1948 год, Стародубцево
- Ты чего, Тамара, так разоделась? - крикнула Надежда, увидев через забор, что соседка нацепила свой цветастый платок и юбку, ту самую, из города привезённую.
Но ничего не ответила любопытной Надюхе соседка. Она лишь рукой махнула, да отвернулась, поправляя складки на одежде. Юбку она и правда надела нарядную, такой в Стародубцево ни у кого не было. Вещицу эту Борис, покойный муж Тамары, купил жене на городской ярмарке несколько лет назад.
Ходила она по селу в новой юбке местным кумушкам и девушкам на зависть. Та же Надюха даже просила как-то вещицу поносить, но Томка-гордячка не дала. Ещё и рассмеялась.
- Да на тебе эта юбка, что на нашем борове сидеть будет, - захохотала она, - из мешковины пошей, и то лучше пойдет.
Проглотила Надежда обидные слова и промолчала. Пришлось самой себе признаться, что юбка хорошо смотрелась на стройной, ладной Тамарке. Только вскоре вся стройность женщины осталась лишь воспоминанием.
Трое родов подряд было у Тамары. Первый сын умер в младенчестве по непонятным причинам. Второй ребёночек, появившись на свет, даже не закричал ни разу, не вздохнул. Страшно горевали супруги по своим бедным сыновьям. А потом появилась на свет Катюша. Родилась дочка здоровенькой, а вот чудесная фигура Томы расплылась, словно квашня. Походка стала тяжёлая, спина сгорбилась – утратила она красоту с рождением дочери.
Порой надевала женщина свою прекрасную юбку, да снимала скорее, чтобы не увидел никто - ранее она на ветру развевалась, а теперь облегала бёдра. Порой Тамара вспоминала, как над Надеждой смеялась, и начинала плакать - неужто Господь за язык её наказал?
Борис любил жену, не думая о том, как она подурнела. И платки ей красивые из города привозил, и даже туфли прикупил, которые она надевала на значимые события, что в селе происходили.
***
Катюша росла здоровенькой и очень хорошенькой. Отец в ней души не чаял, а вот мать, казалось, недолюбливала кроху. Будто бы злилась она на то, что дочка её красоту забрала. А может, другая какая причина была...
При живом Борисе как-то не проявлялась эта нелюбовь. А когда овдовела Тома, так стала срываться на девчонку. И бранила без дела, и лупила со злости.
- Чем девчонка-то тебе виновата? – удивилась однажды Надежда. Она забежала к соседке на чаёк, когда та кипятила молоко. Тамара отвлеклась, молоко и убежало.
В этот момент в дом вошла Катя. Она ахнула и тут же бросилась помогать матери. Как только молоко было убрано, Тома начала "угощать" оплеухами свою дочь.
- Мама, меня-то за что? – воскликнула Катя, и глаза её наполнились слезами.
- А вот вечно ты бегаешь, когда мне помощь нужна! – напустилась Тома на дочь.
- Да ты ж сама отправила меня свинью кормить!
- Ты еще спорить со мной будешь? Никакого уважения к матери! Был бы отец жив, быстро научил бы тебя уму-разуму!
- Да был бы жив папка, нипочём не позволил бы тебе руки распускать и браниться зазря, - с горечью ответила девочка.
Замахнулась Тома на дочь, но Надежда её остановила. Удивила соседку злоба, с которой мать распекала девчонку.
- Иди, Катюшка, во двор, - произнесла Надя, - ступай, ступай, а нам с матушкой твоей потолковать надобно.
Катя всхлипнула и вышла из дома. А Надежда на Тамару напустилась: чего, мол, девочку обижаешь?
Хотела ответить Тамара, что не её это дело, да как-то вся обмякла, плюхнулась на стул и зарыдала. Стала она сетовать на судьбу свою несчастную. Мол, тяжело ей без мужика – всё самой делать приходится. Вот и сердце очерствело.
- А дочка-то при чём? – удивилась Надежда, хотя кое о чём догадывалась. – Девчонка-то у тебя умница. Отучилась, курсы закончила, теперь, вон, в школе нашей для ребят обеды готовит. Я в семнадцать лет в поле пахала, а твоя Катюшка уже при деле важном.
- А при том, что красоту мою девчонка украла! Я ведь молодая еще, мне можно было бы замуж пойти, так кто глянет на меня, такую? – завыла Тамара.
- Чего глупости несёшь? – нахмурилась соседка. – Как такое возможно-то?
- Да как родилась она, так из тонкой да лёгкой превратилась я в бабу грузную. Спина колесом, ноги отяжелели, а талию уж и не найти, - плакала Тамара.
- Дак в том годы виноваты и работа тяжёлая, - произнесла Надежда, - а уж никак не девчонка. Скажи уж в чём дело-то?
Вздохнула Тамара и призналась подруге, что не думается ей ни о чём другом, кроме как о том, чтобы опять замуж выйти. Когда в сорок третьем получила она похоронку на мужа, горевала очень. Но время шло, война закончилась. Те мужики, что уцелели, стали возвращаться в свои семьи. И тогда тоскливо стало вдове без сильного плеча.
