— Танюша, это ты? Узнала, это Светка Орлова, мы в параллельных учились… Слушай, я, может, не в своё дело лезу, но ты скажи своему Артёму, чтоб он хоть не так в открытую… Неудобно как-то, весь город видит…
Этот звонок раздался в обычный вторник, когда Татьяна, уставшая, но довольная, возвращалась домой после удачной смены. Они с Артёмом только-только закончили клеить обои в коридоре, и квартира, казалось, дышала новой жизнью. Слова бывшей одноклассницы, с которой они не виделись лет десять, ударили под дых, выбив этот самый воздух из лёгких.
— Что? Света, я не понимаю… О чём ты? — пролепетала Татьяна, останавливаясь посреди шумной улицы. Машины проносились мимо, люди спешили по своим делам, а её мир вдруг замер, накренился и грозил рухнуть.
— Ой, Тань, прости, наверное, зря я… — замялась собеседница на том конце провода. — Да видела я его вчера в «Шоколаднице» с нашей Иркой Ветровой. Они там так ворковали, знаешь ли… Я думала, вы разошлись. Ну, ладно, прости, если что не так, пока!
Короткие гудки в трубке прозвучали как приговор. Ирка Ветрова… Яркая, самоуверенная блондинка, первая красавица школы, которая всегда смотрела на простую и тихую Таню свысока.
Мир, который Татьяна с таким трудом отстояла, который они с Артёмом, как ей казалось, начали строить заново, треснул и посыпался, как старая штукатурка. «Подработки», из-за которых муж в последнее время часто задерживался. Его телефон, который он стал уносить с собой даже в ванную. Лёгкий, едва уловимый аромат чужих духов на его свитере, который он списал на новую «пахучку» в машине клиента.
Все эти маленькие, тревожные звоночки, которые она гнала от себя, боясь поверить в плохое, теперь сложились в одну уродливую картину предательства.
Домой она шла на автопилоте. Открыла дверь своим ключом. Артём был дома. Сидел на кухне, с аппетитом ел разогретый ею утром борщ.
— О, Танюш, привет! А я уже проголодался, — улыбнулся он ей своей обычной, открытой улыбкой. — Устал сегодня, как собака. Объект сложный.
Татьяна молча смотрела на него. На этого родного, казалось бы, человека, который только что врал ей в лицо, даже не моргнув. Она боролась за их семью, отбивалась от его матери, верила ему, когда он говорил «я был слеп». А он в это самое время… Ворковал с другой.
— Как… как Ира Ветрова? — тихо спросила она, и от этого шёпота Артём поперхнулся.
Он поднял на неё испуганные глаза, лицо его побледнело. — Какая Ира? Ты о чём?
— Не строй из себя дурака, Артём! — голос Татьяны зазвенел. — Мне всё рассказали! Как вы с ней по кафе воркуете, пока я тут на нашу «новую жизнь» вкалываю!
— Тань, ты что, с ума сошла? Кто тебе наговорил глупостей? — он попытался встать, подойти к ней, но она отшатнулась, как от прокажённого.
— Не трогай меня! — крикнула она. — Просто ответь! Это правда?
Артём опустил глаза. И это молчание было страшнее любого ответа. Он предал её. Предал всё то, за что она боролась.
— Мы просто встретились… случайно… — начал он мямлить. — Одноклассники… Посидели, поговорили…
— Поговорили?! — Татьяна истерически рассмеялась. — О чём вы говорили, Артём? О том, как твоя жена-дура отбивает у твоей мамочки квартиру, чтобы тебе было где жить? А ты, бедный-несчастный, ищешь утешения на стороне?
— Таня, это не так! Всё не так! — он наконец нашёл в себе силы посмотреть ей в глаза, и в его взгляде была жалкая паника. — Мать после того скандала мне все уши прожужжала, что ты её унизила, что ты меня под каблук загнала… Я просто устал от всего этого! А Ира… она просто выслушала. Посочувствовала.
— Посочувствовала? — переспросила Татьяна, чувствуя, как внутри всё заледенело. — Значит, пока я отбивала нападки твоей матери, защищая НАШУ семью, ты бегал жаловаться другой женщине? Какой же ты… слабый, Артём. Какой же ты жалкий.
Она смотрела на него, и любовь, которая ещё утром наполняла её сердце, уступала место горькому разочарованию и ледяной ярости. Он не просто изменил ей. Он обесценил всю её борьбу. Он показал, что семья, за которую она была готова пойти на всё, для него ничего не стоила.
— Убирайся, — сказала она глухо.
— Что? Куда я пойду?
— К маме! Или к Ире! Мне всё равно! Собирай свои вещи и уходи из моей квартиры!
— Таня, давай поговорим! Не руби с плеча! Я всё исправлю! — он бросился к ней, попытался обнять.
— Не смей меня трогать! — закричала она, отталкивая его. — Ты всё уже «исправил»! Я боролась за тебя, за нас! А ты меня предал! Ты воткнул мне нож в спину в тот самый момент, когда я больше всего нуждалась в твоей поддержке! Что ты за мужчина такой?! Ты не способен сделать выбор, не способен нести ответственность! Ты всю жизнь будешь прятаться то за мамину юбку, то за юбку очередной «сочувствующей» любовницы! Убирайся! Ненавижу!
Она выбежала из кухни, закрылась в комнате и рухнула на кровать, сотрясаясь от беззвучных рыданий. Она плакала не о нём. Она плакала о себе, о своей разрушенной вере в любовь, о своей глупости. Она оплакивала ту Таню, которая верила, что за семью нужно бороться до конца. Теперь она поняла: бороться нужно только за себя.
На следующий день, с опухшими от слёз глазами, но с твёрдой решимостью в сердце, она снова позвонила Ольге.
— Оль, это я. Он мне изменял, — без предисловий сообщила она.
На том конце провода повисло молчание. — Твою ж дивизию… — наконец выдохнула подруга. — Я приеду. Жди.
Ольга примчалась через час с бутылкой вина и большим контейнером своего фирменного оливье. Она молча обняла Татьяну, налила вино и заставила её рассказать всё в подробностях.
— М-да уж, классика жанра, — протянула она, выслушав. — Маменькин сынок, не выдержавший первого же испытания на прочность. Ну и чёрт с ним. Главное, что ты теперь будешь делать?
— Я… я не знаю, — призналась Татьяна. — Мне тошно находиться в этой квартире. Здесь всё напоминает о нём, о нашем обмане…
— Так, стоп! — Ольга решительно поставила бокал. — Никаких «тошно»! Это ТВОЯ квартира. И она станет твоим спасательным кругом. Слушай меня внимательно, сейчас будет небольшой ликбез на тему «Как превратить лимоны в лимонад, а мужа-предателя в пассивный доход».
Она взяла салфетку и начала рисовать на ней схему. — Первое. Ты подаёшь на развод. Прямо завтра. Поскольку детей и совместно нажитого имущества у вас нет, вас разведут быстро. Твоя квартира — твоя, он на неё претендовать не может. Второе. Ты выставляешь его вещи за дверь. Безжалостно. Можешь даже в окно выкинуть для драматического эффекта, но лучше просто аккуратно упаковать в мусорные мешки и поставить у входа.
Татьяна слабо улыбнулась. — Третье, и самое главное, — продолжила Ольга с азартом. — Ты сдаёшь эту квартиру. Официально, по договору. Чтобы всё было чисто. Это даст тебе стабильный ежемесячный доход. Не огромный, но достаточный, чтобы жить.
— Сдаю? — удивилась Татьяна. — А где же я буду жить?
— А вот это, подруга, самый интересный вопрос! — глаза Ольги заблестели. — Где ты всегда мечтала побывать?
Татьяна задумалась. Когда-то давно, ещё в детстве, они с бабушкой ездили на море. И с тех пор образ залитой солнцем набережной, запах кипарисов и солёного ветра, крики чаек — всё это жило в её памяти как символ абсолютного счастья и свободы.
— У моря… — прошептала она.
— Отлично! Значит, к морю! — хлопнула в ладоши Ольга. — Сочи, Геленджик, Анапа — выбирай любой! Снимешь там себе маленькую комнатку или квартирку, найдёшь несложную работу в каком-нибудь кафе или магазинчике. Будешь дышать морским воздухом, есть дешёвые фрукты и залечивать свои раны. А квартира будет на тебя работать. Понимаешь? Ты не убегаешь. Ты делаешь грамотный инвестиционный ход и отправляешься в долгосрочный оплачиваемый отпуск для восстановления душевного равновесия.
План Ольги был дерзким, сумасшедшим и… гениальным. Он давал Татьяне то, чего ей сейчас не хватало больше всего — цель. Ощущение контроля над собственной жизнью.
— А как правильно сдать квартиру, чтобы не обманули? — спросила Татьяна, уже входя во вкус.
— Элементарно, Ватсон! — подмигнула Ольга. — Идёшь в проверенное агентство. Заключаешь договор найма жилого помещения, минимум на 11 месяцев, чтобы не регистрировать его в Росреестре. Обязательно составляешь акт приёма-передачи имущества с подробной описью всего, что есть в квартире, вплоть до последней ложки. Берёшь залог в размере месячной платы — это твоя страховка от порчи имущества. И самое главное — прописываешь в договоре все условия: кто платит за коммуналку, можно ли с животными, как часто ты имеешь право проверять состояние квартиры. Всё! Ты — рантье, моя дорогая!
В тот вечер они допили бутылку вина, доели оливье и составили пошаговый план действий. Впервые за последние сутки Татьяна почувствовала не отчаяние, а азарт. Это была её жизнь. И она собиралась прожить её так, как хочется ей, а не так, как диктуют мужья, свекрови и обстоятельства.
Началась операция «Новая жизнь». Артём пытался вернуться. Он звонил, писал покаянные сообщения, караулил у подъезда. Но наткнулся на ледяную стену. Татьяна сменила номер телефона и наняла через агентство риелтора — бойкую женщину по имени Анна, которая взяла все переговоры на себя.
Самый тяжёлый момент настал, когда пришлось паковать его вещи. Татьяна делала это механически, стараясь не думать. Вот его любимая дурацкая футболка с надписью «Царь, просто царь». Вот гантели, которыми он так и не начал пользоваться. Вот их общая фотография в рамке… Рука дрогнула. Она вспомнила тот день — солнечный, счастливый. Они гуляли в парке, ели мороженое, и казалось, что так будет всегда.
Слеза скатилась по щеке и упала на стекло. Татьяна смахнула её. Прошлого не вернуть. Она вынула фотографию из рамки, порвала её на мелкие кусочки и выбросила в мусорное ведро. Это было больно, как отрезать часть себя. Но необходимо, как хирургическая операция по удалению опухоли.
Через неделю нашлись жильцы — милая молодая пара, ждущая ребёнка. Они с восторгом осматривали чистую, уютную квартирку. — Нам здесь очень нравится! — сказала девушка. — Такая светлая аура.
Татьяна улыбнулась. Она передавала своё гнёздышко в хорошие руки.
Оставался последний рубеж — прощание. Прощание не с Артёмом, с ним она уже попрощалась, а с матерью. Лидия Васильевна, узнав о грядущем разводе, устроила очередной показательный концерт. Она позвонила Татьяне с незнакомого номера.
— Я так и знала! — кричала она в трубку. — Решила моего сына из его же дома выгнать! Квартиру себе захапать! Стерва! Я тебе этого не позволю! Я в опеку пойду, в полицию! Буду жаловаться, что ты моего мальчика на улице оставила!
Татьяна слушала её спокойно, прислонившись к стене в уже опустевшем коридоре. В руках у неё был билет на поезд.
— Лидия Васильевна, успокойтесь и послушайте меня в последний раз, — сказала она ровным, холодным голосом. — Во-первых, это не его дом, а мой. И я имею полное право распоряжаться им по своему усмотрению. Во-вторых, ваш «мальчик» уже достаточно взрослый, чтобы самому о себе позаботиться. Например, найти себе работу получше и снять жильё. Или вернуться к вам, под ваше крылышко.
— Да как ты смеешь?! Я же тебе добра желала! — по привычке заголосила свекровь.
— Желали, — согласилась Татьяна. — Только ваше добро оказалось с гнильцой. Вы хотели контролировать нашу жизнь, а в итоге разрушили её. Вы настроили сына против меня, а он, будучи слабым человеком, нашёл утешение у другой. Так что скажите спасибо самой себе. Вы получили именно то, чего добивались: ваш сын снова свободен и полностью в вашем распоряжении. Можете теперь вешать ему шторы, как вам нравится. А я… я тоже свободна. От вас. От него. От всей этой лжи. Прощайте.
Она нажала «отбой» и заблокировала номер. Всё. Финальный аккорд.
Перед уходом она обошла пустую квартиру. Вот здесь стоял их диван. Вот здесь, у окна, она любила пить кофе. Она подошла к стене, где висела старая, выцветшая фотография её бабушки. Единственное, что она забирала с собой, кроме маленького чемодана с вещами.
— Прости, бабуль, — прошептала она, бережно снимая портрет. — Я не сберегла семью. Но я сберегла себя. И твою квартиру. Обещаю, я буду счастлива.
Она погладила ладонью прохладную стену, словно прощаясь с родным человеком. Закрыла дверь, дважды повернула ключ в замке. И не оглядываясь, пошла вниз по лестнице, навстречу новой, неизвестной жизни.
Поезд уносил её на юг. За окном проплывали города, леса, поля. Татьяна смотрела на меняющиеся пейзажи и впервые за долгое время чувствовала покой. Не было больше необходимости притворяться, терпеть, бороться. Была только она, стук колёс и дорога впереди.
Она сошла на маленькой станции, утопающей в зелени и цветах. Воздух был другим — тёплым, густым, пахнущим морем и нагретой на солнце хвоей. Она сняла крохотную студию с балкончиком, с которого было видно краешек лазурного моря.
Первые недели были самыми трудными. Одиночество накатывало вечерами, воспоминания нет-нет да и причиняли боль. Но каждое утро она просыпалась от криков чаек, шла на пляж, бродила по кромке воды, подставляя лицо солнцу и ветру. И море, мудрое, вечное, словно смывало с её души всю грязь и горечь.
Она устроилась работать в маленькое семейное кафе на набережной. Продавала кофе, пирожные, улыбалась загорелым, расслабленным людям. Работа была несложной, а хозяева, пожилая пара, отнеслись к ней с добротой и участием.
Постепенно она оттаивала. Начала замечать красоту вокруг: причудливые облака, алые закаты, цветущие магнолии. Она много читала, гуляла по горным тропинкам, открывая для себя новые, захватывающие виды. Она научилась быть одна. И ей это нравилось.
Однажды, сидя на своём балконе с чашкой травяного чая и книгой, она услышала, как завибрировал телефон. На счёт поступил ежемесячный платёж за квартиру. Она посмотрела на цифры, потом перевела взгляд на полоску моря, мерцающую в лучах заходящего солнца.
На губах её появилась лёгкая, спокойная улыбка. Она сделала всё правильно. Там, в прошлой жизни, у неё была квартира, муж, свекровь. А здесь, в новой, у неё было нечто гораздо большее — свобода. И целое море впереди.