Наташа просыпалась каждое утро с мыслью: скорей бы снова лечь в кровать, натянуть одеяло на голову и на несколько часов исчезнуть из этого мира.
В доме свекрови жили уже два года. После того как у Алексея проблемы на работе начались, денег на съёмную квартиру не хватало.
— Временно, — говорил муж. — Мама одна, ей помощь нужна.
Временно растянулось на два года. А помощь превратилась в ежедневное унижение.
Валентина Петровна — свекровь — была женщиной принципиальной. Принцип у неё был простой: невестка должна знать своё место. А место это — где-то между половой тряпкой и кухонной посудой.
— Опять картошку недожарила! — кричала она, тыча вилкой в сковородку.
— Опять пыль на полках! Руки что ли не из того места растут?
— Димку как одеваешь? Посмотри на себя — вся растрёпанная! Где воспитание материнское?
Димка — это сын Наташи, четырёхлетний мальчишка с глазами отца и упрямством матери. Единственное светлое пятно в этой серой жизни.
Алексей на упрёки матери отвечал стандартно:
— Потерпи немного. Мама просто устала. Ей тяжело одной.
Устала. А Наташа что — не устаёт? Работает полный день, потом домой — готовить, убирать, с ребёнком заниматься. А вечером выслушивать лекции о том, какая она бесполезная.
Валентина Петровна любила читать эти лекции за ужином. Когда вся семья в сборе, когда некуда деваться.
— Вот у Зинаиды Михайловны сноха — золото! — начинала она, намазывая масло на хлеб. — И борщ варит, как моя мама, и с ребёнком сидит дома, как положено. А не по офисам шляется.
Наташа жевала и молчала. Научилась молчать. Любое слово в ответ превращалось в скандал. А ей хотелось покоя. Хотя бы за едой.
— А ты что молчишь? — не унималась свекровь. — Совесть мучает? Правильно мучает!
— Мам, ну хватит, — иногда вмешивался Алексей. — Наташа работает, устаёт...
— Работает! — фыркала Валентина Петровна. — Работа у неё — бумажки перекладывать. А тут хозяйство, ребенок. Вот настоящая работа для женщины!
В тот вечер — обычный вторник, ничего особенного — всё началось из-за макарон. Наташа сварила макароны с сосисками. Быстро, просто. Димка любил, да и времени было мало.
— Опять эта дешёвка! — возмутилась свекровь. — Алёша, ты посмотри, чем тебя кормят! Макароны магазинские!
— Мам, нормальные макароны, — устало сказал Алексей.
— Нормальные?! У меня руки золотые, я всю жизнь всё сама делала! А эта, — она покосилась на Наташу, — она даже тесто замесить не может.
Наташа доедала молча. Димка болтал ногами под столом, рассказывал про детский сад. Единственный нормальный разговор в доме.
— А вообще, — продолжала Валентина Петровна, откладывая вилку, — хоть бы в тебе хоть что-то человеческое было.
Наташа медленно подняла голову.
— Сыну с тобой не повезло. Совсем не повезло.
И тут что-то внутри неё просто щёлкнуло. Двухлетнее терпение, двухлетние попытки быть хорошей — всё разом исчезло.
Наташа встала из-за стола. Спокойно.
— Димка, заканчивай ужинать. Идём собираться.
— Куда? — удивился мальчик.
— Домой, — ответила Наташа и пошла в комнату.
За спиной слышала возмущённый голос свекрови:
— Что за театр?! Алёша, урезонь ее!
— Сейчас покапризничает и вернётся. Куда ей деваться?
Но что-то в том, как жена собирала вещи — молча, без истерик — говорило об обратном.
— Алёша, ты меня слышишь?! — мать трясла его за плечо.
— Слышу, мам. Но ты уже просто переборщила.
— Алёша, ты что — против матери?! — Валентина Петровна побледнела.
— Я не против. Я просто устал.
— От чего устал?!
— От того, что дома — война.
