Алла Евгеньевна ехала в купе уже больше часа, и пока что никто к ней не подсел. Она придирчиво осмотрела своё отражение в зеркале. Волосы уложены безупречно, седые пряди искусно закрашены. Стальной атласный костюм сидел идеально, подчёркивая всё ещё стройную для пятидесятисемилетней женщины фигуру.
Костюм от известного бренда обошёлся ей в половину месячной зарплаты, но оно того стоило. На конференции в Москве будут все светила её научной области, и она должна выглядеть соответствующе.
Поезд тронулся ровно в 6:05 утра. Ещё восемь часов — и она в Москве. Потом встретит машина и довезет до Академии, регистрация, и в 16:00 её доклад. Всё рассчитано по минутам.
Алла Евгеньевна устроилась на нижней полке, достала планшет и погрузилась в текст своего доклада.
В 10:12 дверь купе открылась. На пороге стоял мужчина лет шестидесяти в потёртом пиджаке с залоснившимися локтями и видавших виды брюках. Его седеющие волосы были взъерошены, а глаза казались мутными и покрасневшими. От него исходил характерный сладковато-горький запах.
— Здрасьте, — буркнул он, закидывая потрепанную сумку на верхнюю полку. — Я на тридцать шестое.
— Доброе утро, — сдержанно кивнула Алла Евгеньевна, невольно поморщившись. Неужели он... навеселе? Нет, быть не может. В поезда не должны пускать пассажиров подшафе.
Мужчина, не раздеваясь, как был — в своих растянутых на коленях брюках и рубашке с пятнами, забрался наверх. Послышалось шуршание, потом тишина. «Видимо, уснул», — подумала Алла Евгеньевна и вернулась к своим материалам.
Она как раз дошла до раздела о семантических трансформациях, когда почувствовала что-то мокрое на голове. Алла машинально провела рукой по волосам. Что это? Она подняла голову к верхней полке, и в этот момент случилось непоправимое.
С верхней полки на неё хлынул целый поток пенистой жидкости. Она ударила ей прямо в лицо, залила волосы, потекла за воротник белой блузы и по атласу пиджака.
— Боже мой! — закричала Алла Евгеньевна, вскакивая. — Что происходит?!
Сверху раздалось сонное бормотание, а затем испуганное:
— Царица небесная! Банка пролилась!
Алла Евгеньевна стояла посреди купе, с неё стекала пенная жидкость, распространяя характерный хмельной запах. Её идеальная причёска превратилась в мокрую паклю, белая блуза пожелтела, а дорогой костюм был испорчен огромными подтёками.
— Вы... вы... — она задыхалась от возмущения, не находя слов. — Вы что, там употребляли наверху?!
— Ну, это... девяточка... — мужчина свесился с полки, виновато глядя на неё. — Я задремал. Извиняюсь.
— Извиняетесь?! — Алла Евгеньевна перешла на крик. — Вы мне костюм испортили! За тридцать тысяч рублей! И причёску! У меня через пять часов доклад на международной конференции!
Она бросилась к двери и закричала:
— Проводник! Немедленно! Сюда!
В купе влетела проводница — молодая женщина с испуганным лицом.
— Что случилось?
— Посмотрите, что он сделал! — Алла Евгеньевна указала на себя. — Он пил наверху этот... этот свой пенный и вылил его на меня! Это вопиющее безобразие! Я требую начальника поезда!
— Я случайно, — промямлил мужчина, спускаясь вниз. — Ну, бывает... Я не хотел. Сдадите в химчистку, делов-то.
— Какую ещё химчистку?! — Алла Евгеньевна готова была его стащить сверху собственными руками. — Мне через пять часов выступать! В этом костюме! Это брендовая вещь, между прочим!
Мужчина испуганно съёжился:
— Я же не специально... Задремал...
Проводница оценила масштаб бедствия и покачала головой:
— Вы употребляли запрещённые напитки в поезде? Это нарушение правил.
— Ну, одну баночку, — пробормотал пассажир, нервно теребя краешек своего потёртого пиджака. — Для сна. Я ее подушкой прижал, но, видать, она под руку попала, когда я переворачивался…
— Я требую составить акт! И немедленно позвать начальника поезда! — не унималась пассажирка.
Проводница связалась с начальником по рации. Через несколько минут в купе вошёл подтянутый мужчина в форме.
— Что у нас произошло? — он оглядел заплаканную Аллу Евгеньевну, пахнущую хмельным напитком, и мужчину, мнущегося на верхней полке.
— Этот... этот пассажир распивал запрещённые напитки и вылил всё содержимое на меня! — голос Аллы Евгеньевны дрожал от возмущения. — Посмотрите, что он сделал с моим костюмом! А у меня доклад на международной конференции! Я профессор лингвистики!
Начальник поезда повернулся к мужчине:
— Ваши документы, пожалуйста.