- Да у нас же в Стародубцево каждая вторая потеряла мужа в Великую Отечественную, - с горькой усмешкой возразила Надежда, - мой Петенька тоже погиб еще в сорок первом. И живу ведь как-то…Все живут.
- Вот вы живёте одиноко, и живите, а мне тепла мужицкого охота, - упрямо ответила Тома, - не могу я без крепкого плеча рядом. И по дому тяжело, и ночью в холодной постели хоть волком вой.
- И всё ж Катюха-то тут при чём? – возмутилась Надежда.
Смутилась Тома и покраснела. Было видно, что неприятно ей говорить об этом. И всё ж сказала она, что молодого ей мужа охота. А все молодые только на Катьку-то и смотрят.
- Это ж какого тебе молодого надо, что дочка тебе соперница? – ахнула Надя, округлив глаза. – Дочке-то твоей и семнадцати нет.
- Кате-то восемнадцати нет, - кивнула Тамара, - а ухажёрам ейным кому девятнадцать, а кому и двадцать. Машинисту колхозному Глебке Иванову, вон, двадцать два.
- Да куда ж тебе двадцатилетнего? – изумилась Надежда, подумав, что соседка её совсем из ума выжила. Мало того, что теперь дочь соперницей считает, так еще и молодого ей подавай? Уж не тронулась ли она, в самом деле, умом?
- А какого те мне сосватать решила? – фыркнула Тамара, - Тех, кто холостые и постарше, совсем мало в посёлке нашем осталось – всех война выкосила. А кто есть, так немощные. Зачем мне немощный?
Покачала головой Надя. Вот уж не ожидала она такого от соседки услышать. Знала она, что Тома баба вздорная, горячая и капризная. Но чтоб в свои сорок лет за двадцатилетними мальчишками бегать, об этом и подумать не могла Надежда.
***
С того дня стала замечать она то, чего не видела раньше. Через забор-то между соседями всё видно. Порой натянет Томка юбку ту самую цветастую на бёдра и платок яркий на шею накинет – значит, поблизости какой-то паренёк молодой ходит. За Катюхой пришёл, чтобы на танцы позвать или по делу.
"Уж не позорилась бы Тамара в этой своей юбке, - думала Надя, - чай не двадцать лет. Может, оделась бы по-простому, быстрее бы нашла кого".
Однако вслух она этого соседке не говорила. А когда видела её одетую до нелепицы ярко, даже с лёгкой ехидцей вспоминала старую обиду. Когда Тома, отказав Наде одолжить юбку, сравнила её с толстым боровом.
Вот и на этот раз, увидев соседку в цветастом наряде, окликнула её Надежда со своего двора. И спросила, по какому поводу такая красота?
Промолчала Томка, платок на плечах поправила. Впрочем, знала она, что любопытная соседка не отстанет.
- К дочке я иду на работу! – всё же бросила Тамара и игриво сверкнула глазами.
- А зачем к дочке то? – округлив глаза, спросила Надя.
- Обед ей приготовила, пусть перекусит! Она ж без продыху работает у меня, бедненькая! – как-то наигранно вздохнула Тома.
- А зачем поварихе-то в столовую обед нести? – захохотала Надя, понимая, что неспроста всё это. Даже если б у Катюши на работе живот сводило от голода, нипочём Тома не пошла бы её кормить.
- Да много ты понимаешь, - махнула рукой Тамара и пошла дальше.
Надя же с удивлением глядела ей вслед. Не позорила бы дочку обтянутыми в цветастую ткань телесами! Да разве послушает Томка, даже если сказать ей это напрямик?
Надежда не ошиблась. Неспроста соседка в цветное обрядилась. Как оказалось, молодой учитель прибыл в Стародубцево. Институт он закончил в городе и прибыл в село по распределению. Сельская администрация ему дом выделила рядом со школой.
О появлении Алексея Климовича в селе узнали все и сразу. Он был молод, высок и хорош собой. Девицы на выданье, молодые вдовы и даже замужние бабы провожали учителя взглядом, когда шёл он по селу.
"Да уж, такого Тома точно не упустит, - мысленно усмехнулась Надежда, - только нужна ли ему будет не первой свежести грузная вдовица, натянувшая на бёдра девичью юбку, когда молодых пруд-пруди?"
Дочь тоже удивилась, увидев мать на пороге школы в узкой цветастой юбке. Работы у школьного повара много, а помощников мало. Некогда ей было разговоры с родительницей вести. И всё ж вышла она узнать, чего стряслось.
- Ты чего, мам, явилась? – тихо спросила Катя.
- Тебя, доченька, повидать, - медовым голосом ответила Тамара, - вот, покушать тебе принесла.
- Да что с тобой? – возмутилась девушка. – Сроду не думала обо мне, поела ли я, не болит ли чего. А тут вдруг озаботилась покормить меня, когда я среди борщей целый день кручусь!
- Дак то казённое, а я меня домашнее, с любовью приготовленное, принесла, - ворковала мать.