Из комнаты вышла Наташа с сумкой и Димкой за руку. Мальчик был серьёзный, немного испуганный, но не плакал.
— Наташ, — Алексей наконец встал. — Подожди. Поговорим.
— О чём говорить, Лёш? — она остановилась, но к нему не повернулась. — О том, как я два года это терпела? А ты смотрел.
— Наташа, не уходи, — он шагнул к ней. — Мы всё решим. Поговорю с мамой серьёзно.
— Поздно, — она взяла Димку на руки. — Я уже решила.
— Куда пойдёшь? С ребёнком?
— Не твоё дело.
— Как не моё?! Это мой сын!
— Твой сын, — согласилась Наташа. — И я не собираюсь тебя его лишать. Но жить в доме, где меня не считают за человека — не буду.
Валентина Петровна, которая молчала последние минуты, вдруг заговорила:
— Ну и катись! Думаешь, без тебя пропадём? Найдём Алёше нормальную жену! Хозяйственную!
Наташа вышла, не ответив.
Звонить подруге она не стала – телефон почти разрядился, а еще нужно вызвать такси.
Аня открыла дверь в халате и с маской на лице.
— Наташка?! — глаза подруги округлились. — Ты чего на ночь глядя? С чемоданом. И с Димкой.
— Можно к тебе? — Наташа стояла на пороге с сыном на руках и сумкой через плечо. — Ненадолго. Пока не разберусь.
— Конечно можно! — Аня отступила. — Проходите. Димочка, ну ты здоровенный какой стал!
Мальчик прижимался к маме, не понимая, что происходит. В квартире тепло, уютно. Пахнет кофе и какими-то женскими кремами.
— Рассказывай, — села рядом Аня, когда Димку уложили спать на диване.
— Я ушла.
— Поняла. А дальше что?
А дальше что? Хороший вопрос. Наташа впервые за два года не знала, что будет завтра. И это не пугало. Наоборот.
— Не знаю, Ань. Работу найду, квартиру сниму. Как-то разберусь.
— Живи пока здесь. Сколько нужно — столько и живи.
Утром, пока Димка спал, Наташа зарядила телефон. Семнадцать пропущенных от Алексея.
«Ты где?!» «Ответь немедленно!»
«Ребёнка зачем тащишь?» «Мама извиниться готова!»
А последнее сообщение было другим: «Надо поговорить. Мама не хотела тебя обидеть. Приезжай домой.»
Наташа не ответила. Впервые в жизни — не ответила на сообщение мужа.
Аня ушла на работу, оставив ключи:
— Осваивайся. В холодильнике всё есть. А вечером поговорим серьёзно.
Наташа осталась одна с сыном в чужой квартире. Димка играл с конструктором на ковре, напевал песенку. Спокойный, довольный. Дети чувствуют атмосферу острее взрослых.
— Мама, — Димка подбежал к ней, — а мы теперь тут жить будем?
— Пока да.
— А папа?
— Папа, — Наташа присела рядом с сыном. — Папа будет с бабушкой.
Мальчик кивнул серьёзно. Умный ребёнок. Многое понимал, хоть и не говорил.
— А бабушка Валя будет скучать?
Наташа чуть не рассмеялась. Валентина Петровна будет скучать по бесплатной прислуге. По тому, на ком можно сорвать плохое настроение.
— Не знаю, малыш. Наверное.
К обеду позвонил Алексей:
— Ты где? Мать места себе не находит!
— Здравствуй, Лёша.
— Да здравствуй, здравствуй! Отвечай — где?
— У Ани.
— Долго там сидеть собираешься?
— Не знаю.
Пауза. Он явно не ожидал такого ответа.
— Слушай. Мать говорит, что перегнула. Готова извиниться.
— Не надо.
— Как не надо? Наташ, ну приезжай! Дом без тебя — не дом!
Дом без тебя — не дом. Красиво звучит. Жаль, что он имел в виду не дом, а удобства. Готовку. Уборку. Присмотр за мамой.