Мужчина достал потрёпанный паспорт и билет.
— Употребление таких напитков в поезде запрещено, — строго сказал начальник. — Мы составим акт о нарушении правил перевозки и высадим вас на ближайшей станции.
— Как высадите? — растерялся мужчина, заметно бледнея. — Я же к сыну еду. У меня денег больше нет на билеты...
— Надо было думать, прежде чем нарушать правила, — отрезал начальник и повернулся к Алле Евгеньевне. — А вам, мадам, мы предоставим средства для очистки одежды и волос. К сожалению, большего сделать не можем.
— Какие средства?! — воскликнула она. — Эти пятна не выводятся просто так! А запах? Вы представляете, как я буду выглядеть на конференции?
Начальник развёл руками:
— Мы составим акт, по которому вы сможете требовать компенсацию. На ближайшей станции мы высадим нарушителя. Это через двадцать минут.
— Какая компенсация?! — в отчаянии воскликнула Алла Евгеньевна. — Мне нужен мой костюм в нормальном состоянии! Сейчас! У меня нет времени на суды и разбирательства!
Мужчина затравленно оглядывался, комкая в руках свою потрёпанную кепку:
— Послушайте, я не хотел... Я пенсионер, у меня нет таких денег. Я не знал, что так получится...
— Знать надо было! — вскипела Алла Евгеньевна. — Посмотрите, во что вы превратили мой костюм! Тридцать две тысячи рублей! Плюс блузка — семь тысяч. И укладка — две тысячи. Но дело не в деньгах! Как я должна появиться на конференции в таком виде?
Проводница, видя накаляющуюся обстановку, робко предложила:
— У нас есть сушилка в служебном купе. Может, хотя бы просушить вещи?
— Какая сушилка?! — Алла Евгеньевна чуть не плакала. — Мне нужна химчистка! Атлас нельзя просто так сушить! И этот запах...
Начальник поезда вздохнул:
— Я понимаю ваше возмущение, но больше ничем помочь не можем. На следующей станции будем через пятнадцать минут. Там вас этот пассажир уже не побеспокоит.
Мужчина побледнел ещё сильнее:
— Начальник, пожалуйста, не высаживайте... У меня сын, я к нему еду. И денег на новый билет нет.
— Нужно было думать, прежде чем нарушать правила, — повторил начальник. — Собирайте вещи.
Алла Евгеньевна, всё ещё дрожа от возмущения, выбежала в коридор. Ей хотелось кричать от бессилия. Проводница проводила её в туалет, принесла полотенце и какое-то жидкое средство.
— Вот, попробуйте отстирать... И вот ещё фен, может, хоть волосы подсушить...
Алла Евгеньевна взглянула на себя в зеркало и чуть не разрыдалась. Её седые корни проступили, липкая жидкость склеила волосы в неопрятные сосульки. Белая блуза пожелтела на вороте и прилипла к шее. А костюм... Дорогой атласный костюм, который она купила на премию, отказывая себе во всём несколько месяцев, был безнадёжно испорчен пятнами и разводами.
— Что мне делать? — прошептала она, скорее себе, чем проводнице.
Она попыталась отмыть блузку, но пятна только расплылись сильнее. От костюма исходил отчётливый солодовый запах, который, казалось, только усиливался от воды. Фен гудел, но волосы становились только более жалкими.
Тем временем поезд остановился. Через дверь Алла Евгеньевна слышала, как выводят её обидчика. Он что-то бормотал о сыне и несправедливости, но его всё равно высадили.
Когда она вернулась в купе, там никого не было. На столике лежал составленный акт. Алла Евгеньевна рухнула на полку и закрыла лицо руками. . Восемь лет работала над своей темой, добивалась гранта на поездку. И всё для чего? Чтобы появиться перед коллегами в пропитанной хмельным напитком одежде и с всклокоченными волосами?
Она снова попыталась привести себя в порядок, но чем больше тёрла пятна, тем сильнее они расползались по ткани. Запах, казалось, впитался в каждую нить атласа. Костюм был безнадёжно испорчен.
Алла Евгеньевна достала телефон и набрала номер организатора конференции:
— Здравствуйте, это профессор Самойлова. Боюсь, у меня возникли непредвиденные обстоятельства... Да, я в поезде, но... Понимаете, произошёл инцидент...
Её голос дрожал, когда она объясняла ситуацию. И с каждым словом она всё отчётливее понимала, что блестящее выступление, которое она так тщательно готовила, не состоится. По крайней мере, не в том виде, как она планировала.
Поезд мчался к Москве, а Алла Евгеньевна сидела в пропахшем солодом костюме и пыталась понять, как ей теперь быть. Может быть, успеет купить что-то рядом с вокзалом? Или попросить отложить её выступление? Или просто выйти перед коллегами в этом испорченном наряде и рассказать о случившемся?
Одно она знала точно — этот день она не забудет никогда.