Чайник булькал на плите, а я расстилала на столе нашу старую тетрадь — ту самую, где мы с Толей записывали все мечты о ремонте. Страницы уже пожелтели, кое-где чернила размазались от случайно пролитого чая, но каждая закорючка была нам дорога.
— Смотри, — показывала я ему наброски, — здесь мы хотели сделать арку между кухней и залом. Помнишь?
Анатолий кивнул, не отрываясь от своего блокнота. Записывал что-то, чертил. Серьёзный такой, деловой. Мне это нравилось — когда мужчина подходит к делу основательно.
— А балкон? — спросил он, подняв голову. — Ты же говорила, что хочешь там зимний сад устроить.
— Конечно хочу! — я даже подпрыгнула от восторга. — Представляешь, как красиво будет? Герань на подоконниках, может, маленькую пальму поставим...
Он улыбнулся той улыбкой, от которой у меня до сих пор сердце трепетало. Пятнадцать лет вместе, а всё равно — словно девчонка.
— Значит, балкон утепляем, — записал он в блокнот. — А стены в зале что делать будем?
— Обои поменяем, — я перелистнула страницу. — Вот, смотри, я даже образцы приклеила. Этот голубой красивый, под нашу мебель подойдёт.
Толя посмотрел, хмыкнул.
— Может, покрасить лучше? Обои — это прошлый век.
— Да ладно тебе, — засмеялась я. — Обои уютнее. Дом должен быть тёплым, не как в офисе.
Мы спорили добродушно, перебивая друг друга, строили планы. Я показывала картинки из журналов, он что-то вычислял в своих бумажках. Чайник давно вскипел, но мы так увлеклись, что даже не заварили чай.
— Ты знаешь, — сказала я, закрывая тетрадь, — я так рада, что мы это делаем вместе. Это же наш дом, наша общая мечта.
Анатолий отложил ручку, посмотрел на меня внимательно.
— Конечно, Ленок. Всё для нас.
В его голосе было что-то странное, но я тогда не придала этому значения. Просто обняла его за плечи, поцеловала в макушку. Пахло он как всегда — одеколоном и сигаретами. Родной запах.
— Только давай без спешки, — попросила я. — Сначала всё обдумаем, с мастерами познакомимся, цены узнаем. Деньги не резиновые.
— Разумеется, — кивнул он. — Всё продумаем до мелочей.
Я поверила. Тогда ещё верила.
Строительная пыль
Ключ поворачивался туго, словно замок заело. Или это у меня руки дрожали после трёхдневной командировки — не знаю. Чемодан на колёсиках греметь за мной, в подъезде пахло, как всегда, кошками и отсыревшими стенами.
Дверь открылась, и я замерла.
Грохот. Визг болгарки. Мат сквозь строительную пыль. В коридоре валялись куски старых обоев, банки из-под краски, какие-то тряпки. На полу — следы грязных ботинок.
— Извините, — крикнула я, едва перешагивая через провода. — Что здесь происходит?
Из комнаты выглянул мужик в засаленной куртке, с сигаретой в зубах.
— А, хозяйка приехала, — сказал он, стряхивая пепел прямо на пол. — Мы тут ремонтик делаем. Ваш муж нанял.
Муж? Какой муж? У меня руки опустились.
— Где он? Где Анатолий?
— На работе, наверное. А мы пока стены долбим.
Я прошла в спальню и ахнула. Мои вещи — платья, книги, фотографии — были свалены в чёрный мусорный пакет. Пакет был разорван, и оттуда выглядывал край маминого платка, который я берегла как память.
На комоде лежала папка с бумагами. Я открыла её дрожащими руками и увидела договор. Большие цифры: 730 000 рублей. Подрядчик: ООО "СтройДизайн". А внизу, жирными буквами: "Заказчик — Игнатьева Елена Михайловна".
Моя фамилия. Мой адрес. Но не мой почерк.
— Это что такое? — спросила я рабочего, показывая договор.
Тот пожал плечами.
— Понятия не имею, тётя. Нас позвали — мы работаем. Деньги платят — мы делаем.
Сердце колотилось так, что в ушах звенело. Я села на край кровати, чувствуя, как ноги подкашиваются.
Это не могло быть правдой. Толя не мог. Мы же всё обсуждали, планировали вместе. Мы же договорились без спешки!
— Сколько вы уже работаете? — спросила я тише.
— Третий день. Хороший объект, кстати. Работы много, заказчица щедрая.
Заказчица. Значит, я.
Я закрыла глаза, пытаясь понять, что делать. В голове был хаос, но одна мысль пробивалась через всё остальное: меня предали. Человек, которому я доверяла пятнадцать лет, распорядился моими деньгами, моим домом, моей жизнью, не спросив даже.
— Вы не могли бы... пока остановиться? — попросила я. — Мне нужно разобраться.
Рабочий затушил сигарету об подоконник.
— Как скажете. Но завтра продолжим. План есть план.
План. Какой план? Чей план?
Экспертиза на кухне
Галя достала очки из футляра и водрузила их на нос. Сорок лет в бухгалтерии — она документы чуяла нутром, как собака наркотики.
— Давай сюда эту липу, — сказала она, протягивая руку.
Я положила перед ней договор, чашку с чаем в руках держала так крепко, что костяшки пальцев побелели. В животе всё сжималось от страха — а вдруг всё в порядке? Вдруг я ошибаюсь, и Толя правда хотел как лучше?
Галя молчала минут десять, водила пальцем по строчкам, что-то подчёркивала карандашом. Я боялась дышать.
— Лена, ты вообще это подписывала? — спросила она наконец.
— Нет. Я была в командировке.
— А доверенность на него оформляла?
— Какую доверенность? О чём ты говоришь?
Галя сняла очки, потёрла переносицу.
— Слушай, подруга. Тут много чего не так. Во-первых, подпись — явно не твоя. Во-вторых, печати заказчика нет. В-третьих, нет ни акта приёмки работ, ни сметы толковой. Но самое главное — смотри сюда.
Она ткнула пальцем в нижнюю строчку.
— Тебя тут "вписали" как заказчика. То есть ты, получается, этой фирме 730 тысяч должна. А фирма какая? — Галя полезла в интернет на телефоне. — Так, так... Директор — Игнатьева Зинаида Петровна. Это случайно не...?
— Его мать, — выдохнула я.
— Ага. Значит, сынок маме заказ обеспечил. За твой счёт.
Я поставила чашку на стол и закрыла лицо руками. Всё было ещё хуже, чем я думала. Он не просто начал ремонт без меня — он подставил меня под долг. Под огромный долг своей матери.
— Гал, что делать-то?
— Первым делом — останавливай всю эту самодеятельность. Рабочих гони. Потом иди в МФЦ, пиши заявление о том, что подпись не твоя. И к участковому сходи — пусть зафиксирует, что работы ведутся без твоего согласия.
— А деньги? Они же требовать будут...
— А фиг им. Без твоей настоящей подписи этот договор — туалетная бумага. Правда, доказывать придётся. Может, через суд. Но ты не бойся — правда на твоей стороне.
Галя налила мне ещё чаю, добавила сахару.
— Знаешь, Лен, я всегда думала, что твой Толя тот ещё жмот. Помнишь, как он на твоём дне рождения из-за торта скандалил? Мол, зачем такой дорогой. А теперь вот — мамочке заказ за твои деньги устраивает.
Я кивнула. Память услужливо подкидывала эпизоды: как он возмущался моими покупками, как считал каждую копейку, которую я тратила на себя. А на свою мать денег не жалел никогда.
— Спасибо тебе, Галь. Без тебя бы я и не поняла, во что влипла.
— Да брось. Подруги на то и нужны, чтобы в трудную минуту помочь. А ты не унывай — справимся. Ты же не лапша, чтобы тебя на уши вешали.
Бумажная волокита
В МФЦ пахло казённой тоской и дешёвым освежителем воздуха. Электронная очередь показывала: до меня ещё двадцать человек. Я села на пластиковый стул рядом с молодой женщиной, которая укачивала плачущего малыша.
— Нервы ни к чёрту, — сказала она, заметив мой взгляд. — Третий день сюда хожу. То справка не та, то печать не в том месте.
Я кивнула сочувственно. У самой руки тряслись от волнения.
Когда наконец объявили мой номер, я подошла к окошку с папкой документов. Сотрудница — девочка лет двадцати пяти — выслушала мою историю молча, иногда кивая.
— Понятно, — сказала она в итоге. — Без вашей подписи и при спорных обстоятельствах заключения договора вы можете подать заявление об оспаривании сделки. Но это уже через суд.
— А что мне сейчас делать? Работы же продолжаются!
— Обратитесь к участковому. Пусть зафиксирует факт ведения работ без вашего согласия. Это будет основанием для временного прекращения строительства.
Домой я шла как в тумане. Участковый, суд, заявления... В пятьдесят восемь лет мне приходилось разгребать последствия чужого обмана. Как я умудрилась так промахнуться с человеком?
Участковый приехал вечером. Молодой, серьёзный, в форме, которая ему была явно велика. Я рассказала всё с самого начала, показала документы.
— Понятно, — сказал он, записывая в блокнот. — А где сейчас рабочие?
— В квартире. Они говорят, что завтра продолжат.
— Сейчас поговорю с ними.
Рабочие — те же двое, что работали позавчера — стояли в коридоре и курили. Участковый показал им удостоверение.
— Документы на проведение работ есть?
— Договор есть, — сказал один из них, тот, что постарше. — С заказчицей всё оформлено.
— Заказчица утверждает, что договор подписан не ею. Рекомендую приостановить работы до выяснения обстоятельств.
Рабочие переглянулись.
— А кто нам за простой заплатит?
— Это решайте с тем, кто вас нанял.
После ухода участкового в квартире стало тихо. Впервые за три дня — тихо. Я села на кухне, налила себе чаю и попыталась привести мысли в порядок.
Толя так и не появился. Не звонил, не писал. Словно растворился в воздухе. Или ждал, пока я сама до всего дойду.
Разговор без криков
Анатолий пришёл поздно, когда я уже собрала все его вещи в сумку и поставила её у двери. Он увидел сумку и остановился.
— Лена...
— Не надо, — сказала я спокойно. — Садись. Поговорим.
Он прошёл на кухню, сел напротив. Я достала договор из папки и положила между нами на стол.
— Объясни мне, пожалуйста, как моя подпись оказалась на документе, который я никогда не подписывала?
Толя молчал, глядя в стол.
— Лен, я хотел сделать сюрприз. Ты же мечтала о ремонте...
— Сюрприз? — Я засмеялась, но смех получился горький. — Сюрприз за мои деньги для твоей матери?
— Мама ни при чём. У неё просто фирма хорошая, надёжная...
— Толя, — я наклонилась к нему, — я тебе сейчас в глаза смотрю и спрашиваю: ты правда думал, что я буду рада, вернувшись домой, увидеть чужих рабочих в своей квартире и долг в 730 тысяч рублей?
Он поднял глаза. В них была такая растерянность, что мне стало почти жалко его.
— Я думал... Ты бы согласилась...
— Но ты не спросил. Ты решил за меня. Подделал мою подпись, влез в долги от моего имени и даже не предупредил. Это называется не сюрприз, Толя. Это называется предательство.
— Лена, ну что ты! Какое предательство? Мы же семья...
— Семья? — Я встала, прошла к окну. — В семье люди друг с другом советуются. А не используют друг друга как банкоматы для своих родственников.
Толя тоже встал, подошёл ко мне.
— Ленок, ну давай не будем ссориться. Ремонт сделаем, всё будет красиво. Ты увидишь...
— Нет, — сказала я твёрдо. — Не будем. Ничего не будем. Я уже остановила работы. А завтра буду оспаривать договор.
— Как остановила? У тебя нет права...
— Ещё как есть. И знаешь что, Толя? Впервые за пятнадцать лет я чувствую, что поступаю правильно.
Он стоял и смотрел на меня с таким видом, словно я была ему совершенно незнакома. Может, так и было. Может, он привык к другой Лене — к той, которая не задавала лишних вопросов и не защищала свои границы.
— Твоя сумка у двери, — сказала я мягко. — Ключи оставь на комоде.
Он хотел что-то сказать, но я покачала головой.
— Всё, Толя. Всё уже сказано.
Он ушёл тихо, без хлопанья дверями и проклятий. Может, понял, что переступил черту, после которой возврата уже нет.
Тишина в новом доме
Прошло четыре месяца. Суд признал договор недействительным — частично. Пришлось заплатить за уже выполненные работы, но сумма получилась в три раза меньше той, что была в липовом документе. Мамина фирма особо не сопротивлялась — видимо, поняли, что перегнули палку.
Ремонт я доделывала сама. Нашла других мастеров — через знакомых, по рекомендациям. Дороже вышло, зато честно. И главное — так, как я хотела.
Сейчас я сижу на новой кухне, пью чай из красивой чашки, которую купила себе просто так, без повода. На подоконнике зеленеет герань — ту самую, о которой мечтала для зимнего сада. Балкон утеплили, как планировали, но теперь там моя мастерская: швейная машинка, нитки, ткани. Давно хотела заняться рукоделием, да всё время не было.
Обои в зале — голубые, как я хотела. Уютные. Дом получился тёплым, не как офис. В нём приятно находиться одной.
Одиночество оказалось не таким страшным, как я думала. Наоборот — в нём была какая-то особенная чистота. Никто не считал мои деньги, не критиковал мои решения, не строил планы за меня.
Вчера Толя звонил. Просил встретиться, поговорить. Я вежливо отказалась. Не из злости — просто поняла, что нам не о чём говорить. Мы жили в разных системах координат: для него я была удобным приложением к его планам, для себя я стала полноценным человеком.
Иногда мне снится тот вечер на кухне, когда мы строили планы ремонта. Во сне я узнаю правду заранее и говорю: "Толя, если хочешь обмануть меня, найди кого-то поглупее". Просыпаюсь и смеюсь.
В доме тихо. Но это не пустая тишина одиночества — это наполненная тишина свободы. Я наконец услышала в ней себя.