— Всё, — сказала Наташа и повесила трубку.
Первую неделю было тяжело. Не физически — морально. Два года жизни в чужом доме выработали рефлексы. Постоянно казалось, что сейчас зайдёт Валентина Петровна и начнёт искать к чему придраться.
Но дни шли, и Наташа постепенно оттаивала. Как замёрзший человек у печки.
— Мам, а тут хорошо, — сказал Димка за завтраком. — Тихо.
Тихо. Вот именно. Никто не кричит, не требует, не командует. Можно пить кофе медленно. Можно включить музыку.
Алексей писал каждый день: «Когда домой вернёшься?» «Мать совсем извелась.» «Димке папа нужен!»
На последнее сообщение Наташа чуть не ответила. Димке действительно папа нужен. Но какой? Тот, который два года молчал, пока мать унижала жену? Тот, который на каждую жалобу отвечал: «Потерпи»?
Однажды вечером, когда Димка уже спал, Аня села рядом:
— Наташ, а ты не жалеешь?
— О чём?
— Что ушла. Всё-таки семья, стабильность.
Наташа подумала. Жалеет ли?
— Знаешь, я жалею только об одном. Что не сделала этого раньше.
— А если он изменится?
— Ань, — Наташа повернулась к подруге. — За два года он ни разу не заступился. Ни разу не сказал матери: «Хватит». Я ему не жена была — я была бесплатной прислугой с пропиской.
— Но любишь же его?
Люблю ли? Когда-то любила. Молодого, весёлого студента. А этого мужчину, который предпочёл комфорт семейной жизни?
— Любила того, кем он мог бы стать. А не того, кем стал.
Через месяц Димка уже привык. Ходил в новый садик, подружился с соседскими детьми. По вечерам рассказывал маме про день, а не слушал бабушкины лекции о том, какая мама плохая.
Наташа записалась на онлайн-курсы. Маркетинг. Всегда хотела попробовать, но в доме свекрови на учёбу времени не было. Теперь было. И тишина для занятий была.
А ещё — появились мечты. Простые, как у девчонки: снять свою квартиру. Купить Димке велосипед. Поехать к морю. Поступить в институт заочно.
«Когда я перестала мечтать? — думала она, делая домашнее задание по курсу. — Когда решила, что мечты — роскошь?»
Алексей приехал в субботу утром. Стоял у подъезда с цветами и виноватым лицом.
Стоял уже полчаса. Наташа видела его из окна — переминался с ноги на ногу, курил, смотрел на телефон.
Решила сама к нему спуститься.
Внизу Алексей выглядел постаревшим.
— Наташ, — протянул он цветы. — Ну что мы делаем?
— Живём, — спокойно ответила она, цветы не взяла.
— Какая это жизнь? Ты бросила семью!
— Я ушла от унижений. Не одно и то же.
Они дошли до скамейки в сквере. Алексей курил, нервно затягиваясь.
— Мать места себе не находит. Плачет каждый день.
— Плачет? — Наташа удивилась. — Валентина Петровна? И о чём?
— О том, что не хотела тебя обидеть. Что перегнула палку.
Перегнула палку. Два года ежедневных унижений — это «перегнула палку».
— Ну хватит уже в самом деле! — вспылил Алексей. — Приезжай домой!
— Куда домой? — её голос оставался тихим. — В дом, где меня не считают? К мужу, который два года молчал?
— Я не молчал! Я просто не хотел ссор.
— А я хотела? — Наташа встала. — Думаешь, мне нравилось выслушивать каждый день, какая я плохая? Думаешь, мне было легко?
— Что ты хочешь? Чтобы я с матерью поругался?
— Хочу, чтобы ты выбрал. Наконец-то выбрал.
— Между вами? — он нервно засмеялся. — Наташ, это же мать.
Она встала, собираясь уходить.
— Наташ, стой! — он поймал её за руку. — Я же люблю тебя!
— Поздно, Лёш. Я уже другая. Та Наташа, которая терпела ради спокойствия — умерла в тот вечер, за вашим столом.
