Дверь в квартиру захлопнулась с сухим, безжизненным щелчком, отрезая Анну от гула подъезда и погружая в вязкую, напряжённую тишину. Тишина эта была обманчивой, наэлектризованной, как воздух перед грозой. Она давила на уши, заставляла сердце стучать глухо и тревожно. Анна замерла в коридоре, прислушиваясь. Из кухни доносилось едва различимое позвякивание посуды и приглушённые голоса — свекровь, Зинаида Петровна, и её дочь Марина что-то обсуждали вполголоса. Мужа, Ильи, дома ещё не было.
Анна медленно сняла туфли, поставила их на коврик и повесила плащ на вешалку. Каждое движение было выверенным, почти бесшумным. За полгода жизни в этой квартире она научилась передвигаться как тень, инстинктивно стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Но сегодня всё было иначе. Сегодня тишина казалась ей предвестником бури.
Предчувствие не обмануло. Когда она вошла в кухню, разговор мгновенно оборвался. Зинаида Петровна, полная, властная женщина с тяжёлым взглядом и вечно поджатыми губами, смерила её холодной оценкой. Марина, её точная копия, только моложе и с выражением вечной обиды на лице, демонстративно отвернулась к окну. На столе стояла початая бутылка коньяка и вазочка с лимоном. Немой укор повис в воздухе: пришла, помешала.
— Добрый вечер, — ровным голосом произнесла Анна, проходя к раковине, чтобы вымыть руки.
— Добрый, — буркнула свекровь, не меняя позы. — Для кого добрый, а для кого и не очень.
Анна почувствовала, как внутри всё сжалось в тугой комок. Она знала, что этот разговор назревал, но не думала, что он начнётся так. Без предисловий, без Ильи, как удар под дых.
— Что-то случилось? — спросила она, вытирая руки полотенцем и поворачиваясь к ним.
Марина фыркнула и резко обернулась. Её лицо было красным, заплаканным, но глаза горели злым огнём.
— Случилось? Ты ещё спрашиваешь? У тебя, Анечка, конечно, ничего не случилось! У тебя всё прекрасно: муж есть, работа престижная, денежки капают. А вот у других людей, между прочим, жизнь рушится!
Анна молчала, давая ей выговориться. Любое слово сейчас было бы искрой в пороховой бочке.
— Сашеньке в садике задали принести поделку из природных материалов, — с надрывом в голосе продолжила Марина. — Все дети как дети, с родителями в лес ездили, шишки-жёлуди собирали. А мой что? Мой сидит в четырёх стенах! Отец его бросил, дедушки нет, а дяде, родному дяде, некогда племянника в парк сводить!
Претензия была настолько абсурдной, что Анна на мгновение растерялась. Илья работал шесть дней в неделю, часто задерживаясь допоздна. В единственный выходной он пытался хоть немного отдохнуть.
— Марина, Илья очень устаёт, — мягко начала Анна. — Может, вы с Сашей сходили бы вдвоём? Парк ведь совсем рядом.
— Я?! — взвизгнула золовка. — Я должна одна тащиться с ребёнком, пока ты после своей конторы маникюр делаешь? Да что ты вообще понимаешь в материнстве! Легко рассуждать, когда своих нет!
Зинаида Петровна, до этого молчавшая, решила вмешаться. Она поставила рюмку на стол с такой силой, что коньяк выплеснулся на скатерть.
— Хватит, Марина. Она не поймёт. У неё другие ценности. Деревенская хватка, железные локти. Ей не понять, что такое семья, что такое поддержка. Она привыкла всё под себя грести.
Последние слова были произнесены с такой неприкрытой ненавистью, что у Анны похолодело внутри. Она смотрела на свекровь, на её искажённое злобой лицо, и вдруг поняла: дело не в Сашиной поделке. Это лишь повод. Произошло что-то гораздо более серьёзное.
— Зинаида Петровна, давайте говорить прямо, — твёрдо сказала Анна. — Что произошло на самом деле?
Свекровь подняла на неё тяжёлый, маслянистый взгляд.
— Произошло то, что я наконец-то приняла решение. Я продаю дачу.
