Свекровь нервно перечитывала документ, понимая, что письменно зафиксированные требования выглядят совсем не так благородно, как в её устных рассказах знакомым. Черным по белому было написано, что пожилая женщина требует от невестки встать на колени за отказ отдать недвижимость за полцены.
Начало этой истории читайте в первой части
— А зачем так подробно расписывать? — забеспокоился Игорь, впервые за всё время конфликта задумавшись о том, как со стороны выглядят его требования.
— Для ясности, — ответила я. — Марина, есть ещё один документ?
Нотариус достала второй бланк и начала зачитывать:
— Заявление. Я, Игорь Владимирович Петров, требую от жены Яны Сергеевны Петровой встать на колени перед моей матерью и извиниться за отказ переписать семейную квартиру...
— Семейную? — возмутилась я. — Квартира оформлена на меня, куплена на мои средства до брака!
— Ну... мы же в ней вместе живём, — промямлил Игорь.
— Совместное проживание не означает совместную собственность.
В комнате повисла неловкая тишина. Присутствующие впервые услышали полную картину конфликта: молодая женщина отказывается отдать собственную квартиру за половину стоимости, а родственники мужа требуют за это публичного унижения.
Мама сидела в углу с каменным лицом, её подруги переглядывались с осуждением, но не в мою сторону, а в сторону семейства Петровых. Марина профессионально сохраняла нейтралитет, но в глазах читалось удивление происходящим.
— Ну ладно! — не выдержала Вера Николаевна. — Давайте ваши бумажки, подпишу!
Она размашисто расписалась на документе, даже не дочитав его до конца. Игорь последовал примеру матери, торопясь поскорее покончить с формальностями и перейти к главному действу.
— Отлично, — сказала я, принимая заверенные нотариусом документы. — Теперь моя очередь.
Я медленно опустилась на колени посреди гостиной, глядя на торжествующие лица свекрови и мужа. Они наслаждались моментом победы, не подозревая, что он станет для них последним.
— Вера Николаевна, — начала я торжественно, — прошу прощения за то, что отказалась отдать вам мою квартиру за полцены.
— Правильно! — кивнула свекровь. — Продолжай!
— Прошу прощения за то, что не захотела жить с вами в одной квартире под вашим контролем.
— Ещё!
— И прошу прощения за то, что не поняла сразу: вы просто хотели получить дорогую недвижимость практически бесплатно.
Улыбка постепенно сползала с лица Веры Николаевны. Мои извинения звучали скорее как обвинения, чем как покаяние.
— Игорь, — продолжала я, поворачиваясь к мужу, — прошу прощения за то, что не поняла сразу: ты готов унизить жену ради сомнительных интересов матери.
— Что ты несёшь? — нахмурился он.
— Прошу прощения за то, что восемь лет считала тебя мужчиной, способным защитить семью, а не разрушить её по первому требованию мамы.
Я поднялась с колен, отряхнула платье и повернулась к нотариусу:
— Марина, теперь следующий документ, пожалуйста.
— Какой ещё документ? — встревожилась свекровь.
— Исковое заявление о расторжении брака. Основание — унижение человеческого достоинства и психологическое давление.
Нотариус зачитала заголовок документа, и в комнате воцарилась гробовая тишина. Игорь и Вера Николаевна смотрели на меня с открытыми ртами, не веря происходящему.
— Ты... ты подаёшь на развод? — заикнулся муж.
— Подаю. Мужчина, который требует от жены встать на колени, не может быть мужем.
— Но ты же извинилась! Всё, конфликт исчерпан!
— Конфликт действительно исчерпан. Вместе с браком.
Вера Николаевна наконец осознала масштаб происходящего:
— Яна, милая, не горячись! Мы же не со зла! Просто хотели жить дружно!
— Дружно? — усмехнулась я. — Требовать унижения — это ваше понимание дружбы?
— Ну... может, я погорячилась с коленями...
— Не может, а требовали. В письменном виде, заверенном нотариально.
Игорь попытался взять ситуацию под контроль:
— Лен, давай спокойно поговорим! Я согласен забыть про квартиру!
— Поздно. Момент для спокойных разговоров был три месяца назад.
— Но я же муж! Имею право на часть квартиры!
— Квартира куплена до брака, брачного договора нет. По закону ты не имеешь на неё никаких прав.
— А восемь лет совместной жизни?
— Восемь лет я содержала тебя, оплачивала коммунальные услуги, покупала продукты. Если считать, то ты мне должен.
Присутствующие наблюдали за происходящим как за театральным спектаклем. Мамины подруги перешёптывались, обсуждая неожиданный поворот событий.
— Ну и правильно делает! — услышала я шёпот одной из них. — Такого мужа только разводиться!
— А свекровь-то какая наглая! Квартиру чужую за бесценок требует!
Вера Николаевна, услышав осуждающие комментарии, попыталась оправдаться:
— Да я же не заставляла! Просто предложила честную сделку!
— Честную? — переспросила мамина подруга. — Купить за два миллиона то, что стоит четыре?
— Ну... я бы доплатила потом...
— Когда потом? И чем?
На этот вопрос ответа не последовало, потому что все прекрасно понимали: обещания Веры Николаевны стоили ровно столько, сколько она готова была за них заплатить.
Марина тем временем оформляла последние документы:
— Яна, подписывайте исковое заявление. Завтра подадим в суд.
— А алименты требовать будешь? — с надеждой спросил Игорь.
— Какие алименты? У нас нет детей, я работаю, зарабатываю больше тебя. С какой стати мне нужны твои алименты?
Действительно, за годы брака наши финансовые роли поменялись местами. Если в начале семейной жизни Игорь зарабатывал больше, то последние три года моя зарплата значительно превышала его доходы.
— Значит, ты просто уходишь? — растерянно спросил Игорь, наконец понимая серьёзность происходящего.
— Ухожу. И забираю с собой всё, что принадлежит мне по праву.
В следующие полчаса я методично перечисляла имущество, купленное на мои средства. Список оказался внушительным: вся мебель в гостиной, кухонная техника, телевизор, компьютер, даже автомобиль был оформлен на меня.
Игорь с ужасом осознавал, что после моего ухода у него не останется практически ничего. Восемь лет семейной жизни он привык к тому, что жена обеспечивает бытовой комфорт, а он воспринимал это как должное.
Вера Николаевна сидела на диване, понимая, что её план заполучить квартиру не только провалился, но и разрушил семью сына. Вместо желанной недвижимости она получила сына-разведенца без жилья и средств к существованию.
— А где я буду жить? — жалобно спросил Игорь.
— Не знаю. Может, мама тебя к себе заберёт? — предложила я. — Она так мечтала о совместной жизни.
— Но у меня однокомнатная! — запротестовала свекровь.
— Зато уютно и по-семейному.
Присутствующие с интересом наблюдали за развитием событий. Мама сидела с довольным видом, наконец-то видя, как дочь отстаивает свои права. Её подруги переглядывались с одобрением, явно считая мои действия справедливыми.
Марина собирала документы, профессионально комментируя юридические аспекты предстоящего развода:
— При отсутствии совместно нажитого имущества и детей процедура займёт минимум времени. Месяц-полтора, и всё будет оформлено.
— А если Игорь не согласится на развод? — поинтересовалась я.
— Согласие ответчика при таких основаниях не требуется. Унижение человеческого достоинства, зафиксированное документально, — достаточное основание для одностороннего расторжения брака.
Игорь попытался последний раз переломить ситуацию:
— Лен, может, ещё подумаешь? Я готов извиниться, забыть про мамины просьбы...
— Поздно думать. Надо было думать, когда требовал встать на колени.
— Но это же была минутная слабость!