Алексей сидел на скамейке и смотрел ей вслед. И понял: он её потерял. Потерял навсегда.
Три месяца спустя Наташа стояла в пустой однокомнатной квартире на окраине города. Их квартире. Её и Димкиной.
— Мам, а тут мы будем жить всегда? — мальчик бегал по комнате, голос эхом отражался от голых стен.
— Да, солнышко. Всегда.
Аня помогала разбирать коробки:
— Наташ, а телик куда поставим?
— А давайте пока без телика. Димка пусть книжки читает.
Первый месяц в съёмной квартире был как медовый месяц с собой. Наташа просыпалась, когда хотела. Готовила то, что любила. Включала музыку громко.
Свобода — оказалось, имеет запах. Пахнет утренним кофе без спешки и вечерним чаем без упрёков.
Курсы по маркетингу дали результат — её взяли в местное рекламное агентство. Помощником, но с перспективой роста.
— Мам, а папа почему не приходит? — спросил Димка как-то за ужином.
Сложный вопрос. Алексей звонил первые недели, просил встречи. Потом звонки стали реже. А последние две недели — тишина.
— Папа думает, — ответила Наташа. — Взрослые иногда долго думают.
— А про что он думает?
Про что? Наверное, про то, как жить дальше.
— Про то, как быть хорошим папой и мужем.
Димка кивнул и продолжил рисовать. На листе — дом, в котором три фигурки: мама, папа и он сам. Все держатся за руки, все улыбаются.
«Детские мечты, — думала Наташа. — Самые честные мечты на свете».
Вечером зазвонил телефон. Алексей.
— Наташ, можно приехать? Поговорить надо.
Голос изменился. Стал серьёзнее что ли.
— Приезжай.
Он пришёл без цветов. С пакетом игрушек для Димки и усталым лицом.
— Как дела? — спросил, разглядывая их новое жильё. — Хорошо. А у тебя? — По-разному.
Димка радостно кинулся к отцу, показывал рисунки, рассказывал про новый садик. Алексей слушал внимательно, задавал вопросы. Когда он так слушал раньше?
Когда сына уложили, остались вдвоём.
— Я съехал от матери, — сказал Алексей без предисловий. — Зачем? — Потому что понял: ты была права.
Наташа изучала его лицо. Не врёт ли? Или это очередная попытка вернуть удобную жизнь?
— И как Валентина Петровна?
— Плохо. Но это её выбор. Я сказал: либо ты извиняешься перед Наташей и меняешь отношение, либо я живу отдельно.
— И что она?
— Сказала, что лучше я съеду, чем она будет извиняться.
Алексей потёр лицо руками.
— Понимаю теперь, каково тебе было. Прости.
— За что прости?
— За то, что не заступался. За то, что думал — само рассосётся.
Наташа села напротив. Два месяца назад эти слова заставили бы её сердце биться чаще. Сейчас — только грустная благодарность за честность.
— Хочу попробовать заново, — сказал он тихо.
— А если я не соглашусь?
— Тогда буду хорошим отцом Димке. И, — он помолчал, — и не буду мешать тебе быть счастливой.
Наташа молчала. Что-то внутри отзывалось на его слова. Но осторожно, недоверчиво.
— А если мама против нашего примирения будет?
— Тогда мама останется одна, — ответил он без колебаний. — Я уже выбрал.
Наташа встала, прошлась по комнате.
— Не знаю, Лёш. Не знаю, готова ли я снова рисковать.
— А я готов ждать, — сказал он. — Сколько нужно.
Она посмотрела на рисунок сына на холодильнике. Семья. Три фигурки за руки.
«Может ли человек измениться? — думала она. — Может ли любовь родиться заново?»
Не знала. Но впервые за долгое время — хотела узнать.
А как вы считаете - возможны такие перемены?
Друзья, не забудьте подписаться, чтобы не пропустить новые публикации!
Рекомендую почитать: