— Могла бы и подарить квартиру! У тебя же их три!
Ирина откинулась на спинку дивана, скрестив руки на груди. Её голос дрожал от едва сдерживаемого раздражения.
Анна Сергеевна медленно подняла взгляд от чашки с чаем. В гостиной повисла тишина, нарушаемая только тиканьем настенных часов.
— С какой радости? — Анна Сергеевна поставила чашку на блюдце с тихим звоном. — Мне никто ничего не дарил.
Ирина вскочила с дивана, её каблуки простучали по паркету.
— Мам, ну что ты как чужая! Мы же твоя семья! У нас ребёнок растёт, а мы по углам скитаемся!
— По углам? — Анна Сергеевна поправила шаль на плечах. — Пять лет в моей квартире бесплатно — это по углам?
В воздухе запахло грозой, хотя за окном было тихо.
***
Слова дочери ещё звенели в ушах, когда Анна Сергеевна поднялась с кресла и подошла к окну. Ирина хлопнула дверью и ушла, оставив мать наедине с воспоминаниями, которые накатили внезапно, как прилив.
Тридцать пять лет назад она стояла у другого окна — в родительской квартире в Саратове. Отец подписывал дарственную на дом сестре Валентине.
— Валюше нужнее, — сказала тогда мать, не глядя на Анну. — У неё семья, дети будут. А ты... ты и сама справишься. Умная.
Справиться. Это слово стало её проклятием и спасением одновременно.
В Москву она приехала с одним чемоданом и адресом общежития. МГУ, экономический факультет. Андрей появился на втором курсе — высокий, харизматичный, читал Бродского и обещал звёзды с неба. Поженились на третьем. Ирина родилась на четвёртом.
Анна Сергеевна усмехнулась, вспомнив, как Андрей держал дочку, словно хрустальную вазу.
— Я не готов, — сказал он через полгода. — Мама говорит, нам рано. Поживи пока с малышкой, а я подготовлю почву.
Почву он готовил три месяца, потом просто перестал приходить. Развод оформили по почте.
Диплом она защищала с Иришкой на руках. Декан разрешил — знал ситуацию. Подруги по очереди качали коляску в коридоре, пока Анна отвечала комиссии.
Первая работа — бухгалтер на полставки. Снимали угол в коммуналке на Таганке. Анна Сергеевна перебирала старые квитанции, сидя за кухонным столом — привычка хранить все документы осталась с тех времён. Вот расчётный листок за 1995-й — восемь тысяч рублей.
Анна работала на износ. Она вставала в пять утра, готовила кашу, будила дочку. В семь — садик, в восемь она уже сидела в конторе. Основная бухгалтерия днём, по вечерам — фриланс, отчёты для ИП. Засыпала над калькулятором, просыпалась в пять утра от звука будильника.
Главный бухгалтер к тридцати годам. Потом финансовый директор. Параллельно — вечерние подработки, декларации для мелких фирм.
— Мам, а почему у Насти есть Барби, а у меня нет? — спросила однажды семилетняя Иришка.
— Будет и у тебя. Лучше.
И была. Не сразу, через месяц. Анна взяла дополнительную смену, пересчитывала чужие миллионы до полуночи. Барби купила в «Детском мире» — самую дорогую, с домиком.
Внесла первый взнос за студию в Бирюлёво. Двадцать два метра счастья, окно во двор-колодец, но своё.
— Сама, — прошептала Анна Сергеевна, глядя на огни вечерней Москвы. — Всё сама.
Первую ночь они с маленькой Иришкой спали на матрасе прямо на полу — денег на кровать не было.
— Мам, а когда у нас будет телевизор? — спрашивала пятилетняя дочка.
— Скоро, солнышко. Всё будет.
К десяти годам Ирины накопила на вторую квартиру, однокомнатную. Помнила, как подписывала договор купли-продажи — рука дрожала. Однушку сразу сдала, деньги пошли на гимназию.
— Зачем переплачивать? — удивлялась соседка Нина Петровна, встретив их у подъезда. — В обычной школе тоже учат.
— Моя дочь получит всё, чего не было у меня, — отвечала Анна, придерживая Ирину за плечо.
Гимназия, английский с носителем, потом языковые курсы при МИДе. Ирина поступила на бюджет в МГИМО.
Анна Сергеевна выключила закипевший чайник, налила чай. Третью квартиру она купила накануне свадьбы Ирины — двухкомнатную, с хорошим ремонтом. Там теперь и жили молодые.
Она открыла ящик кухонного стола, где хранила документы. Три папки, три свидетельства о собственности. Каждая страница — память о четырнадцатичасовых рабочих днях, отказах себе во всём, бесконечных таблицах Эксель до рези в глазах.
— Это моё, — произнесла она вслух, закрывая ящик. — Заработанное. Не подаренное, не доставшееся. Никто не имеет права требовать.
***
Анна Сергеевна помнила тот день пять лет назад, когда Ирина привела Сергея знакомиться. Парень понравился — инженер, из простой семьи, без пафоса. На свадьбу накрыли столы прямо здесь, в этой гостиной. Сто тысяч на торжество — последние сбережения Анны Сергеевны.
— Мам, мы не потянем съёмную, — сказала Ирина через месяц после свадьбы. — Сергей получает сорок, я тридцать. Половина уйдёт на квартиру.
Анна Сергеевна тогда сидела за этим же столом, проверяла квитанции ЖКХ по трём квартирам.
