чужим долгам. Она боролась за это право. И она победила.