Новость упала в тишину кухни, как камень в стоячую воду. Дача. Старый, но добротный дом в сосновом бору, который строил ещё отец Ильи. Место, где прошли все его детские годы, куда они с Анной ездили прошлым летом каждые выходные. Илья любил эту дачу больше всего на свете. Он мечтал, как построит там новую баню, как их будущие дети будут бегать по лужайке. Для него это было не просто строение, а часть души, память об отце.
— Как… продаёте? — выдохнула Анна, чувствуя, что земля уходит из-под ног. — Но почему? Илья… он же…
— А что Илья? — перебила Зинаида Петровна. — Илья — мужчина, он и так на ногах стоит. А у меня дочь с ребёнком мыкается по углам, без своего жилья, без мужской поддержки. Я как мать не могу на это спокойно смотреть. Деньги с продажи пойдут Марине на первый взнос по ипотеке. Ей и Сашеньке нужна своя квартира.
Анна смотрела то на одну, то на другую. На лице Марины проступило злорадное торжество. Она победила. Она вырвала этот кусок для себя.
— Но вы не можете так поступить, — голос Анны дрогнул. — Эта дача — память об отце Ильи. Он вложил в неё всю душу. Вы ведь даже не посоветовались с сыном!
— Советоваться? В своём доме? — брови Зинаиды Петровны поползли вверх. — Девочка моя, ты, кажется, забыла, где находишься. Ты пришла в эту семью на всё готовое, в нашу квартиру. Илья — мой сын, и он примет любое моё решение. Потому что он, в отличие от некоторых, понимает, что такое сыновий долг. А дача… дача моя. По закону. После смерти мужа я единственная наследница. И я буду распоряжаться своим имуществом так, как считаю нужным.
Она произнесла это с ледяным спокойствием, подчёркивая каждое слово. Анна поняла, что это не спонтанное решение. Это был давно продуманный план, и сегодня его просто привели в исполнение. Её поставили перед фактом.
— Вы поступаете несправедливо, — тихо, но отчётливо произнесла Анна.
— Справедливость — это когда матери помогают своим детям! — отрезала Зинаида Петровна. — А ты, вместо того чтобы поддержать нас, думаешь только о себе и о развлечениях. «Ах, дача, ах, шашлычки!» Пора взрослеть, деточка. Жизнь — это не только удовольствия.
Марина добавила масла в огонь: — Конечно, ей обидно! Дачка-то уплывает! А она, небось, уже губу раскатала, хозяйкой себя там возомнила. Думала, всё ей с Ильёй достанется. Не выйдет! У моего сына тоже должны быть свои метры!
Анна больше не могла этого выносить. Воздух в кухне стал густым и ядовитым от их ненависти. Она развернулась и вышла, не сказав больше ни слова. За спиной она услышала торжествующий смешок Марины и звон рюмок. Они праздновали свою победу.
Закрывшись в их с Ильёй комнате, Анна подошла к окну. Сумерки опускались на город, зажигались огни в окнах напротив. Там, в этих светящихся прямоугольниках, тоже жили семьи. Любили, ссорились, мирились. Но испытывал ли кто-то такое же удушающее чувство безысходности и одиночества, находясь в одном доме с родными, казалось бы, людьми?
Она вышла замуж за Илью, за одного-единственного человека, которого полюбила всем сердцем. А получила в придачу целый улей, где каждый норовил ужалить побольнее. Она знала, что характер у свекрови и золовки не сахар, но до сегодняшнего дня ей удавалось держать нейтралитет, отстаивать свои границы вежливо, но твёрдо. Она думала, что справится. Что её любовь к Илье и его любовь к ней станут бронёй, которую не пробить.
Как же она ошибалась. Сегодня они нанесли удар не по ней. Они ударили по самому дорогому, что было у её мужа, — по его мечте, по его памяти. И сделали это за его спиной.
Анна достала телефон. Пальцы дрожали. Она должна была позвонить Илье, всё рассказать. Но что она ему скажет? Что его мать и сестра предали его? Что они за его спиной рушат его мир, а она, его жена, не смогла ничего сделать?
Она отложила телефон. Нет. Она дождётся его. И посмотрит ему в глаза. Этот вечер станет проверкой для их брака. Сегодня решится, кто он — маменькин сынок, покорно принимающий волю своей семьи, или её муж, её мужчина, готовый защищать то, что им обоим дорого.