— Живите в двушке, — ответила она, не поднимая головы. — Бесплатно. Но с условием — откладываете на первоначальный взнос. Пять лет вам хватит?
— Мам, ты лучшая! — Ирина обняла её так крепко, что захрустели рёбра.
Пять лет пролетели быстро. Анна Сергеевна не проверяла, как они копят — доверяла. Платила коммуналку за них, делала ремонт в ванной, когда потекли трубы. Когда родился внук Костик, купила кроватку и коляску.
А потом она позвала их на разговор. Достала из серванта папку с документами, старый калькулятор.
— Посмотрела ипотечные программы. Могу дать вам полтора миллиона на первоначальный взнос. Возьмёте двушку в новостройке, будете платить по тридцать тысяч. Потянете?
Сергей молчал, разглядывая свои руки. Ирина побагровела.
— Полтора миллиона? Мам, у тебя три квартиры! Каждая стоит под десять!
— И что? — Анна Сергеевна аккуратно сложила бумаги.
— Подари нам одну! Зачем тебе три?
— Затем, что я их заработала.
— Мне не нужна твоя кабала с ипотекой! — Ирина встала так резко, что упал стул. — Ты могла бы просто подарить квартиру! Другие родители дарят!
Анна Сергеевна смотрела на дочь и впервые видела чужого человека.
***
Мать медленно встала, подошла к серванту и достала альбом с фотографиями. Старый, потрёпанный, с выцветшими снимками.
— Вот, смотри. — Она раскрыла альбом. — Это я в коммуналке. Тебе два года. Видишь раскладушку у стены? Мы на ней спали вдвоём.
Ирина отвернулась. По её щекам текли слёзы вперемешку с тушью.
— При чём тут это? У тебя сейчас три квартиры!
— При том. — Анна Сергеевна закрыла альбом с тихим хлопком. — Эти три квартиры — результат тридцати лет работы. Без выходных, отпусков, больничных. Я себе платье новое раз в три года покупала!
— Ты просто жадная! — выкрикнула Ирина, всхлипывая. — Костику нужна своя комната!
Анна Сергеевна почувствовала, как что-то оборвалось внутри. Годы вины за то, что не может дать дочери больше, вдруг испарились. Она выпрямила спину.
— Мне никто ничего не подарил, — голос звучал спокойно и твёрдо. — Ни родители, ни бывший муж, ни государство. Вот и вы с Серёжей должны сами заработать. Я предлагаю помощь — полтора миллиона. Не хотите — не надо.
Она подошла к вешалке, сняла пальто.
— Куда ты? — растерянно спросила Ирина.
— Домой. В свою квартиру. Которую сама купила.
***
Анна Сергеевна вернулась в квартиру, где жила дочь, через три дня — забрать документы из почтового ящика. Дверь открыл ключом, но внутри было пусто. Голые стены, на полу в прихожей — следы от обуви.
На кухонном подоконнике лежали ключи. Никакой записки. В детской остался только крючок от люстры — даже карниз сняли.
— Анна Сергеевна? — соседка Валентина выглянула на площадку. — А они вчера съехали. Газель нанимали, всё вывезли.
— Знаю, — соврала Анна Сергеевна.
— Адрес-то оставили? Мне Ирочка за интернет должна была...
— Нет.
Она прошла по пустым комнатам. В ванной забыли детскую зубную щётку — красную, с Человеком-пауком. Костик её любил. Анна Сергеевна взяла щётку, покрутила в руках, бросила в мусорное ведро.
Дома она села за стол, открыла телефон. Номер Ирины был заблокирован. В Ватсап— одна галочка, сообщение не доставлено. Сергей тоже не отвечал.
Сердце сжималось от обиды. Тяжёлой, вязкой, как смола.
— Жадная, — прошептала Анна Сергеевна, вспоминая слова дочери. — Я жадная?
Она закрыла глаза. Вспомнила, как покупала Иришке первый айфон — копила три месяца. Как оплачивала летний лагерь в Болгарии. Как отдала последнее на свадьбу.
— Я давала больше, чем получила сама, — сказала она пустой квартире. — Намного больше.
***
Дома было тихо. Анна Сергеевна сняла пальто, повесила на плечики — всё по привычке, аккуратно. На кухонном столе стояла чашка с недопитым чаем с бергамотом. Она вылила его в раковину, сполоснула чашку.
В гостиной на комоде стояла фотография — Ирина в выпускном платье, улыбается. Анна Сергеевна провела пальцем по рамке, стирая пыль.
— Я помогла, — сказала она фотографии. — Пустила пожить бесплатно. Пять лет! Готова была полтора миллиона дать.
Она прошла в спальню, села на кровать. В тумбочке лежали документы на квартиры — все три папки. Достала, разложила на покрывале.
— Дарить не обязана, — произнесла вслух, глядя на свидетельства о собственности. — Это моё. Заработанное.
За окном загорелись фонари. Анна Сергеевна убрала документы обратно, включила телевизор — новости, сериал, реклама. Всё как обычно.
Если Ирина умная — поймёт. Вернётся, извинится. Скажет: «Мам, прости, погорячилась». И они сядут на кухне, будут пить чай, обсуждать ипотеку, искать варианты.
А если не вернётся?
Анна Сергеевна выключила телевизор.
— Это уже её проблемы, — сказала она темноте. — Её личный выбор.
Она легла, натянула одеяло до подбородка. В квартире было тепло, надёжно. Её квартире. Одной из трёх.
Рекомендуем к прочтению: