Пока на веранде разворачивалась эта сцена, за калиткой, на пыльной проселочной дороге, стояли у машины Марина и Павел Константинович. Воздух здесь был свежим, пахло полынью и нагретым асфальтом. Марина, прислонившись лбом к прохладному стеклу автомобиля, пыталась сдержать подступающие слезы.
— Ну, полно тебе, героическая наша, — голос Павла Константиновича звучал мягко и утешительно. Он достал из кармана клетчатой рубахи чистый, отглаженный платок и протянул ей, — вот, протри глазки. На Людмилку не обижайся. Она просто очень боится.
— Чего? — всхлипнула Марина, принимая платок, — чего она может бояться? Она же железная леди!
— Самого страшного для такой женщины, как она, — тяжело вздохнул Павел, —- одиночества и потери контроля. Она всю жизнь выстраивала этот свой мирок, где она царица и богиня. А ты, я, даже наш кот Рудольф Леонидович — мы все угрожаем стенам ее крепости. Людмила слишком долго была одинокой и боится снова окунуться туда, где никому до тебя нет дела.
Павел Константинович помолчал, глядя в сторону аккуратных дачных домиков, утопающих в зелени:
— Знаешь, мы познакомились, когда я еще служил — возглавлял отдел по борьбе с коррупцией. В их центре гигиены темное дело раскопали, а она проходила свидетелем. Вошла в кабинет — высокая, строгая, глаза умные, холодные и такая… недоступная. Я с первого взгляда, как дурак, втрескался по уши.
Марина слабо улыбнулась, вытирая лицо:
— Романтика…
— Ага, — крякнул Павел, — поженились, а потом я на пенсию вышел. Решил детскую мечту осуществить — стал водителем троллейбуса. Ну, думал, пора уже для души пожить. Так она чуть с ума не сошла! “Ты солидный человек, седина в висках, а ты в кепке трамвайной щеголяешь! Иди в охрану, в службу безопасности!” — кричала. Считала, что я позорю ее своим троллейбусом.
— Почему же Вы не ушли? — тихо спросила Марина.
— А я уходил, — честно признался Павел, — на неделю, на две — в свою хрущевку, что после развода с первой женой осталась. И старенькую “Ниву” свою туда же загонял, но потом возвращался к своей Люде, привык, что ли?! И ее жалко. Она ведь внутри хрупкая очень. Вся эта ее броня — от страха. Жизнь ее так сложилась…
Он умолк, давая Марине успокоиться.
— Ты не переживай, Мариночка Миша… он не плохой парень, просто мама его… она его так воспитала. Он сам не свой, когда она рядом, а без нее он уже не может. А тебя очень любит, Марин, я вижу.
— Я знаю, — прошептала Марина, — но иногда так тяжело и эта командировка еще. Я так боюсь, что пока меня не будет, она его совсем переделает под себя.
— Ничего, — Павел Константинович ободряюще потрепал ее по плечу, — я тут остаюсь. Буду на страже стоять. А сейчас поезжай. Собирайся с мыслями. Завтра важный вылет. А здесь я разберусь.
Марина кивнула, села в машину и завела двигатель. Она уезжала с этой дачи, с этого поля битвы, но чувствовала, что война только начинается. А на веранде в это время Людмила Борисовна уже с воодушевлением рассказывала сыну о достоинствах Беллы Юрьевны, совершенно не подозревая, что ее тихий, покорный Мишенька, жующий печенье, возможно, затаил в глубине своих ясных глаз нечто большее, чем просто согласие.
*****
Солнце уже перевалило за зенит, отбрасывая от яблонь и сирени короткие, густые тени. Воздух на веранде, еще недавно наполненный ароматами ухи и свежего чая, теперь казался спертым и тяжелым, будто наэлектризованным перед грозой. Людмила Борисовна, не замечая ничего вокруг, с азартом первооткрывателя вглядывалась в лицо сына, ожидая его реакции на блестящую, как ей казалось, идею.
— Главное — Белла очень обеспеченная невеста! — мать потерла ладони, словно ощущая уже в них обещанное богатство, — и мечтает выйти замуж во второй раз. Устала, бедняжка, одна быть.
Михаил сидел напротив, но его обычно покорное и спокойное лицо было искажено гримасой искреннего недоумения и легкой брезгливости. Он смотрел на мать, будто та предлагала ему съесть кусок мыла.
— Сынок, что такое? — насторожилась Людмила Борисовна, заметившая его выражение.
— Мама, Белла Саранская, — медленно проговорил Михаил, делая паузу, как бы подбирая слова. — это не та ли женщина, которая приезжала к тебе за клубникой в прошлые выходные? Такая… в розовом костюме и с такой прической? — он беспомощно взглянул на мать, словно ища подтверждения, что это некий дурной сон.
— Да, это она! — просияла Людмила Борисовна, приняв его вопрос за проявление интереса, — эффектная девушка, правда? А заметил, какой у нее автомобиль? “Мерседес” новенький, только из салона! Белоснежный!
— Мама, но она же страшная! — не выдержал Михаил, его голос прозвучал с редкой для него искренней эмоцией, — как Баба-Яга с картинки! Ты совсем не думаешь, что мне будет неприятно, противно даже находиться с ней рядом?
Лицо Людмилы Борисовны моментально изменилось. Исчезло подобострастие, исчезла надежда. Проступило холодное, железное недоумение.
— Страшная? — мать произнесла это слово с такой ядовитой интонацией, будто он назвал президента дураком, — да она красавица! Ухоженная, стильная! А доходы имеет такие, что тебе и не снилось! — голос Людмилы Борисовны зазвенел, — если тебе, мой принц, не нравится Белла, так поищи другую! Давай, ищи! Посмотрю, много ли богатеньких дамочек выстроятся в очередь к тебе!
— Зачем мне богатые дамочки? — искренне растерялся Михаил, в его глазах читалась полная неспособность понять логику матери, — зачем мне их искать? Тем более, у меня есть жена!
— А затем, — голос Людмилы Борисовны стал низким и шипящим, — что ты уже шестой год пишешь свою “гениальную” трилогию, которую мы все никак не увидим! — она язвительно сделала воздушные кавычки, — между тем, ты очень любишь покушать, — ее взгляд упал на вазочку с печеньем, — одеться хорошо, отдохнуть с комфортом. А кто все это будет оплачивать, мой великий писатель? Твоя обнаглевшая жена, которая привезла тебя, как вещь, как минимум на неделю, думаешь, она хоть копейку оставила на твое содержание? Хотя бы продуктов купила?
Из - за густой заросли смородины, отягощенной гроздьями спелых ягод, вдруг вышел Павел Константинович. Его лицо было темным, брови грозно сдвинуты. Он слышал последнюю тираду жены, еще подходя к дому.
— Людочка, а почему это Марина должна была оставлять денег? — его бас, обычно добродушный, сейчас гремел, — она тебе ребенка своего привезла, что ли? Михаилу тридцать пять лет скоро, а ты все считаешь, что его жена должна его содержать, как студента - первокурсника. Может, ему уже пора самому пойти работать? — отчим горько усмехнулся, подходя к веранде.
— Да? Работать? — Людмила Борисовна повернулась к нему, вся пылая негодованием, — а разве Мишенька не работает? Мой сын — писатель! Он пишет, и это его труд!
— Хорошо устроился, — ухмыльнулся Павел Константинович, опираясь на перила, — знаешь, за работу обычно, как минимум, платят. А некоторым, особо отличившимся, — он сделал акцент на слове, — еще и премии выписывают, как твоей невестке, например.
— Марина живет в квартире мужа! — выпалила Людмила, пытаясь найти хоть какой - то контраргумент.
— Вообще-то, это моя квартира, Люда, — спокойно, но твердо поправил ее Павел, — или ты забыла? Я ее купил еще до того, как мы с тобой познакомились. Они там просто живут.
— Ну и что? — начала нервно теребить край скатерти Людмила Борисовна, ее голос срывался на визг, — пусть катится на все четыре стороны, мы ее не держим! Если ей важнее ее командировки, а не муж, то скатертью дорога!
— Но ведь именно ты, — Павел Константинович сделал шаг вперед, и его тень накрыла стол, — именно ты привела Марину в дом впервые! Потом обхаживала ее, уговаривала, нахваливала своего Мишеньку, чтобы она согласилась выйти за него замуж! Разве не так или мне уже память отказывает?