Анна села на кровать, чувствуя, как внутри неё холодная ярость сменяет отчаяние. Они думают, что она — деревенская простушка, которую можно согнуть и сломать. Они ещё не знают, из какого теста она сделана. Она привыкла добиваться всего сама, не позволяя никому собой помыкать. И она не позволит им разрушить её семью. Битва за дачу была проиграна, даже не начавшись. Но Анна понимала: это было лишь первое сражение. И настоящая война только впереди.
Илья пришёл через час, уставший и голодный. Он с порога почувствовал гнетущую атмосферу. Встретила его только Анна. Мать и сестра закрылись в комнате Марины и даже не вышли поздороваться.
— Что-то случилось? — спросил он, целуя жену. Его глаза встревоженно обежали её лицо. — Ты какая-то бледная. Мама с Маринкой опять что-то учудили?
Анна взяла его за руку и повела в их комнату. Она решила не начинать разговор на пороге.
— Илюш, сядь, пожалуйста. Нам нужно серьёзно поговорить.
Он сел на край кровати, напряжённо глядя на неё. Анна присела рядом. Она старалась говорить спокойно, без лишних эмоций, просто излагая факты. Рассказала про разговор в кухне, про поделку Саши, которая стала лишь предлогом, и, наконец, про решение Зинаиды Петровны.
По мере её рассказа лицо Ильи менялось. Недоумение сменилось неверием, а затем — тёмной, медленной яростью. Когда Анна закончила, он несколько секунд молчал, глядя в одну точку. Потом резко встал и направился к двери.
— Я поговорю с матерью.
— Илья, подожди! — Анна вскочила и преградила ему дорогу. — Не надо на эмоциях. Они там выпили, они тебя не услышат. Только хуже сделаешь.
— Хуже? — он горько усмехнулся. — Ань, куда уж хуже? Она продаёт дачу. Папину дачу. Не посоветовавшись со мной. Она просто вычеркнула меня, понимаешь? Будто меня и нет. Будто я не её сын.
В его голосе звучала такая боль, что у Анны защемило сердце. Она обняла его, прижалась к его груди.
— Я понимаю. Илюш, я всё понимаю. Мне так жаль.
Он крепко обнял её в ответ. — Это не твоя вина. Ты-то здесь при чём? Это они… Я не понимаю, что с ними происходит. Раньше мама такой не была.
Анна промолчала. Она-то как раз всё понимала. Пока Илья был один, он был полностью в их власти. Теперь появилась она, и они почувствовали угрозу. Они теряли контроль над ним, над его жизнью, над его финансами. И этот удар был направлен не только на Илью, но и на неё. Ей показывали её место.
Разговора в тот вечер так и не состоялось. Илья, послушавшись Анну, не пошёл к матери. Они молча поужинали в своей комнате, почти не разговаривая. Каждый думал о своём. Анна видела, как тяжело её мужу, как он подавлен и раздавлен этим предательством. И она понимала, что должна быть сильной за них двоих.
Следующие несколько дней превратились в ад. В квартире царил ледяной холод молчаливой войны. Зинаида Петровна и Марина передвигались по квартире как тени, игнорируя Анну и разговаривая с Ильёй исключительно по бытовым вопросам. Илья пытался завести разговор о даче, но мать тут же пресекала его.
— Я всё решила. Тема закрыта, — отрезала она, и на этом диалог заканчивался.
Илья замыкался в себе, становился мрачным и раздражительным. Напряжение между ним и Анной росло. Он не винил её, но её присутствие постоянно напоминало ему о его бессилии. Однажды вечером он не выдержал.
— Может, они правы? — сказал он, глядя в потолок. — Может, Марине и правда нужнее? У неё Сашка, своего угла нет. А мы с тобой вдвоём, работаем, заработаем ещё.
Анна села на кровати и посмотрела на него. — Илья, дело не в деньгах. И не в квадратных метрах. Дело в отношении. Они приняли это решение за твоей спиной. Твоя мать лишила тебя наследства твоего отца, даже не спросив твоего мнения. Она показала, что её дочь ей дороже, а ты… ты просто ресурс. Сегодня ты должен уступить дачу, завтра — отдать свою зарплату, потому что «Мариночке нужнее». Где это закончится?
— Не преувеличивай, — устало ответил он.
— Я не преувеличиваю! — голос Анны зазвенел. — Открой глаза! Они манипулируют тобой! Твоя сестра прикрывается ребёнком, чтобы жить за чужой счёт, а твоя мать потакает ей во всём! Они создали свой мирок, в котором им удобно, и ты в нём — лишь функция. А я — чужой элемент, который нужно выдавить.
— Прекрати! Это моя мать и сестра!
— Да, твои! Но я — твоя жена! И я не собираюсь смотреть, как они тебя уничтожают, а заодно и нашу семью!
Они впервые так серьёзно ссорились. Слова были горькими, обидными. В конце концов Илья просто отвернулся к стене и замолчал. Анна всю ночь проплакала в подушку. Она чувствовала себя абсолютно одинокой. Муж, её опора, колебался. Семейная трясина засасывала его, и он, кажется, был готов сдаться.
Но Анна сдаваться не собиралась. Если Илья не может или не хочет бороться, бороться будет она.
На следующий день, взяв на работе отгул, она поехала в архив БТИ. Она не была уверена, что что-то найдёт, но должна была попытаться. Ей нужно было понять, на каком основании Зинаида Петровна считает себя единственной собственницей. Отец Ильи, Валерий Семёнович, умер десять лет назад. Анна знала, что он был человеком основательным и предусмотрительным. Ей не верилось, что он мог оставить семью без чётких распоряжений насчёт имущества.
Процесс был долгим и муторным. Запросы, заявления, очереди. Но к концу дня у неё на руках была копия регистрационного дела на дачный участок и дом. Изучая документы дома, в своей комнате, она наткнулась на то, что искала. Участок был выделен Валерию Семёновичу от завода, где он проработал всю жизнь. Но дом… Дом был оформлен в долевую собственность. Одна вторая принадлежала Валерию Семёновичу, а вторая… вторая была записана на его жену, Зинаиду Петровну.
После смерти мужа Зинаида Петровна вступила в наследство на его долю. По закону (статья 1142 Гражданского кодекса РФ), наследниками первой очереди являлись супруг, дети и родители умершего. Родителей Валерия Семёновича уже не было в живых. Значит, на его долю должны были претендовать она, Илья и Марина.
Анна похолодела. Если Марина и Илья не писали отказ от наследства в пользу матери, то им троим — Зинаиде, Илье и Марине — должна была принадлежать одна вторая дома в равных долях. То есть, по одной шестой каждому. Таким образом, Зинаиде Петровне принадлежало бы её изначальная половина плюс одна шестая, то есть четыре шестых (или две третьих) дома. А Илье и Марине — по одной шестой.
Продать весь дом без согласия других собственников Зинаида Петровна не имела права.
Анна отложила документы. Теперь всё вставало на свои места. Скорее всего, Илья и Марина, будучи тогда ещё совсем молодыми, по просьбе матери подписали отказы. Илья об этом, разумеется, давно забыл. Он вообще не вникал в юридические тонкости, полностью доверяя матери. Но был ли отказ на самом деле? Или Зинаида Петровна просто воспользовалась их неведением и оформила всё на себя?
Нужно было это проверить. И для этого требовался разговор с Ильёй. Но такой разговор, чтобы он услышал её, а не отмахнулся.
Вечером, когда он вернулся с работы, она не стала сразу выкладывать ему всё. Она накормила его ужином, дала отдохнуть. А потом, когда они остались одни, спокойно, без всякого нажима, положила перед ним бумаги.
— Илюш, я хочу тебе кое-что показать. Только, пожалуйста, посмотри внимательно.
Он недоверчиво взял листы. Начал читать. Анна молча наблюдала за ним. Она видела, как напряглось его лицо, как он хмурил брови, перечитывая строки.
— Что это? — наконец спросил он, поднимая на неё глаза.
— Это выписка из БТИ. Дом был в долевой собственности у твоих родителей. После смерти отца ты и Марина тоже были наследниками его доли. Ты помнишь, чтобы ты подписывал отказ от наследства?
Илья задумался, трёт лоб. — Я… не помню. Кажется, мы ходили к нотариусу. Мама сказала, что так надо, чтобы ей было проще с документами. Сказала, всё равно всё наше, общее. Я и подписал, не вникая. Мне тогда лет двадцать было, какая там собственность, я об этом и не думал.
— А Марина? — И Марина тоже. Мы вместе были.
Анна вздохнула. Значит, всё-таки подписали. Юридически Зинаида Петровна была полноправной хозяйкой. Она не обманула их, она просто ими воспользовалась. Воспользовалась их молодостью, доверием и юридической безграмотностью.
— Тогда она имеет право продать, — глухо сказал Илья, отодвигая от себя бумаги. В его голосе звучало полное поражение.
— Право-то она имеет, — медленно произнесла Анна, глядя ему прямо в глаза. — Но есть ещё кое-что. Я сегодня не только в архиве была. Я заехала в дачный посёлок. Поговорила с тётей Валей, соседкой вашей.
Илья поднял на неё удивлённый взгляд. — И что?
— А то, что твой отец, оказывается, незадолго до смерти занял у неё крупную сумму денег. На строительство нового сарая и на ремонт крыши. Отдать не успел. Сумма по тем временам приличная. Тётя Валя после его смерти подошла к твоей маме, напомнила о долге. А Зинаида Петровна сделала круглые глаза и сказала, что ничего не знает. Мол, муж ей ничего не говорил, и вообще, это их с ним личные дела были. Тётя Валя — человек деликатный, скандалить не стала, просто перестала с вашей семьёй общаться. Но долг-то остался.
Илья молчал, ошарашенный этой новостью. — Я не знал…
— Конечно, не знал. Потому что твоя мама предпочла об этом умолчать. А теперь смотри, что получается, — Анна подалась вперёд, её голос стал жёстким. — Она продаёт дачу, в которую твой отец вложил не только душу, но и заёмные деньги. Деньги, которые она так и не вернула. Она забирает всю сумму себе, чтобы решить проблемы своей дочери, а ты, его единственный сын, остаёшься ни с чем. Более того, она лишает тебя даже памяти о нём. Тебе не кажется, что это… подло?
Слово «подло» повисло в тишине комнаты. Илья вздрогнул, как от пощёчины. Он смотрел на Анну, и в его глазах она видела бурю. Боль, обида, злость и, наконец, прозрение. Стеклянная стена, которую он выстраивал между собой и реальностью, рушилась. Он наконец-то увидел свою мать и сестру не через призму сыновней любви и долга, а такими, какими они были на самом деле.
— Что ты предлагаешь делать? — тихо спросил он.
Анна взяла его руку. — Для начала — поговорить с ней. Но не как обиженный мальчик, а как взрослый мужчина. Без криков, без обвинений. Просто поставить её перед фактами. Про долг, про твои права, пусть и моральные. Илья, ты должен дать ей понять, что ты больше не позволишь вытирать об себя ноги.
Он долго молчал, глядя на их сцепленные руки. Потом глубоко вздохнул и решительно кивнул. — Ты права. Пора заканчивать этот цирк.
В этот момент Анна поняла, что они победят. Неважно, получат они дачу или нет. Главное, что она вернула себе своего мужа. Он был с ней. Они были вместе. И это было важнее любых квадратных метров и соток земли.
На следующий день был выходной. Утром, после завтрака, Илья попросил мать и сестру задержаться в кухне.
— Нам нужно поговорить, — сказал он ровным, спокойным тоном, в котором, однако, слышались стальные нотки. Анна стояла рядом с ним, молчаливая, но решительная.
Зинаида Петровна недовольно поджала губы. — Илья, я думала, мы эту тему закрыли.
— Нет, мама, не закрыли. Мы её даже не начинали. Вы просто поставили меня перед фактом. А теперь я хочу, чтобы вы выслушали меня.
Он сел за стол, жестом приглашая их сделать то же самое. Марина плюхнулась на стул с видом мученицы. Зинаида Петровна садилась медленно, как королева, вступающая на трон.
— Я не буду оспаривать твоё юридическое право на дачу, — начал Илья, глядя прямо в глаза матери. — Вы с Мариной тогда, десять лет назад, всё грамотно сделали, убедив меня подписать отказ. Я был молод и доверял тебе.
Свекровь вздрогнула от его тона. — Что значит «убедив»? Это было общее решение!
— Нет, мама. Это было твоё решение. А мы с сестрой просто его исполнили, — спокойно поправил он. — Но сейчас не об этом. Вчера я узнал, что отец занимал деньги у тёти Вали на ремонт дачи. И что ты этот долг так и не вернула.
Лицо Зинаиды Петровны окаменело. Марина удивлённо переводила взгляд с матери на брата.
— Это клевета! — выдохнула свекровь. — Эта старая сплетница всё врёт!
— Она не врёт, мама. И ты это прекрасно знаешь, — голос Ильи стал ещё твёрже. — Отец всегда всё записывал. У него была тетрадь, в синей обложке. Он вёл там все расходы по даче. Я помню её, я в детстве там рисовал. Где эта тетрадь сейчас?
Зинаида Петровна молчала, её щёки покрылись красными пятнами.
— Я так и думал, — продолжил Илья. — Ты её спрятала. Или уничтожила. Так вот. Я не позволю тебе продать дачу, пока ты не вернёшь долг. С процентами, которые набежали за десять лет. Это дело чести. Чести памяти отца.
— Да как ты смеешь! — взорвалась Зинаида Петровна, вскакивая со стула. — Ты, сопляк, будешь меня учить, как жить? Я тебя вырастила, я тебе всё отдавала, а ты… Ты из-за какой-то деревенщины, которая тебе мозги запудрила, родную мать позоришь!
Она ткнула пальцем в сторону Анны, которая всё это время стояла у стены, не проронив ни слова.
— Аня здесь ни при чём, — отрезал Илья, тоже поднимаясь. — Это моё решение. Я наконец-то прозрел. Вы всю жизнь использовали меня. А теперь, когда у меня появилась своя семья, вы пытаетесь её разрушить. Не выйдет.
— Семья? — взвизгнула Марина, тоже вскакивая. — Это у тебя семья? Да она спит и видит, как нас отсюда выжить и всё себе захапать! Она ненавидит меня и моего сына!
— Тебя есть за что ненавидеть, — вдруг подала голос Анна. Она говорила тихо, но каждое её слово било наотмашь. — Ты живёшь за счёт брата, постоянно тянешь из него деньги, которые не возвращаешь. Ты нигде не работаешь, сидишь на шее у матери и ноешь, как тебе тяжело. А твоего избалованного сына воспитываешь так, что он скоро на голову всем сядет. Ты хоть раз сказала своему брату спасибо? Хоть раз поинтересовалась, как у него дела, не устал ли он тянуть всех вас на себе?
Марина захлебнулась воздухом от такой наглости. — Да ты… Да ты…
— Хватит! — рявкнул Илья так, что все вздрогнули. — Я всё сказал. Пока долг не будет возвращён, никаких разговоров о продаже дачи не будет. И ещё одно. С сегодняшнего дня мы с Анной начинаем искать себе отдельное жильё. Жить в этом серпентарии я больше не намерен.
Он взял Анну за руку и, не глядя больше на оцепеневших от шока мать и сестру, вывел её из кухни.
В своей комнате они молчали. Анна видела, как тяжело дался Илье этот разговор. Он стоял у окна, сжав кулаки. Она подошла и обняла его со спины.
— Ты всё сделал правильно, — прошептала она.
— Я должен был сделать это давно, — глухо ответил он. — Прости, что втянул тебя во всё это.
— Мы семья, — просто сказала она. — Мы справимся.
Известие о том, что они собираются съезжать, произвело эффект разорвавшейся бомбы. Зинаида Петровна поняла, что теряет главный рычаг давления на сына. Она сменила тактику. Гнев сменился на жалость. Она начала жаловаться на сердце, пить корвалол и тяжело вздыхать, проходя мимо их комнаты. Марина ходила с заплаканными глазами, демонстративно показывая, как её обидели.
Но Илья был непреклонен. Каждый вечер они с Анной просматривали сайты с объявлениями об аренде и продаже квартир. Они решили взять ипотеку. Анна хорошо зарабатывала, у неё были накопления. Зарплата Ильи тоже позволяла им рассчитывать на приличную сумму.