— Минутная слабость, которая длилась три месяца постоянного давления.
— А что скажут люди?
— Люди? — я обвела взглядом присутствующих. — Думаю, люди скажут, что женщина поступила правильно, защитив своё достоинство.
Мамины подруги синхронно закивали, подтверждая мои слова. Общественное мнение было явно на моей стороне.
К десяти вечера все формальности были улажены. Документы о разводе поданы, имущество разделено, свидетели опрошены. Игорь и Вера Николаевна уехали ни с чем, кроме горького осознания собственной глупости.
— Доченька, я тобой горжусь! — сказала мама, когда мы остались одни. — Наконец-то показала характер!
— Жаль, что пришлось дойти до развода.
— А что тут жалеть? Мужчина, который унижает жену, не достоин семьи.
— Восемь лет всё-таки прожили...
— И восемь лет ты терпела его мамашу. Хватит с тебя.
Следующие недели прошли в оформлении юридических процедур. Игорь пытался звонить, просить о примирении, обещать золотые горы, но я была непреклонна.
Самое интересное началось, когда новость о нашем разводе дошла до общих знакомых. Вера Николаевна, пытаясь оправдаться, рассказывала всем свою версию событий, но документальные доказательства говорили сами за себя.
— Представляешь, — рассказывала подруга, — она всем рассказывает, что ты жадная и неблагодарная. А люди спрашивают: за что же тогда на колени ставить требовала?
— И что отвечает?
— Мямлит что-то невразумительное. Все уже поняли, какая она на самом деле.
Через месяц развод был оформлен официально. В тот же день Игорь приехал забирать последние вещи — несколько футболок и старые джинсы.
— Знаешь, — сказал он на прощание, — может, ты была права. Мама действительно перегибала палку.
— Не мама перегибала палку, а ты позволял ей это делать.
— Теперь понимаю. Поздно только.
— Да, поздно.
Он ушёл, оставив ключи на комоде. Восемь лет брака закончились тихо и без драм — все драмы уже прошли.
Через полгода я узнала, что Игорь действительно переехал к матери в её однокомнатную квартиру. Жили они, по слухам, не очень дружно — постоянно ругались и обвиняли друг друга в развале семьи.
— А ты не жалеешь? — спрашивали знакомые.
— О чём жалеть? О том, что избавилась от мужа, который готов унизить жену ради мамы? Или о том, что не отдала квартиру за полцены?
— Ну... может, о годах совместной жизни?
— Не жалею. Эти годы научили меня главному: нельзя позволять другим нарушать твои границы, даже если эти другие — родственники.
История получила неожиданное продолжение год спустя. Вера Николаевна неожиданно позвонила мне с просьбой о встрече.
— Яна, давай поговорим по-человечески, — сказала она при встрече в кафе.
— Слушаю.
— Я поняла, что была не права. Игорёк теперь живёт со мной, и я понимаю, как тяжело с ним. Постоянно ноет, жалуется, ничего не делает по дому.
— И что?
— Хочу извиниться. За всё, что было.
— Извинения принимаю.
— А может, ты ещё раз подумаешь? Игорёк изменился, стал понимать...
— Вера Николаевна, поезд ушёл. Окончательно и бесповоротно.
— Но он же мой сын! Мне жалко его видеть несчастным!
— Это проблемы вашей семьи. К моей жизни они больше отношения не имеют.
Мы расстались без взаимных обид, но и без перспектив восстановления отношений. Некоторые мосты сжигаются окончательно, и требование встать на колени стало именно таким мостом.
Сейчас, через три года после развода, я не испытываю никаких сожалений о принятом решении. Унижение, которого от меня потребовали, обнажило истинную суть отношений в той семье.
Мужчина, который любит и уважает жену, никогда не потребует от неё встать на колени. А свекровь, которая видит в невестке равную, не будет пытаться получить её имущество за бесценок.