– Что? – Катя замерла. Голос Зинаиды Павловны эхом отозвался в маленькой кухне их двухкомнатной квартиры.
– Ну, Катюш, не смотри так, – Зинаида Павловна поставила на пол тяжёлую сумку, набитую, судя по всему, её вещами. – Мы с Серёжей вчера всё обсудили. Я переезжаю к вам. Квартира просторная, места хватит.
Катя медленно выдохнула, чувствуя, как внутри всё сжимается. Она бросила взгляд на мужа, который стоял в дверях, неловко переминаясь с ноги на ногу. Серёжа, обычно такой уверенный, сейчас выглядел как школьник, пойманный на шалости.
– Серёж, – Катя старалась говорить спокойно, но голос дрожал. – Это правда? Вы обсуждали? Без меня?
– Ну… да, – Серёжа отвёл взгляд, теребя край рукава своей клетчатой рубашки. – Мам, может, ты сначала чаю попьёшь? Поговорим нормально?
– А что тут говорить? – Зинаида Павловна расправила плечи, её тёмные глаза сверкнули. – Я уже всё перевезла. Моя квартира сдана, деньги на первое время есть. Будем жить вместе, как нормальная семья.
Катя почувствовала, как пол уходит из-под ног. Она бросила тряпку на стол и прислонилась к столешнице, чтобы не упасть. Их с Серёжей двухкомнатная квартира в новостройке была их маленьким убежищем. Они с мужем три года копили на неё, отказывая себе во всём, чтобы выплатить ипотеку. И вот теперь… свекровь? Здесь? Без предупреждения?
Квартира на восьмом этаже пахла свежей краской и кофе. Утреннее солнце лилось через большие окна, отражаясь на белых стенах. Катя любила это место – их с Серёжей первый настоящий дом. Они выбирали каждую мелочь: от цвета штор до узора на плитке в ванной. Но сейчас, глядя на Зинаиду Павловну, которая уже начала раскладывать свои вещи на диване в гостиной, Катя чувствовала, как её пространство сжимается, будто кто-то затягивает невидимую петлю.
– Зинаида Павловна, – Катя сделала глубокий вдох, стараясь не сорваться. – А почему вы не сказали раньше? Мы же могли обсудить. Подготовиться.
– А что готовиться? – свекровь пожала плечами, вытаскивая из сумки аккуратно сложенное одеяло. – Я же не чужая. К тому же, Катя, ты сама знаешь, как в наше время тяжело одной.
– Но всё-таки, – Катя сжала кулаки, – это наш дом. Мы с Серёжей…
– Наш, наш, – перебила Зинаида Павловна, не глядя на неё. – Серёжа мой сын, а значит, это и мой дом тоже. Или ты против, чтобы мать твоего мужа жила с вами?
Катя открыла рот, но слова застряли. Она посмотрела на Серёжу, надеясь, что он вмешается, но тот только пробормотал:
– Кать, давай потом поговорим, а? Я на работу опаздываю.
– Серьёзно? – Катя почувствовала, как в груди закипает обида. – Ты сейчас уйдёшь, а я что, одна должна с этим разбираться?
– Ну, не начинай, – Серёжа шагнул к ней, понизив голос. – Мама не вечно же будет жить. Это временно.
– Временно? – Зинаида Павловна фыркнула, раскладывая на диване стопку своих платьев. – А что, я вам так мешаю? Я, между прочим, ещё могу и на кухне помогать, и с делами. Не обуза я вам.
Катя отвернулась, чувствуя, как горло сдавливает. Ей хотелось кричать, но вместо этого она схватила телефон и ушла в спальню, хлопнув дверью.
В спальне было тихо. Только тикали настенные часы, которые они с Серёжей купили на блошином рынке в Измайлово. Катя села на кровать, глядя на своё отражение в зеркале шкафа-купе. Ей было тридцать два, но сейчас она чувствовала себя старухой – уставшей, растерянной. Длинные каштановые волосы, обычно аккуратно уложенные, теперь выбились из пучка, а под глазами залегли тёмные тени.
Она открыла чат с подругой Леной и набрала: «Лен, я сейчас с ума сойду. Свекровь заявилась, говорит, что переезжает к нам. Серёжа молчит, как партизан. Что делать?»
Лена ответила почти сразу: «Ого, это что, без предупреждения? Кать, ты с ней говорила? Может, она просто временно?»
Катя горько усмехнулась, печатая: «Временно, ага. Уже одеяла раскладывает. Как будто я не хозяйка в своём доме».
Она отложила телефон и уставилась в потолок. Зинаида Павловна всегда была женщиной с характером. Пять лет назад, когда Катя только познакомилась с ней, свекровь показалась ей доброй, но с подвохом. Всегда улыбалась, но в её словах сквозила какая-то скрытая насмешка. «Катюша, ты же не против, если я Серёже супчику наварю?» – говорила она, а потом добавляла: «А то вы, молодые, всё пиццей питаетесь».
Катя терпела. Ради Серёжи. Он был хорошим мужем – заботливым, спокойным. Работал менеджером в логистической компании, всегда старался, чтобы у них всё было. Но сейчас… Почему он не сказал ей? Почему не предупредил?
Дверь спальни скрипнула, и Серёжа вошёл, держа в руках кружку чая.
– Кать, – он сел рядом, осторожно касаясь её плеча. – Ну, не злись. Мама правда ненадолго. Ей просто… тяжело сейчас.
– Тяжело? – Катя резко повернулась к нему. – А мне не тяжело? Мы три года эту квартиру выплачивали, Серёж! Это наш дом! Почему ты не сказал мне, что она переезжает?
– Я хотел, – он вздохнул, потирая виски. – Но она позвонила вчера вечером, сказала, что уже всё решила. Я не успел тебя предупредить. Она… она продала свою квартиру.
– Что?! – Катя вскочила. – Продала? И где она теперь жить будет?
– Ну, с нами, – Серёжа пожал плечами, будто это было очевидно. – Кать, она же не чужая. Не выгонять же её.
Катя почувствовала, как внутри всё кипит. Она хотела крикнуть, что это несправедливо, что она не подписывалась на такое, но вместо этого просто сказала:
– Я не хочу, чтобы она тут жила. Это наш дом, Серёж. Наш.
Он посмотрел на неё, и в его глазах мелькнула растерянность.
– Кать, я понимаю, но… она моя мама. Я не могу её бросить.
День тянулся медленно. Зинаида Павловна хозяйничала на кухне, гремя кастрюлями и напевая что-то под нос. Катя сидела в спальне, пытаясь работать – она вела бухгалтерию для небольшой фирмы на удалёнке, но цифры на экране ноутбука расплывались. В голове крутился только один вопрос: как жить дальше?
К вечеру напряжение достигло пика. Зинаида Павловна решила приготовить ужин – борщ, который, по её словам, «Серёжа с детства любит». Запах лука и свёклы заполнил квартиру, и Катя, которая терпеть не могла борщ, почувствовала, как её терпение лопается.
– Зинаида Павловна, – она вошла на кухню, стараясь говорить спокойно. – Может, не стоит готовить так много? У нас холодильник маленький.
– Ой, Катюш, – свекровь даже не обернулась, продолжая помешивать суп. – Это же борщ, он на неделю! Серёжа всегда добавки просил. Ты, кстати, готовишь ему борщ? Или вы всё по ресторанам?
Катя сжала зубы. Это был уже не первый намёк. Зинаида Павловна всегда находила способ уколоть – то за готовку, то за уборку, то за то, как Катя воспитывает их трёхлетнего сына Мишу, который сейчас был у бабушки с маминой стороны.
– Я готовлю, – сухо ответила Катя. – Но мы с Серёжей сами решаем, что есть.
– Ну, конечно, – Зинаида Павловна повернулась, вытирая руки о фартук. – Только Серёжа похудел, я смотрю. Ты за ним следишь вообще?
Катя почувствовала, как щёки горят. Она хотела ответить, но в этот момент в квартиру вошёл Серёжа, усталый после работы.
– О, борщ! – он улыбнулся, вдыхая аромат. – Мам, ты молодец.
– Вот видишь, – Зинаида Павловна подмигнула сыну. – А Катя тут говорит, что вам это не надо.
– Я такого не говорила! – Катя резко повернулась к мужу. – Серёж, скажи ей!
Но Серёжа только устало махнул рукой.
– Давайте без скандалов, а? Я с работы, голова гудит. Давайте просто поужинаем.
Катя посмотрела на него, чувствуя, как сердце сжимается. Он не на её стороне. Не совсем. И это было больнее всего.
Ночью Катя лежала в постели, слушая, как Серёжа тихо посапывает рядом. В гостиной, за тонкой стеной, похрапывала Зинаида Павловна. Катя закрыла глаза, пытаясь вспомнить, когда их жизнь была проще. Пять лет брака, маленький сын, ипотека, работа – всё это они с Серёжей проходили вместе. Но теперь… теперь она чувствовала себя чужой в собственном доме.
Утром она решила поговорить с Зинаидой Павловной начистоту. Не для ссоры, а чтобы понять, что происходит. Почему свекровь так внезапно решила переехать? Почему продала квартиру? Катя чувствовала, что за этим стоит что-то большее, чем просто желание быть ближе к сыну.
Она встала рано, пока Серёжа ещё спал, и пошла на кухню. Зинаида Павловна уже была там, заваривала чай.
– Зинаида Павловна, – Катя присела за стол, сжимая кружку. – Можно поговорить?
– Ну, давай, – свекровь посмотрела на неё с лёгкой настороженностью. – Что ты хочешь?
– Почему вы продали квартиру? – Катя решила идти напролом. – И почему не сказали нам заранее? Мы же могли помочь, обсудить…
Зинаида Павловна вдруг замолчала. Её лицо, обычно такое твёрдое, дрогнуло. Она поставила чайник и отвернулась к окну.
– Не твоё дело, Катя, – тихо сказала она. – Я всё решила. И точка.
Но в её голосе было что-то странное. Не злость, не привычная самоуверенность. Что-то другое. Катя посмотрела на неё внимательнее и заметила, как дрожат руки свекрови, как она избегает смотреть в глаза.
– Зинаида Павловна, – Катя понизила голос. – Что-то случилось, да? Расскажите. Может, я могу помочь.
Свекровь молчала. Долго. А потом, не поворачиваясь, бросила:
– Ты думаешь, я просто так сюда приехала? Думаешь, мне это в радость?
Катя замерла. Это был не тот тон, к которому она привыкла. Не было ни сарказма, ни уколов. Только усталость. И, кажется, стыд.
– Я… я не знаю, – Катя растерялась. – Но, если что-то случилось, скажите. Мы же семья.
Зинаида Павловна повернулась, и Катя впервые увидела в её глазах не стальную уверенность, а что-то уязвимое. Свекровь открыла было рот, но тут в кухню вошёл Серёжа, и момент был потерян.
– О, вы уже чай пьёте? – он улыбнулся, ничего не замечая. – Мам, борщ остался?
Зинаида Павловна тут же надела свою привычную маску.
– Конечно, сынок. Сейчас разогрею.
Катя смотрела на неё, чувствуя, как в груди растёт тревога. Что-то было не так. Очень не так. И она собиралась это выяснить.
Кухня была пропитана запахом свежезаваренного чая. Утренний свет лился через окно, отражаясь на белой столешнице, где стояла кружка Кати, уже остывшая. Она сидела, глядя на свои руки, и пыталась собраться с мыслями. Вчерашний разговор с Зинаидой Павловной оборвался на полуслове, но её тон — усталый, почти надломленный — не давал покоя. Катя чувствовала: за решением свекрови переехать к ним скрывается что-то большее, чем просто желание быть ближе к сыну и внуку. И она не могла оставить это без ответа.
– Кать, ты чего такая хмурая? – Серёжа вошёл на кухню, поправляя воротник своей рубашки. Он выглядел как обычно: аккуратно причёсанный, в голубой рубашке, которую Катя когда-то выбрала ему в магазине. Но в его взгляде была какая-то неловкость, будто он знал, что сейчас начнётся непростой разговор.
– Серёж, – Катя подняла глаза, сжимая кружку. – Ты знаешь, почему твоя мама продала квартиру?
Он замер, будто его поймали на чём-то. Потом пожал плечами, слишком быстро, слишком небрежно.
– Ну, сказала, что хочет быть с нами, с Мишей. Ты же знаешь, она его обожает.
– Это не вся правда, – Катя прищурилась. – Вчера, когда я спросила, она чуть не расплакалась. Что-то не так, Серёж. И ты это знаешь.
– Кать, не начинай, – он вздохнул, хватая кусок хлеба со стола. – У неё свои дела. Она взрослая женщина. Не лезь.
– Не лезть? – Катя вскочила, её голос задрожал. – Она живёт в нашей квартире! Без спроса! А ты мне говоришь «не лезь»?
Серёжа посмотрел на неё, и в его глазах мелькнула смесь усталости и раздражения.
– Кать, она моя мама. Я не могу её выгнать. И ты, знаешь, могла бы быть… посговорчивее.
– Посговорчивее? – Катя почувствовала, как щёки горят. – Это я должна быть посговорчивее? А ты почему не сказал мне, что она переезжает? Почему я узнала последней?
– Потому что я знал, что ты так отреагируешь! – он повысил голос, но тут же осёкся, бросив взгляд на дверь. – Ладно, давай не сейчас. Я на работу опаздываю.
Он схватил портфель и ушёл, оставив Катю одну. Она опустилась на стул, чувствуя, как внутри всё кипит. Серёжа всегда избегал ссор, прятался за работой, за своими «давай потом». Но сейчас это было не просто раздражение. Это было предательство. Он выбрал сторону матери, а не её.
Через полчаса на кухне появилась Зинаида Павловна. Её тёмные волосы были аккуратно уложены, а в руках она держала старенький телефон, на котором что-то листала, хмуря брови. Она выглядела как всегда: уверенная, почти непробиваемая. Но Катя уже знала, что за этой маской что-то скрывается.
– Доброе утро, Катюш, – сказала свекровь, не глядя на неё, и поставила чайник. – Борщ разогреть? Там ещё полкастрюли.
– Нет, спасибо, – Катя старалась говорить ровно. – Зинаида Павловна, нам надо поговорить.
Свекровь подняла глаза, и в них мелькнула настороженность.
– Ну, говори, – она скрестила руки, её голос был холодным. – Что опять не так?
– Я хочу понять, – Катя сделала глубокий вдох. – Почему вы переехали? Почему продали квартиру? И почему не сказали нам заранее?
Зинаида Павловна напряглась. Её губы сжались в тонкую линию, а пальцы нервно постукивали по столу.
– Я же сказала, – её голос был резким. – Хочу быть ближе к сыну. К внуку. Что тут непонятного?
– Но вы продали квартиру, – Катя не отступала. – Это же не просто так. Что случилось? Мы можем помочь.
– Помочь? – Зинаида Павловна фыркнула, но в её голосе была горечь. – Ты думаешь, я к вам за помощью приехала? Я не нищенка, Катя.
– Я не это имела в виду, – Катя почувствовала, как терпение тает. – Но вы пришли в наш дом, не спросив. Я имею право знать, что происходит.
Свекровь молчала. Долго. Потом отвернулась к окну, и Катя заметила, как её плечи чуть дрожат.
– Ты не поймёшь, – тихо сказала она. – Это мои проблемы. Не твои.
Катя хотела ответить, но в этот момент в квартиру влетел Миша, вернувшийся от другой бабушки. Его маленькие кроссовки топали по полу, а в руках он держал пластиковый трактор, который гудел, как настоящий.
– Мама! Баба Зина! – он бросился к свекрови, обнимая её за ноги. – Ты теперь с нами жить будешь?
Зинаида Павловна улыбнулась, но улыбка вышла натянутой. Она погладила Мишу по голове.
– Буду, мой хороший. Буду.
Катя смотрела на них, и в груди защемило. Она любила Мишу больше всего на свете, и видеть, как он радуется бабушке, было тепло и больно одновременно. Но это не меняло главного: её дом больше не был её.
Дни тянулись, и напряжение в квартире росло, как снежный ком. Зинаида Павловна вела себя, будто хозяйка: переставляла посуду, мыла полы, даже переложила Катину косметику в ванной, заявив, что «так удобнее». Катя пыталась говорить с ней, но каждый разговор заканчивался либо колкостями свекрови, либо её молчанием. Серёжа же только отмахивался:
– Кать, не накручивай. Всё наладится.
Но ничего не налаживалось. Катя чувствовала себя чужой в собственной квартире. Её раздражало всё: запах борща, который Зинаида Павловна готовила чуть ли не каждый день, её громкие разговоры по телефону, привычка оставлять тапочки посреди коридора. Но больше всего Кате было больно от того, что Серёжа молчал. Он не защищал её. Не пытался ничего изменить.
Однажды вечером, когда Зинаида Павловна уложила Мишу спать, Катя решилась. Она дождалась, пока свекровь сядет за стол с чашкой чая, и начала:
– Зинаида Павловна, я не могу так больше. Это наш дом. Мой и Серёжи. Мы хотим жить своей семьёй.
Свекровь подняла брови, но в её глазах мелькнула тень.
– А я, значит, не семья? – её голос был тихим, но в нём чувствовалась обида.
– Вы семья, – Катя старалась говорить мягче. – Но у нас своя жизнь. Мы не готовы к тому, чтобы вы жили с нами. Может, мы можем помочь вам найти квартиру рядом? Мы с Серёжей что-нибудь придумаем.
Зинаида Павловна посмотрела на неё, и в её взгляде было что-то новое. Не злость, не сарказм. Боль.
– Ты думаешь, я сюда от хорошей жизни приехала? – она вдруг встала, её голос задрожал. – Думаешь, мне в радость на старости лет по чужим углам ютиться?
Катя замерла. Это был тот самый момент. Она чувствовала, что сейчас свекровь скажет правду.
– Что случилось? – тихо спросила она. – Расскажите. Пожалуйста.
Зинаида Павловна опустилась обратно на стул, её руки дрожали. Она молчала, глядя в стол, а потом, словно через силу, начала:
– Я… я в долгах, Катя. Квартиру пришлось продать, чтобы их закрыть. Брала кредиты, думала, справлюсь. Но всё… всё пошло не так.
Катя почувствовала, как сердце сжалось. Долги? Это было неожиданно. Зинаида Павловна всегда казалась такой уверенной, такой… непобедимой.
– Почему вы не сказали? – Катя наклонилась ближе. – Мы бы помогли. Серёжа бы…
– Серёже я не хотела говорить, – перебила свекровь. – Он и так за вас с Мишей тянет. А я… я думала, сама справлюсь. Не хотела быть обузой.
Катя молчала, переваривая услышанное. Это всё меняло. Зинаида Павловна не просто хотела контролировать их жизнь. Она была в беде.
– Сколько вы должны? – спросила Катя, стараясь говорить спокойно.
– Уже ничего, – Зинаида Павловна горько усмехнулась. – Квартиру продала, всё закрыла. Но жить теперь негде. Вот и… приехала к вам.