Катя с подозрением посмотрела на Тамару – уж не тронулась ли она умом? Еще и в юбку яркую обрядилась, что смотрелась на ней до нелепости смешно.
- Ты чего в таком виде, мам?
- А разве не хороша?
- Да странно всё это! Послушай, некогда мне тут с тобой разговаривать. Если ты и правда ко мне, то ступай домой, не нужна мне тут твоя каша, я уже пообедала.
В этот момент заметила Катя, что взгляд матери обратился куда-то в сторону. Лицом переменилась Тамара, взгляд у неё вмиг стал кроткий, что у домашней овечки. Обернулась Катя и сразу же всё поняла. Из школы выходил Алексей Климович.
Усмехнулась девушка. Как же, кашку принесла ей мать, волновалась за оголодавшее дитятко! На молодого учителя пришла посмотреть да ему глаза помозолить.
- Здравствуйте, Катя, - произнёс Алексей Климович, - полдня пробыл в школе, а вас не видел.
- Да я ж на кухне всё время. Вы б зашли, супа пшенного поели. И котлетку скушали.
- Зайду, Катенька, раз уж вы зовёте.
Кивнула Катя, желая, чтобы прошёл учитель мимо, как можно поскорее. И не потому, что неприятно ей было с ним говорить, а потому что стеснялась матери своей, обряженной в тугие тряпки.
- А со мной, Алексей Климович, отчего не здороваетесь? – заворковала Тамара и похлопала белёсыми ресницами.
Ох, до чего неприятно стало Кате. Мать её так и стелилась перед учителем, который с удивлением смотрел на странную женщину. Пыталась она строить из себя молоденькую, да куда уж там.
- Добрый день, - произнёс сдержанно Алексей Климович и собирался, было, пройти мимо. Да только преградила ему дорогу Тамара, стала расспрашивать о всяком.
- Как Вам в Стародубцево? Люди о вас так хорошо отзываются…
- Мне всё нравится, спасибо. Разрешите, я пройду.
- А что ж вы даже не спросите, как меня по имени?
- Простите…- он смутился.
- Тамара я. Вообще-то Тамара Гавриловна. Но вы меня Томой зовите.
Растерянный учитель с удивлением смотрел на странную женщину. Он уже догадался, что назойливая гостья – мать сгорающей от стыда Кати. Ему совсем не хотелось с ней разговаривать, тем более что у женщины явно имелись щекотливые намерения в отношении него, Алексея.
Учитель торопливо попрощался и поспешил удалиться. Тамара же сердито уставилась на дочь.
- Ты чего встала здесь? Видишь, старшие разговаривают?
- Мама, похоже Алексею Климовичу вовсе не хотелось с тобой разговаривать. Он спешил как можно скорее отвязаться от тебя.
- Это потому что ты влезла! Кто тебя сюда вообще звал? Вечно стоишь на моём пути!
- Мам, можно я попрошу тебя только об одном вещи? Пожалуйста, не приходи ко мне больше. Тем более, что не ради меня ты сюда явилась. Если хочешь себе нового мужа найти, меня только в это не впутывай.
Сверкнула недобро Тамара глазами, погрозила дочери кулаком, да удалилась. Шла она домой и ревела. Душила её страшная обида на несправедливость судьбы. Вот бы она работала в школе, находилась бы рядом с молодым учителем, сумела бы привлечь его внимание. А вместо неё, Тамары, Катька-бесстыдница ему на глаза попадается. И если бы Катя не украла её красоту, так сейчас бы Алексей Климович глаз бы свести с неё не мог!
Почти у дома женщину Надежда встретила. Увидела слёзы на глазах соседки, стала расспрашивать, что случилось.
- Много лет знаю тебя, Томка, и вижу тебя насквозь. Только по мужику ты можешь так убиваться. Ещё и юбку свою позорную напялила.
- А чего ж юбка позорная-то? Сама просила её у меня когда-то.
- Так ведь это когда молодая я была. Да и ты только за Бориску своего замуж выскочила. Юная была, тонкая да звонкая. А сейчас без слёз и не взглянешь на тебя в этом одеянии.
- Неужто плохо так?
- Плохо, Том, глаза режет, как плохо.
- Так, неужель, порезать её на тряпки? Иль, скажешь, тебе отдать?
- Да не надо мне, и на тряпки негоже. Катюхе своей отдай. Ей в самый раз будет.
-Не хочу я её отдавать ничего. Всю жизнь она мне испортила. Красоту мою забрала, молодость растоптала. Как появилась она на свет, всё наперекосяк пошло – война началась, Бориса немцы убили, одинокая я стала.
- Ну в том, что война-то началась Катька не виновата. Да и ни в чём другом тоже. Просто не любишь ты девчонку, а она у тебя золото. Ты лучше б не ругалась с ней, а примирилась. Глядишь, и твоя жизнь наладится.
Задумалась Тамара. А ведь, и правда, может, пора перестать воевать с родной дочерью? Только совет соседки Тома шиворот-навыворот поняла. Решила она помириться с Катей, но со своей целью.