Через две недели они нашли подходящий вариант. Небольшая, но уютная двухкомнатная квартира в новом доме. Далеко от этого района, от этой квартиры, от этой жизни.
Когда они сообщили, что нашли квартиру и вносят аванс, в доме разразился новый скандал.
— Ипотека? — кричала Зинаида Петровна. — Вы залезете в кабалу на двадцать лет! А кто будет платить, если с вами что-то случится? Вы о матери подумали?
— Мама, мы взрослые люди, — терпеливо объяснял Илья. — Мы всё рассчитали.
— Ничего вы не рассчитали! — не унималась она. — Это всё она! — она снова кивнула на Анну. — Это её план! Увести тебя из семьи, оставить меня одну на старости лет!
Анна не выдержала. — Зинаида Петровна, а вам не приходило в голову, что мы просто хотим жить своей жизнью? Отдельно. Строить свою семью. Разве это преступление? Или вы считаете, что ваш сын до седых волос должен жить с вами под одной крышей и исполнять все ваши прихоти?
Ответа не последовало. Только тяжёлое, злобное сопение.
Переезд был назначен через месяц. Этот месяц был самым длинным в их жизни. Молчание, косые взгляды, мелкие пакости. То Марина «случайно» выльет на блузку Анны кофе, то Зинаида Петровна «забудет» купить продукты, зная, что они вечером придут голодные с работы.
Анна терпела. Она знала, что скоро всё это закончится. Они с Ильёй стали ещё ближе. Общая цель, общая борьба сплотили их как никогда.
За день до переезда, когда часть вещей уже была упакована в коробки, в их комнату без стука вошла Зинаида Петровна. Вид у неё был решительный и в то же время какой-то загнанный.
— Я передумала, — сказала она, глядя на Илью. — Я не буду продавать дачу.
Илья с Анной переглянулись. — Это хорошо, мама, — осторожно сказал Илья.
— И долг тёте Вале я верну. Продам свои украшения, но верну, — она тяжело вздохнула. — Только вы… не уезжайте.
Это было похоже на капитуляцию. Но Анна не верила в её искренность. Это был очередной ход, очередная манипуляция.
— Мама, мы уже всё решили. Мы внесли аванс, подписали документы. «Обратной дороги нет», —твёрдо сказал Илья.
— Но как же я одна? С Мариной и Сашкой? Мы же не справимся! — в её голосе зазвучали плаксивые нотки.
— Справитесь, — отрезал Илья. — Марине пора, наконец, найти работу, а не сидеть на твоей пенсии. А тебе, мама, пора понять, что у меня своя жизнь.
Зинаида Петровна поняла, что проиграла. Она смерила Анну долгим, ненавидящим взглядом, в котором читалось: «Это всё ты. Но я тебе этого не прощу. Никогда». Потом развернулась и вышла, хлопнув дверью.
Последний вечер в этой квартире. Коробки с вещами стояли у стен, создавая ощущение временного лагеря. Анна сидела на подоконнике и смотрела на ночной город. Илья подошёл и обнял её за плечи.
— Ну вот и всё, — тихо сказал он. — Завтра мы начинаем новую жизнь.
— Мне немного страшно, — призналась Анна.
— Мне тоже. Но мы вместе. А значит, всё будет хорошо.
Она повернулась и посмотрела на него. В его глазах она видела любовь, нежность и уверенность. Да, они справились. Они вырвались из этого болота. Но где-то в глубине души скреблось неприятное чувство. Она знала, что Зинаида Петровна и Марина так просто их не отпустят. Они затаились, но не сдались. Они будут ждать. Ждать удобного момента, чтобы нанести новый удар.
Анна посмотрела на кухню, где за закрытой дверью её бывшие соседки по квартире строили новые планы мести. И вдруг она ясно осознала, что холодная война не окончена. Она просто переходит в новую фазу, на другую территорию. И теперь полем битвы станет их новая, ещё не обжитая квартира. Она почувствовала, как по спине пробежал холодок. Их отъезд был не концом истории, а лишь началом новой, куда более сложной и запутанной главы.