— Инга, нам надо поговорить. Серьёзно.
Василий вошёл на кухню, принеся с собой тяжёлый запах асфальта и дневной усталости. Он даже не переоделся, так и застыл в дверях в своей рабочей робе, перемазанной гудроном. Инга, помешивая в кастрюле ароматный борщ, обернулась. Её сердце неприятно сжалось — таким тоном муж обычно начинал разговоры, которые не сулили ничего хорошего.
— Что-то случилось, Вася? На работе?
— Да с работой-то всё как раз нормально… — он прошёл к столу, грузно опустился на табурет, который жалобно скрипнул под его весом. — Дело в маме. Ей помощь нужна. Финансовая.
Инга отставила половник и выключила плиту. Она села напротив, сложив руки на столе. Её взгляд был спокойным, почти непроницаемым, но внутри уже зарождалась знакомая глухая тревога.
— Какая помощь? Мы же в прошлом месяце ей на лекарства давали. И за коммуналку я заплатила.
— Тут другое… — Василий избегал её взгляда, изучая трещинку на клеёнке. — Она кредит взяла. На зубы. Ну, импланты эти… дорогие. Говорит, совсем жевать нечем, одна боль. А теперь платить нечем. Проценты капают, звонят ей уже, пугают.
Он наконец поднял на неё глаза, и в них плескалась такая смесь вины и упрямой надежды, что Инге стало тошно.
— Какой кредит? Где взяла? — её голос звучал ровно, по-деловому. Как на работе, когда она разбиралась с очередным ЧП в торговом комплексе.
— Ну… не в банке. В этой… как её… «Быстрые деньги». Говорит, в Сбербанке ей, как пенсионерке, отказали. А тут сразу дали. Пятьсот тысяч.
Инга медленно выдохнула. Пятьсот тысяч в микрофинансовой организации. Это была даже не яма. Это была бездна, в которую её свекровь, Ирина Геннадьевна, с весёлым гиканьем прыгнула сама, а теперь тянула за собой и их семью.
— Вася, ты понимаешь, какие там проценты? Это же кабала. Почему она с нами не посоветовалась?
— Да постеснялась, наверное… — промямлил он. — Она же гордая. Говорит, думала, справится. Продаст что-нибудь с дачи… А теперь вот… Инга, надо ей помочь. Мы же семья.
Инга молчала. Она смотрела на мужа, на его уставшее, обветренное лицо, на въевшуюся в кожу дорожную пыль, и видела перед собой не взрослого мужчину, а большого, растерянного мальчика, который боялся ослушаться маму.
— И как ты предлагаешь ей помочь? У нас накоплений нет. Мы на машину копим, ты же помнишь.
— Помню я всё! — он стукнул кулаком по столу, несильно, но кастрюля на плите звякнула. — Я вот что думаю… Возьмём мы кредит. Нормальный, в банке. Погасим её долг, а потом потихоньку выплатим. Тебе как администратору с хорошей белой зарплатой точно одобрят. Может, даже на тебя оформим, тебе ставку меньше дадут.
Вот оно. Прозвучало. Не «я возьму», не «давай вместе подумаем», а «на тебя оформим». Инга почувствовала, как внутри неё вместо тревоги поднимается холодная, звенящая ярость. Но внешне она осталась спокойна. Она ждала этого. Не конкретно этого разговора, но чего-то подобного. Ждала уже давно с тех пор, как два месяца назад случайно нашла в сумочке свекрови, когда та попросила достать валидол, не рецепт от стоматолога, а яркую рекламную брошюру «Инвестиционного клуба "Золотой Феникс"».
— Я подумаю, — тихо сказала она.
— Да что тут думать-то?! — вскипел Василий. — Мать родная в беде! У неё сердце прихватывает от каждого звонка! Ты бессердечная, что ли?
— Я сказала, я подумаю, — повторила Инга, глядя ему прямо в глаза. — Мне нужно посмотреть наш бюджет и условия банков. Это серьёзная сумма, Вася. Это не пакет картошки купить. Это решение на несколько лет вперёд.
Она встала и снова повернулась к плите, давая понять, что разговор окончен. Василий посидел ещё минуту, тяжело подышал, а потом поднялся и пошёл в комнату, громко хлопнув дверью.
А Инга стояла, сжимая в руке холодный половник, и смотрела в тёмное окно. «Нет, милый, — думала она. — Я не бессердечная. Я просто больше не позволю себя обманывать. Ваше шоу окончено. Осталось дождаться финального акта».
Ожидание финала не затянулось. Уже в субботу Василий объявил, что его мама придёт на ужин. «Соскучилась, — буркнул он, не глядя на Ингу. — И поговорить надо всем вместе. По-семейному».
Инга лишь кивнула. Она приготовила любимый свекровью салат «Мимоза», запекла курицу с картошкой. К приходу Ирины Геннадьевны стол был накрыт, в квартире пахло уютом и вкусной едой. Она знала правила этой игры. Нужно было создать идеальную сцену для предстоящего спектакля.
Ирина Геннадьевна появилась на пороге — маленькая, сухонькая старушка в аккуратном платочке, настоящий «божий одуванчик». Она прижимала к груди руку, тяжело дышала и с порога начала причитать:
— Ох, Васенька, сыночек, еле дошла! Давление опять скачет, в глазах тёмно… Погода, наверное.
— Проходи, мама, не стой на пороге, — Василий подхватил её под руку, помог раздеться, усадил в самое удобное кресло.
Инга молча наблюдала за этой сценой. Она знала, что у свекрови отменное здоровье, которому позавидовала бы и она сама. Та ходила на занятия скандинавской ходьбой в парк и дважды в неделю посещала бассейн с подругой Раисой, той самой, что и затащила её в «Золотой Феникс».
За столом Ирина Геннадьевна ковыряла вилкой в салате, делая вид, что у неё нет аппетита.
— Спасибо, Ингочка, всё так вкусно, так красиво… Да только мне кусок в горло не лезет. Думы одолели. Ночи не сплю.
— Мама, поешь, — нахмурился Василий, подкладывая ей на тарелку самый большой кусок курицы. — Мы же решили, что всё уладим.
— Да как же тут есть, сынок, когда такие деньжищи должна? — она посмотрела на Ингу влажными, умоляющими глазами. — Я ведь на святое брала — на зубки. Думала, хоть на старости лет по-человечески поем. А оно вон как обернулось… Врачи эти, цены у них бешеные. А я что? Я всю жизнь в Сбербанке на копейках просидела, каждую копеечку считала, чтобы тебя, Вася, поднять, на ноги поставить.
Она достала платочек и промокнула уголки глаз. Классическая манипуляция, отточенная годами. Инга почувствовала, как муж напрягся рядом с ней, готовый броситься на её защиту.
— Так что ты решила, Инга? — спросил он почти враждебно.
Инга отложила вилку. Время пришло.
— Я всё обдумала, Ирина Геннадьевна, Вася. И я согласна помочь.
Василий облегчённо выдохнул. На лице Ирины Геннадьевны промелькнула торжествующая улыбка, которую она, впрочем, тут же спрятала за скорбной гримасой.
— Но, — продолжила Инга ровным голосом, — я не буду оформлять кредит на себя.
— Это ещё почему?! — снова завёлся Василий.
— Потому что это юридически неграмотно и опасно для нашей семьи. Я навела справки. Послушайте, это полезно знать всем. Когда один из супругов берёт кредит, он по умолчанию считается общим долгом семьи, если деньги были потрачены на семейные нужды. Например, на ремонт в нашей квартире или покупку общей машины. Но если один супруг берёт кредит, чтобы отдать личный долг своего родственника, то второй супруг через суд может доказать, что эти деньги не пошли на нужды семьи. И тогда, в случае развода, этот долг останется на том, кто его брал.
Она сделала паузу, давая им осознать сказанное. Ирина Геннадьевна смотрела на неё с нескрываемой ненавистью. «Божий одуванчик» испарился, явилась хищница.
— Ты это к чему клонишь? К разводу? — прошипела она.
— Я клоню к финансовой безопасности, — спокойно ответила Инга. — Поэтому я предлагаю другой план. Вася берёт кредит на себя. Как муж и сын. Я не буду возражать. Но мы составим у нотариуса соглашение. О том, что этот кредит является его личной инициативой и не тратится на нужды нашей с ним семьи. Это будет честно. Долг вашей мамы — ваша ответственность.
На кухне повисла звенящая тишина. Василий смотрел на жену так, будто видел её впервые. Он ожидал слёз, скандала, уговоров, но никак не холодного, юридически выверенного плана.
— Ты… ты предлагаешь мне от матери отказаться? — выдавил он.
— Я предлагаю тебе взять на себя ответственность за свои решения, Вася. И не перекладывать её на меня. Ты хочешь помочь маме? Помогай. Но не за мой счёт и не за счёт будущего нашей семьи.
— Да что ты за человек такой! — вскочила Ирина Геннадьевна, забыв про давление и слабость. — Змею на груди пригрела! Сына против матери настраиваешь! Я на тебя лучшие годы потратила, всё для тебя! А ты…
— Что «вы» для меня, Ирина Геннадьевна? — голос Инги впервые дрогнул от подступающего гнева. — Напомните? Может, то, как вы уговаривали Васю не покупать эту квартиру, а жить с вами, потому что «молодым одним скучно»? Или то, как вы каждый месяц тянули из нашего бюджета «на лекарства», а потом я видела вас в новом платье на дне рождения у вашей Раисы? Вы всю жизнь играете роль жертвы, а на самом деле — первоклассный манипулятор!
— Да как ты смеешь! Вася, ты слышишь, что она говорит?!
Но Василий молчал. Он смотрел на красное, искажённое злобой лицо матери, потом на спокойное и твёрдое лицо жены, и в его голове впервые за много лет что-то начало сдвигаться с привычных мест.
— Хватит, — сказал он тихо, но так, что обе женщины замолчали. — Хватит. Мам, садись. Инга… дай мне документы. Я посмотрю.
Инга молча встала, прошла в комнату и вернулась с тонкой папкой. Она положила её на стол перед мужем.
— Это не те документы, Вася. Это другие. Посмотри. Может, тогда ты поймёшь, о каких именно «зубах» идёт речь.
В папке лежало несколько распечаток. Первой была та самая брошюра «Инвестиционного клуба "Золотой Феникс"». Яркая, глянцевая, она обещала «стабильный доход до 30% в месяц» и «финансовую независимость для пенсионеров». Василий тупо уставился на смеющуюся пожилую пару на обложке.
— Что это? — пробормотал он.
— Это то, куда на самом деле ушли деньги, — голос Инги звучал как сталь. — Это финансовая пирамида, Вася. Классическая. Ваша мама не вставляла зубы. Она решила стать инвестором.
Она достала следующий лист. Это была фотография, сделанная на телефон. Не очень чёткая, но вполне узнаваемая. Ирина Геннадьевна и её подруга Раиса сидели за столиком в кафе в том самом торговом центре, где работала Инга. Они весело смеялись, держа в руках бокалы с шампанским. На Ирине Геннадьевне красовалась новая золотая цепочка с кулоном. Инга помнила тот день. Свекровь утром звонила Васе, плакалась на ужасную зубную боль и просила денег на обезболивающее.
— Это было два месяца назад, — пояснила Инга. — Через неделю после того, как она взяла тот самый кредит. Наверное, отмечали первую «прибыль».
Ирина Геннадьевна сидела белая как полотно. Её губы беззвучно шевелились.
— Это… это неправда… Это фотошоп! Она всё врёт! — закричала она, срываясь на визг.
— А это, — Инга проигнорировала её и положила сверху последнюю распечатку. Это был скриншот с форума обманутых вкладчиков. Десятки сообщений, полных отчаяния. Люди писали, как продавали квартиры, брали огромные кредиты и отдавали всё мошенникам из «Золотого Феникса». Среди имён организаторов, которых разыскивала полиция, была и фамилия подруги свекрови — Раисы.
— Ваша Раиса была не просто вкладчиком, Ирина Геннадьевна. Она была «десятником». Приводила новых людей и получала за это процент. Она и вас привела, я уверена. Только вот пирамида рухнула. И Раиса, скорее всего, уже где-нибудь далеко. А вы остались с долгом. Так всё было?
Ирина Геннадьевна обмякла и зарыдала. Но это были уже не слёзы манипулятора. Это были настоящие, горькие слёзы поражения и стыда.
Василий сидел, как громом поражённый. Он переводил взгляд с рыдающей матери на документы, потом на жену. Его мир, такой простой и понятный, где была любимая, но больная мама, которой всегда надо помогать, и немного чёрствая, но в целом хорошая жена, рушился на глазах. Оказалось, что мама — аферистка, а жена — проницательный и сильный человек, который видел всё насквозь.
— Мама… это правда? — прошептал он.
Ирина Геннадьевна только всхлипывала в ответ.
Инга вздохнула. Ей не было жаль свекровь. Но она видела боль своего мужа.
— Послушайте, — сказала она уже мягче. — То, что случилось — ужасно. Но выход есть всегда. Во-первых, нужно немедленно написать заявление в полицию о мошенничестве. Вы — пострадавшая. Нужно приложить кредитный договор и все документы от этого «Феникса», которые у вас есть. Это не гарантирует возврат денег, но это правильный шаг.
Она посмотрела на свекровь.
— Во-вторых, нужно идти в эту микрофинансовую организацию и пытаться договориться о реструктуризации долга. Объяснить ситуацию. Иногда они идут навстречу, чтобы получить хоть что-то.
Она помолчала и добавила, глядя на Ирину Геннадьевну:
— И в-третьих. У вас есть дача. И гараж, который вы сдаёте. Возможно, придётся что-то из этого продать, чтобы погасить основную часть долга. Это неприятно, но это цена, которую вы заплатите за свою ошибку.
Ирина Геннадьевна подняла на неё заплаканные, полные ненависти глаза.
— Ты… ты хочешь отобрать у меня последнее!
— Нет, — твёрдо сказала Инга. — Я хочу, чтобы вы наконец начали нести ответственность за свои поступки. Как взрослый человек. А не прятаться за спину сына и не пытаться разрушить его семью ради покрытия своих авантюр.
Она встала.
— Вася, я всё сказала. Теперь решение за тобой. Либо ты помогаешь маме решать её проблемы как взрослый мужчина, не впутывая в это наш семейный бюджет и не вешая на меня чужие долги. Либо… — она не договорила, но в её взгляде читалось всё.
Она вышла из кухни, оставив сына и мать наедине с горькой правдой, которая наконец-то вышла на свет. Она пошла в свою комнату, села у окна и впервые за долгие месяцы почувствовала не напряжение, а огромное облегчение. Она не знала, что будет дальше с их браком. Но она точно знала, что больше никогда не позволит ни свекрови, ни собственному мужу обращаться с ней как с безмолвной пешкой в их играх. Она боролась за себя. И она победила.
Прошла неделя, похожая на затишье после бури. Василий ходил по дому тенью. Он почти не разговаривал, ел молча и сразу уходил в комнату, где часами смотрел в одну точку или бесцельно щёлкал пультом телевизора. Инга его не трогала. Она понимала: сейчас в его голове происходит тектонический сдвиг, рушится фундамент, на котором строилась вся его жизнь — образ святой, непогрешимой матери. Любое неосторожное слово могло либо толкнуть его обратно в пропасть сыновней преданности, либо вызвать взрыв агрессии. Нужно было дать ему время переварить.
Ирина Геннадьевна не звонила. Это было самым красноречивым подтверждением правоты Инги. Раньше она названивала сыну по пять раз на дню: то давление померить, то хлеба купить, то просто «поболтать». Теперь телефон молчал.
В пятницу вечером Василий сам подошёл к Инге, которая сидела с книгой на диване.
— Я съездил к ней, — сказал он глухо.
Инга отложила книгу.
— И как?
— Всё, как ты и говорила. Нашёл у неё договор с этим «Фениксом». И выписку о переводе денег на счёт какой-то Раисы Игоревны. Она плакала, говорила, что её обманули, что она хотела как лучше… Хотела нам с тобой помочь, заработать на новую машину.
Инга горько усмехнулась. Даже сейчас, прижатая к стенке, свекровь продолжала лгать и пытаться выглядеть благородной.
— Ты поверил?
Василий долго молчал, глядя в пол.
— Нет, — наконец сказал он, и в этом слове было столько горечи. — Не поверил. Я помню, как она смеялась над нашими соседями, когда они вложились в «МММ». Говорила: «Только дураки верят в бесплатный сыр». Она всё понимала. Просто жадность… и зависть к Раиске, которая хвасталась «лёгкими деньгами».
Он сел рядом с Ингой, но не близко, сохраняя дистанцию.
— Я отвёз её в полицию. Написали заявление. Следователь сказал, что таких, как она, сотни. Шансов почти нет. Раису эту ищут, но…
Он махнул рукой.
— Завтра поеду с ней в эту контору, где она кредит брала. Попробую поговорить.
— Это правильно, — кивнула Инга.
— Я выставлю гараж на продажу. От деда остался. Я думал, сыну когда-нибудь… если будет… — он запнулся. — Ну, в общем, продам. Часть долга закрою. С дачей пока не знаю. Это её… мамино.
Он повернулся к Инге. В его глазах больше не было ни злости, ни упрямства. Только растерянность и какая-то новая, взрослая боль.
— Инга… прости меня. Я такой идиот. Я слепой был. Всю жизнь она… А я верил. Я на тебя кричал, требовал… А ты… ты одна всё видела. Ты нас спасла, по сути. От долговой ямы, от… всего.
К горлу Инги подкатил комок. Она не ожидала извинений. Не так скоро.
— Дело не в том, кто кого спас, Вася. Дело в том, как мы будем жить дальше.
— А мы будем? Жить дальше? — он посмотрел на неё с отчаянной надеждой.
— Я не знаю, — честно ответила Инга. — Я знаю только одно: так, как раньше, уже не будет. Больше никаких секретов. Никаких «маме надо». У нас своя семья. И она должна быть на первом месте. Всегда. Ты сможешь так?
Он взял её руку в свою, мозолистую, пахнущую машинным маслом. Его прикосновение было непривычно бережным.
— Я смогу. Я научусь. Только… не бросай меня. Я без тебя не справлюсь.
Инга смотрела на их сцепленные руки. Она не чувствовала триумфа победителя. Она чувствовала усталость и хрупкую, едва зародившуюся надежду. Путь предстоял долгий. Ей придётся заново учиться доверять мужу, а ему — учиться быть взрослым, отдельным от матери человеком. Будет трудно. Будут срывы и старые обиды.
Но, возможно, впервые за много лет у их семьи появился шанс стать настоящей семьёй. Не театром, где все играют роли, написанные Ириной Геннадьевной, а партнёрством двух близких людей.
Она сжала его руку в ответ.
— Хорошо, Вася. Попробуем.
За окном начинался тихий осенний дождь. Он смывал пыль с дорог, по которым каждый день ездил Василий, и, как верила Инга, он смывал и ту ложь, которая так долго отравляла их жизнь. Впереди было туманное, неопределённое будущее, но оно было их общим. И бороться за него стоило вместе.