Кульминация наступила неожиданно. Катя сидела в спальне, глядя на экран ноутбука, где были открыты таблицы с их семейным бюджетом. Серёжа вошёл, устало потирая шею.
– Кать, я поговорил с мамой, – он сел рядом, глядя в пол. – Она рассказала про долги. Я… я не знал.
– Почему ты мне не сказал, что она намекала? – Катя посмотрела на него, чувствуя, как обида смешивается с жалостью. – Ты знал, что у неё проблемы, но молчал.
– Я не думал, что всё так серьёзно, – он покачал головой. – Она всегда такая… сильная. Я думал, она справится.
– Серёж, – Катя взяла его за руку. – Мы не можем так жить. Но и выгонять её нельзя. Надо что-то придумать.
Он кивнул, но в его глазах была растерянность.
– Я не знаю, Кать. У нас ипотека, Миша, расходы… Где мы возьмём деньги на ещё одну квартиру?
– Не квартиру, – Катя задумалась. – Может, снять что-то рядом? Хотя бы на время. Чтобы у неё было своё место.
Серёжа посмотрел на неё, и в его взгляде мелькнула надежда.
– Ты правда готова помочь? – спросил он. – Я думал, ты её терпеть не можешь.
– Не терпеть, – Катя вздохнула. – Просто… я хочу, чтобы у нас была своя жизнь. И чтобы она не чувствовала себя чужой.
Следующие дни были как марафон. Катя и Серёжа часами сидели за ноутбуком, просматривая объявления о съёме жилья. Они считали бюджет, спорили, сколько могут выделить, не подрывая свои финансы. Катя даже связалась с подругой Леной, которая работала риелтором, чтобы найти что-то недорогое, но приличное.
– Кать, ты уверена? – Лена перезвонила вечером. – Это ж недешёво, даже студию снять. У вас ипотека, Миша…
– Уверена, – Катя сжала телефон. – Мы справимся. Главное, чтобы у всех было своё пространство.
Зинаида Павловна, узнав об их плане, сначала взбунтовалась:
– Я вам не благотворительность! – заявила она, скрестив руки. – Не надо мне ничего искать!
– Мам, – Серёжа впервые за долгое время говорил твёрдо. – Мы хотим помочь. Но Кате и мне нужно своё пространство. И тебе тоже. Ты же не хочешь вечно спать на диване?
Зинаида Павловна молчала, но в её глазах мелькнула благодарность. Она не привыкла быть слабой, не привыкла просить. Но, кажется, она начинала понимать.
Через десять дней они нашли вариант: небольшую студию в соседнем доме. Она была скромной, но уютной, с большим окном, выходящим на тот же двор, где играл Миша. Лена помогла договориться с хозяином, и цена оказалась ниже, чем они ожидали. Катя и Серёжа решили оплачивать половину аренды, а вторую половину взяла на себя Зинаида Павловна из денег, оставшихся от продажи квартиры.
Прошёл месяц. Зинаида Павловна обжилась в своей студии. Она всё ещё приходила к ним в гости, но теперь это были не вторжения, а тёплые семейные вечера. Миша обожал бегать к бабушке, таскал ей свои игрушки и требовал читать ему сказки. Катя начала замечать, что свекровь стала мягче. Её колкие замечания сменились разговорами по душам, а иногда даже шутками.
Однажды вечером, когда они пили чай в новой квартире Зинаиды Павловны, свекровь вдруг сказала:
– Катя, я ведь не думала, что ты такая… упрямая. Но спасибо. Если бы не ты, я бы, наверное, так и сидела у вас на шее.
Катя улыбнулась, чувствуя, как внутри разливается тепло.
– Мы же семья, – сказала она. – А в семье так и должно быть.
Зинаида Павловна кивнула, и в её глазах мелькнула искренняя благодарность. Впервые за долгое время Катя почувствовала, что их дом снова принадлежит только им. Но теперь в нём было место и для свекрови — не на диване в гостиной, а в их сердцах и в соседнем доме, где она обрела свой уголок.