— Я же не знала, что так все получится! — крикнула Людмила, и в ее голосе послышались слезы, — она училась на лечебном факультете! Я думала, она станет нормальным врачом в поликлинике, будет детей лечить! А она поперлась в этот свой МЧС! Теперь она вечно на работе, в командировках, а Мишу, моего мальчика, ко мне привозит, как в камеру хранения!
— Он взрослый мужчина! — внезапно заревел Павел Константинович так, что даже кот Рудольф, греющийся на солнышке, встрепенулся и с негодующим шипом юркнул под лавку, — зачем и почему Марина вообще должна куда - то “отвозить” Мишу, когда уезжает? Неужели он не в состоянии сам за себя отвечать? Неужели он не может побыть один в собственном доме? Ты только задумайся, Людмила, кого ты вырастила! Ни на что не способного, ни к чему не приспособленного инфантила!
Людмила Борисовна замерла. Она смотрела то на разъяренного мужа, то на сына, который, словно не слыша этого страшного диагноза, по - прежнему с сосредоточенным видом намазывал масло на очередное печенье. Ее железная уверенность дала трещину. В ее глазах мелькнуло сначала недоумение, потом страх, а затем — горькое, беспомощное отчаяние. Она закрыла лицо ладонями, ее плечи задрожали, и она разрыдалась — тихо, горько, по - старушечьи беспомощно. Ее идеальный мир, выстроенный с таким трудом, рушился на глазах, а виноватыми в этом были все вокруг — кроме нее самой.
******
Закат разлил по небу густые, медовые краски, окрашивая облака в персиковые и лиловые тона. Длинные тени от яблонь и берез тянулись через весь участок, сливаясь в единую сиреневую пелену. Воздух, еще недавно знойный, теперь наполнился прохладой и вечерними ароматами — влажной земли, скошенной травы и дымка от где - то тлеющего костра.
На дороге, возле подъезда, замерла серая служебная “Тойота” с проблесковыми маячками на крыше. За Мариной приехали. Она стояла на ступеньках своего дома, сжимая в руках сумку со снаряжением, и смотрела на окна, за которыми проходит ее жизнь. Вернее, ее странное, запутанное существование.
Сейчас, в тишине предотъездных минут, ее накрыло волной воспоминаний. Она пожалела обо всем. О том, что вообще оказалась в этой квартире, что согласилась на роль жены. Зачем она до сих пор живет с человеком, которого не любит — по привычке? Из жалости? Или потому, что ее профессия — спасать, и она не могла отказать в спасении даже такому, как Михаил Однобоков?
Он был ее вечным подопечным. Растением в горшке, которое Людмила Борисовна с торжественным видом передала ей на пожизненное хранение со словами: “Теперь это твоя забота, дочка”.
Мысленно она перенеслась на десять лет назад, в стерильные, пахнущие хлоркой и лекарствами коридоры травматологического отделения. Она, студентка - медик четвертого курса, подрабатывала медсестрой и вот однажды к ним поступил новый пациент — Михаил Однобоков, двадцатипятилетний парень с травмой ребер и сложным переломом руки.
Он лежал бледный, испуганный, и с самого начала вызвал у нее не раздражение, как некоторые капризные больные, а щемящую жалость. Он смотрел на мир глазами ребенка, неожиданно попавшего в беду.
Выяснилось, что Миша упал с лестницы на даче, помогая отчиму ремонтировать крышу сарая. Неловкое движение — и вот он уже в больнице.
А потом появилась Она. Людмила Борисовна. Высокая, строгая, с идеальной прической и пронзительным взглядом. Она пребывала в состоянии, граничащем с истерикой, пока сыну делали операцию. Марина, дежурившая в тот день, постаралась ее успокоить, предложила чаю, объяснила суть травм. Людмила Борисовна смотрела на нее оценивающе, цепко, и в ее глазах что - то щелкнуло.
Ко дню выписки Михаила домой план в ее голове был уже готов.
— Мариночка, дорогая, — сказала Людмила Борисовна, взяв девушку под руку и отводя в сторону, — я понимаю, Вы студентка, вам нужны деньги. Останьтесь сиделкой для моего Мишеньки на лето. Он такой беспомощный после травмы! Я Вам предложу такую зарплату, от которой Вы не сможете отказаться.
Марина удивилась. Парню было 25 лет, его травмы позволяли самостоятельно передвигаться и обслуживать себя. Она пыталась отказаться, говорила, что ей интереснее в больнице, но Людмила Борисовна настаивала, умоляла, давила на жалость, а названная сумма и вправду была очень заманчивой.
Так Марина очутилась в доме Однобоковых. Работа оказалась несложной, но странной. С Мишей они быстро подружились. Он был тихим, начитанным, с тонким чувством юмора. Но Марине постоянно приходилось выполнять поручения Людмилы Борисовны: готовить завтрак, подавать лекарства, помогать Мише обуться или надеть куртку, если они шли гулять. Он воспринимал это как нечто само собой разумеющееся.
Лето пролетело. Гипс сняли, пора было возвращаться к учебе. Марина собиралась уходить, испытывая легкую грусть от расставания с Мишей. И тут Людмила Борисовна, словно между делом, бросила в воздух семя будущей трагедии.
— Мишенька, а может, ты пригласишь Мариночку на концерт? — сказала мама однажды за ужином, — у нас на работе предлагали билеты, мне досталось два. Павел Константинович не сможет, работает. Ребята, сходите, вам понравится, а то билеты пропадут.
Миша посмотрел на Марину с надеждой.
— Сходим?
Та, не видя подвоха, согласилась. Потом было кино, потом выставка… Марина даже не догадывалась, что каждое их свидание — часть грандиозного плана, тщательно разработанного и воплощенного Людмилой Борисовной. Она видела в Марине не человека, а идеальный инструмент для завершения своего проекта под названием “Счастливая жизнь моего сына”.
*****
Тот памятный летний вечер на даче Людмила Борисовна помнила в мельчайших деталях. Солнце клонилось к закату, заливая золотым светом ухоженный участок. Воздух был напоен ароматом спелой малины и только что политой земли. Она сидела в плетеном кресле на веранде с чашкой чая и наблюдала.
На лужайке перед домом Марина, смеясь, пыталась научить Михаила играть в бадминтон. Он был неловок, смешно семенил ногами и постоянно ронял ракетку, но на его лице сияла такая беззаботная, детская улыбка, которую Людмила Борисовна видела крайне редко. Марина же была терпелива, добра и ни разу не позволила себе ни усмешки, ни раздражения. Она просто подбирала воланчик и с улыбкой говорила:
— Давай еще разок, Миш, у тебя лучше получается!
И в этот момент в голове Людмилы Борисовны, словно вспышка, озарила мысль. Мысль, которая казалась ей гениальной в своей простоте. Она замерла, затаив дыхание, и чашка в ее руках чуть не дрогнула: “Вся забота о сыне — на ней. И она не ропщет, не устает, делает это легко и с удовольствием. Вот бы моему Мишеньке такую жену, как Марина, заботливую, внимательную. Я ведь не вечная, а кто позаботится о Мишеньке, если я в силу возраста уже не смогу?”
Людмила Борисовна медленно выдохнула, и ее взгляд на молодых людей стал пристальным, оценивающим, стратегическим.
“Зачем искать жену, если она уже нашлась”? — продолжала рассуждать мысленно мать Михаила, — “ разве Марина не идеальна? Красивая, умная, хозяйственная, аккуратная. И будущий врач! Это же просто клад! Весь дом под присмотром, все здоровы, сын накормлен, обстиран, обласкан”.
Это решение казалось ей верхом провидения. Людмила Борисовна давно, с тайной тревогой, думала о необходимости женить двадцатипятилетнего сына. Она - то не молодела. Годы брали свое, и страх перед тем, что будет с ее Мишенькой, когда у нее не останется сил, гнал холодок по спине.
После университета Михаил пробовал себя в роли преподавателя — в школе, потом в колледже. Но нигде не задерживался дольше полугода. Дети его раздражали своим шумом и непослушанием, а главное — он абсолютно не умел завоевать авторитет. Его мягкость, воспитанная годами материнской гиперопеки, воспринималась учениками как слабость. Увольнения следовали одно за другим, пока однажды Михаил не заявил, хлопнув дверью: “Хватит! Это не мое!”
Он объявил, что сядет за написание книги. Эту мечту он лелеял в глубине души давно, но не хватало последнего толчка — одобрения матери. И Людмила Борисовна, видя его метания и неспособность найти место в жизни, это одобрение дала. Быть писателем — это так интеллигентно, так достойно!
Под его “кабинет” отвели бывшую кладовку в квартире. Туда поставили старый письменный стол, компьютер и стул. Туда Михаил с важным видом удалялся каждое утро после завтрака. Прошло два года. За это время он не показал матери ни одной строчки, ни одной главы. Только отмахивался:
— Работаю, мама, это долгий процесс. Не мешай.
Людмила Борисовна в глубине души прекрасно понимала, что сын вырос законченным бездельником. Она знала, что никаких книг он не пишет. Мать краем уха слышала доносящиеся из - за двери звуки компьютерных игр — стрельбу, взрывы, фанфары победы, но признаться себе в этом было слишком страшно. Это означало бы крушение всего, ради чего она жила.
Каждое утро после завтрака Михаил с напускной важностью поднимался из - за стола, откидывал голову и изрекал:
— Я пошел работать. Прошу меня не отвлекать.
Павел Константинович, доедая бутерброд, лишь поправлял усы, пряча саркастическую улыбку. А Людмила Борисовна тут же поддакивала:
— Конечно, сынок, конечно. Работай. Я прослежу, чтобы в доме была полная тишина.
После обеда “уставший от творческих мук” писатель тяжело вздыхал:
— Прилягу ненадолго. Совсем выбился из сил. А ведь вечером снова за работу, нужно закончить главу.
— Да, конечно, отдыхай, родной, — тут же вторила ему мать, — нельзя так перегружать мозг. Ты же творец!
И “творец” шел спать, чтобы набраться сил для вечерней компьютерной баталии.
— Люда, да сколько можно? — не выдерживал как - то Павел Константинович, когда Михаил удалялся в спальню, — ты же сама знаешь, что он врет! В игры он играет, а не книгу пишет! Ох, пожалеешь ты, что так его разбаловала! Захочешь когда - нибудь скинуть его со своей шеи — да не получится!
— Да ладно тебе каркать, Паша, — отмахивалась Людмила Борисовна, но в ее глазах читалась тревога, — лучше послушай, что я решила. Женить Мишеньку надо. Найду девушку хорошую, работящую, и пристрою сыночка. Ну а что? Пусть в твоей холостяцкой квартире живут. Невестка моя еще спасибо скажет, что на все готовое пришла, — говорила она с деловым видом.
— Хорошо же ты придумала, — усмехался Павел, — хочешь лентяя со своей спины на спину жены пересадить? И отселить подальше, чтобы совесть не мучила?
— А что? — вспыхивала Людмила, — сейчас женщины некоторые в любого мужика вцепиться готовы! Даже в того, кто не работает. Сами содержать будут, лишь бы милый рядом был!
— Ой, что ты говоришь? — искренне смеялся Павел, — может, оно и так, конечно. Вот только я почему - то припоминаю, что ты на втором нашем свидании первым делом поинтересовалась, какая у меня зарплата и какая у меня квартира. И за лежебоку ты бы точно не схватилась.
Людмила Борисовна лишь фыркала в ответ. А потом появилась Марина. Идеальный, посланный самой судьбой кандидат. Молодая, добрая, безотказная и наивная. Людмила Борисовна взялась за дело с энергией полководца, начинающего решающую битву. Она организовала их “случайные” встречи, давала деньги Мише на ухаживания, нашептывала ему, какая Марина замечательная.
И ее план сработал на все сто! Но теперь, спустя годы, этот идеальный план давал сбой. Марина, которую она привела в дом как удобную, покорную сиделку для взрослого сына, выросла. Она нашла свое дело, свою цель, свою жизнь вне этих стен. И Людмила Борисовна с ужасом понимала, что контроль ускользает. Ее идеальная конструкция рушится. И нужно было срочно что - то предпринимать, пока не стало слишком поздно.
— Я — это особый случай, — вздохнула Людмила Борисовна, отводя взгляд от насмешливого лица мужа, — на мне сын-подросток был, которого нужно было растить, содержать. У меня выбора не было.
— Ну - ну, ладно, — Павел Константинович отхлебнул чаю и поставил чашку с таким стуком, что Людмила вздрогнула, — значит, ты решила сына женить и для этого найти девушку, которой можно было бы испортить жизнь? Оставь ты эту идею глупую. А лучше гони своего лежебоку в субботу на дачу. Будет помогать мне крышу ремонтировать на сарае. Иначе кормить я больше его не буду, и точка!
Он сказал это тихо, но с такой железной интонацией, что Людмила Борисовна поняла — это не шутка. Спорить было бесполезно.
Так Михаил оказался в выходной за городом, с молотком в руках и полной потерей ориентации в пространстве. Павел Константинович, стараясь быть терпеливым, показывал, как правильно поддерживать шифер, как забивать гвозди. Но руки Миши дрожали, взгляд был растерянным. Он боялся высоты, боялся упасть, боялся сделать что - то не так.
И он упал. Неловко оступился на шаткой стремянке, рухнул вниз с глухим стуком и тихим стоном. Последнее, что он увидел перед тем, как боль накрыла его волной, — это перекошенное от ужаса лицо матери, выбежавшей из дома на ее пронзительный крик.
Такого скандала на всю дачную улицу Павел Константинович не слышал давно.
— Покалечил! — визжала Людмила, бросаясь к неподвижному сыну, — чтоб тебе пусто было, палач! Искалечил моего ребенка!
— Люда, ну что ты кричишь, в самом - то деле! — пытался оправдаться муж, сам бледный от случившегося, — мы мальчишками были — каждый день то ссадина, то шишка, то перелом! А Миша рос, как тепличный цветок! Пусть хоть раз в жизни мужиком себя почувствует!
— Никогда тебе не прощу! Никогда! — рыдала Людмила Борисовна, уже в доме, утыкаясь лицом в подушку. Она причитала и плакала, пока Павел не махнул рукой и не вышел из комнаты, хлопнув дверью. Он дал себе клятву больше никогда не вмешиваться в дела жены и ее сына. “Пусть делает с этим олухом что хочет”, — сгоряча психанул он.
И Людмила Борисовна сделала. Ее план женить Михаила на Марине, которую они с сыном к тому времени уже окончательно очаровали, был воплощен в жизнь быстро и эффективно.
Но теперь, восемь лет спустя, невестка стала неугодной. Людмила Борисовна не рассчитывала, что работа Марины будет связана с постоянными, подчас опасными командировками. Она мечтала о докторе в поликлинике, который всегда под рукой, а получила сотрудника МЧС, который мог сорваться среди ночи и уехать на месяц.
За эти годы Михаил окончательно превратился в неприспособленное к жизни существо. Он располнел, обрюзг, обленился до невозможности. Ни одной книги он так и не написал, даже крохотной заметки в газету. Он жил на содержании жены, которая много и тяжело работала, но зарабатывала хорошо. Это свекровь сначала устраивало.
Но то, что во время этих командировок Михаил неделями, а то и месяцами, жил у нее на даче, и ей снова приходилось его кормить, обстирывать и обслуживать — это ее бесило. Сказка про “великого писателя” уже давно ни у кого, кроме самой Людмилы Борисовны, не вызывала ничего, кроме горькой усмешки. Но Михаил все так же, с важным видом, произносил после сытного обеда:
— Я пошел работать. Меня не беспокоить. Редактирую десятую главу.
— Иди уже, — однажды, сквозь зубы, прошипела мать, с раздражением отмахнувшись от него. Ей до безумия все это надоело. Вот она и решила найти сыну другую жену. Богатую, обеспеченную. Пусть не красавицу, пусть даже старше — не важно, лишь бы она любила и содержала его.
Самые обсуждаемые и лучшие рассказы.
«Секретики» канала.
Интересно Ваше мнение, а лучшее поощрение лайк, подписка и поддержка канала ;)
(Все слова синим цветом кликабельны)