Вечер пятницы сгущался над городом, укрывая уставшие улицы синей дымкой. В их квартире пахло мелиссой и тревогой. Анна сидела на диване, подтянув под себя ноги и обхватив руками заметно округлившийся живот. Тошнота, ставшая её вечной спутницей последние три месяца, сегодня была особенно настойчивой.
— Дим, может, останешься сегодня? — тихо спросила она, когда муж вышел из спальни, застёгивая на ходу рубашку. — Мне что-то нехорошо.
Дмитрий бросил на неё раздражённый взгляд.
— Ань, мы же договаривались. У меня баня с ребятами. Это традиция, каждую пятницу. Ты же знаешь.
В его голосе звучал металл. Для него её просьба была лишь очередным капризом, нарушающим привычный уклад жизни. Для неё — отчаянной мольбой о присутствии. Он подошёл к зеркалу, поправляя воротник.
— Беременность — не болезнь, — бросил он, не глядя на неё. — Я же не могу теперь от всего отказываться. У меня тоже есть своя жизнь.
Разные миры. В этом коротком диалоге столкнулись две вселенные. Её мир сузился до размеров их квартиры и маленькой жизни внутри неё, наполнился новыми ощущениями, страхами и надеждами. Его мир остался прежним: работа, друзья, еженедельная баня с Игорем и Петровичем. То, что стало для неё центром вселенной, для него оставалось абстракцией, далёким событием, которое когда-нибудь наступит.
Он накинул куртку, звякнул ключами.
— Я недолго. Вернусь — ляжешь спать.
Хлопнула входная дверь. Тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов, обрушилась на Анну. Она осталась одна, наедине со своей тошнотой и горьким чувством непонимания.
Память услужливо подбросила картинку из прошлого. Спортзал. Он, сильный, уверенный, объясняет ей, как правильно делать становую тягу. Его улыбка, запах его парфюма, лёгкое прикосновение к её спине, когда он поправлял осанку. Потом была быстрая, весёлая свадьба, медовый месяц в горах, где они ходили в долгие походы, смеялись до слёз и строили планы на будущее. Их жизнь была соткана из компромиссов и общих радостей. Он всегда чувствовал её настроение, угадывал желания, был её опорой.
Известие о беременности поначалу обрадовало обоих. Дмитрий носил её на руках, целовал живот, говорил о том, как будет учить сына или дочку кататься на лыжах. Но эйфория прошла, и начались будни. Её мир начал стремительно меняться, а он, казалось, изо всех сил держался за свой старый, привычный и удобный мир, где не было места токсикозу, усталости и женским слезам.
Новая реальность Анны была похожа на затяжной шторм. Токсикоз изматывал, лишал сил. Постоянная усталость валила с ног, а гормональные бури вызывали резкие смены настроения: от беспричинной радости до горьких слёз над рекламой кошачьего корма. Она бросила работу, её социальный круг сузился. Весь её мир теперь вращался вокруг будущего ребёнка.
Жизнь Дмитрия, напротив, текла по накатанной колее. Работа, отчёты, совещания. По вечерам — спортзал, по пятницам — баня, по выходным — рыбалка. Он искренне радовался скорому отцовству, но воспринимал его как нечто, что случится потом. А сейчас нужно было жить, работать, зарабатывать деньги. Он не понимал, почему его жизнь должна меняться уже сейчас.
Однажды днём Анне стало особенно плохо. Голова кружилась, слабость была такой, что она едва могла дойти до кухни. Схватив телефон, она набрала номер мужа.
— Дим, привет. Можешь приехать пораньше? Мне очень нехорошо, даже встать не могу.
В трубке раздался его воодушевлённый голос:
— Ань, привет! Представляешь, мне премию дали! Наконец-то! Слушай, я никак не могу, у нас тут совещание по новому проекту, потом с начальством нужно детали обсудить. Ты выпей чаю, полежи. Всё пройдёт.
Он говорил быстро, увлечённо, и она поняла, что её просьба прозвучала неуместным диссонансом в его победном дне. Она молча нажала отбой.
В тот вечер Дмитрий вернулся домой далеко за полночь. Дверь распахнулась, и в квартиру ввалился он, весёлый, пьяный, а за ним — его лучший друг Игорь. Они громко смеялись, обсуждая что-то своё.
— А вот и наш семейный очаг! — провозгласил Дмитрий. — Игорян, проходи, сейчас чайку бахнем!
Они шумели на кухне, роняя чашки, гремя стульями, совершенно не думая о том, что в соседней комнате лежит его больная жена. Анна сжалась в комок под одеялом, зажимая уши руками и глотая слёзы обиды.
Утром, когда Дмитрий, страдая от похмелья, вышел на кухню, она не выдержала.
— Ты мог бы вести себя потише? Ты вообще подумал обо мне?
Накопившаяся боль выплёскивалась наружу с каждым словом. Он слушал, хмурясь, а потом взорвался.
— Да что ты опять начинаешь! Я что, теперь и с другом отдохнуть не могу? Я работаю, деньги зарабатываю для нас, для ребёнка! Я же не отменяю всю свою жизнь из-за ребёнка, которого пока даже нет!
Последняя фраза ударила наотмашь, выбив воздух из лёгких. Ребёнка, которого пока даже нет. Для него их малыш, который уже толкался, жил, дышал вместе с ней, был всего лишь абстракцией. Пропасть между ними в этот момент показалась ей бездонной.
На следующий день Анна встретилась со своей лучшей подругой Светланой в маленьком кафе в центре города. Светлана сразу заметила тёмные круги у неё под глазами и потухший взгляд.
— Анька, ты чего такая? На тебе лица нет.
И Анну прорвало. Она рассказывала обо всём: о бане, о пьяной вечеринке, о страшных словах Дмитрия.
— Понимаешь, он вроде бы и рад ребёнку, — говорила она, помешивая ложечкой остывший капучино. — Но он совершенно меня не слышит. Любая моя просьба — это каприз. Любая жалоба — это нытьё. Он как будто не понимает, что со мной происходит.
Светлана внимательно слушала, её лицо становилось всё серьёзнее.
— Ох, Ань… Мужчины часто такие, — сочувственно сказала она, накрыв руку подруги своей. — Они не понимают, что поддержка нужна не потом, когда ребёнок родится, а именно сейчас. Для них это всё теория, а для нас — реальность, каждую секунду. Ты только не держи в себе, говори с ним.
Но говорить становилось всё труднее. Через несколько дней они поехали на ужин к родителям Анны. За столом царила тёплая семейная атмосфера. Дмитрий, желая, видимо, развлечь тёщу и тестя, решил блеснуть остроумием.
— А наша Аня сейчас — это просто кладезь забавных историй! — начал он с широкой улыбкой. — У неё же гормоны! То плачет, то смеётся.
Анна напряглась. Она знала этот его тон — снисходительный, весёлый, превращающий её переживания в анекдот.
— На днях, представляете, будит меня в три часа ночи, — продолжал Дмитрий, входя в раж. — «Хочу, — говорит, — арбуз с кетчупом!» Я чуть с кровати не упал. А вчера смотрела какой-то сериал про любовь, так рыдала, будто её бросили. Я ей говорю: «Ань, это же кино!» А она мне: «Тебе не понять!»
Он в красках описывал её состояние, выставляя её трудности, её боль и страхи чем-то смешным и нелепым. Родители вежливо улыбались, не зная, как реагировать. Отец кашлянул, пытаясь сменить тему, но Дмитрий уже поймал волну. Он чувствовал себя душой компании.
Анна сидела, вжавшись в стул. Ей казалось, что её выставили на площадь, голую и беззащитную, и тычут в неё пальцем. Каждое его слово было как пощёчина. Публичное унижение от самого близкого человека. Она больше не могла этого выносить.
— Дима, замолчи, пожалуйста, — её голос прозвучал тихо, но твёрдо.
Он удивлённо обернулся. В повисшей тишине она встала из-за стола и вышла на балкон, чтобы глотнуть холодного осеннего воздуха и не разрыдаться прямо здесь.
Дмитрий вышел на балкон через пару минут. В его глазах плескалось искреннее недоумение.
— Ты чего обиделась? Я же просто пошутил, поддерживал разговор. Что такого я сказал?
Анна смотрела на огни ночного города, чувствуя, как внутри всё заледенело.
— Ты не пошутил, Дима. Ты превратил мои ежедневные страдания в посмешище. То, что для меня — мука, для тебя — забавный анекдот для родственников.
Он досадливо отмахнулся.
— Ну перестань, не принимай всё так близко к сердцу. У всех беременных бывают причуды. Это же нормально.
В этот момент она поняла главное. Он не видит и не слышит её. Он не видит её настоящую, уязвимую, напуганную. Он видит лишь набор симптомов из буклета «Что нужно знать о беременности». И этот набор кажется ему забавным. Осознание было холодным и окончательным.
Вечером, когда они уже были дома, она предприняла последнюю попытку.
— Дима, у меня завтра второе УЗИ в десять утра. Пойдёшь со мной? Я очень хочу, чтобы ты тоже его увидел.
Он отвёл взгляд.
— Ань, я не могу. У Игоря же день рождения, мы договорились в баню сходить, отметить. Я не могу его подвести.
Это был удар под дых. Баня. Опять эта баня. Она оказалась важнее, чем возможность впервые увидеть на экране их общего ребёнка.
— То есть день рождения друга важнее? — её голос дрогнул.
— Да при чём тут это! — начал заводиться он. — УЗИ можно и в другой раз сделать, а день рождения раз в году! Ты опять начинаешь манипулировать и давить на жалость! Эгоистка!
Его слова больно резанули. Она посмотрела на него долгим, тяжёлым взглядом.
— А моя обида тебя не волнует?
Этот тихий вопрос почему-то вывел его из себя окончательно.
— Всё, хватит! Я не могу больше этот цирк терпеть!
Он схватил подушку с их кровати и плед с кресла и, не глядя на неё, вышел из спальни. Через минуту из гостиной донёсся скрип раскладываемого дивана. Эмоциональный разрыв стал физическим. Анна осталась одна в их большой супружеской постели, которая вдруг показалась ей холодной и пустой. Точка невозврата была пройдена.
Утро было наполнено густой, звенящей тишиной. Они собирались на работу молча, стараясь не пересекаться взглядами. Дмитрий, всё ещё злой после вчерашней ссоры, выпил кофе, бросил короткое «пока» и ушёл. Анна осталась одна со своей тревогой, которая теперь смешивалась с обидой и одиночеством.
В больнице её встретила врач, Ирина Павловна, пожилая женщина с добрыми, но строгими глазами. Анна легла на кушетку, и холодный гель на животе заставил её вздрогнуть. Врач долго водила датчиком, хмурясь и вглядываясь в монитор.
— Так… а вот это мне не нравится, — пробормотала она себе под нос.
Сердце Анны ухнуло вниз.
— Что-то не так, доктор?
— Тонус повышен, голубушка. Сильно повышен. И показатели плаценты плохие. Это угроза.
Слова «угроза» прозвучали как приговор. Ирина Павловна сняла перчатки и посмотрела на Анну поверх очков.
— Нужно срочно ложиться на сохранение. Прямо сейчас. Никаких «домой за вещами». Пойдёмте, я выпишу направление, и сразу в отделение.
Анна была в шоке. Ноги стали ватными, в ушах зашумело. Госпитализация. Больница. Она послушно шла за врачом по гулким коридорам, механически отвечая на вопросы. Первым делом, когда её определили в палату, она достала телефон. Нужно было позвонить Дмитрию. Сообщить. Попросить привезти вещи.
Она набрала его номер. Длинные гудки сменились механическим голосом: «Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети». Она набрала ещё раз. И ещё. Тот же результат. И тут до неё дошло. Баня. Он у Игоря на дне рождения. И он выключил телефон. Он специально отключился от мира, чтобы ему не мешали отдыхать и веселиться. Чтобы его не беспокоили. Чтобы она его не беспокоила.
Горечь от этого осознания была почти физической. В самый страшный момент, когда земля уходила из-под ног, самый близкий человек был вне доступа. По собственному желанию.
Она села на жёсткую больничную койку. В палате было ещё три кровати, но сейчас они пустовали. Анна была одна, в уличной одежде, без сменной обуви, без зубной щётки, без всего. И чувство страха и абсолютного, всепоглощающего одиночества накрыло её с головой. Она сидела и смотрела в одну точку, а по щекам текли беззвучные слёзы.
Через час в палату начали возвращаться её соседки. Первой вошла Катя — круглолицая, улыбчивая женщина лет тридцати, с весёлыми искорками в глазах. За ней подтянулись молчаливая Лена и строгая на вид Ольга.
— О, новенькая! Привет, я Катя, — добродушно представилась болтушка. — А ты чего в уличной одежде? Вещи ещё не привезли?
Анна с трудом выдавила улыбку.
— Муж… занят. Позже привезёт, наверное.
Она сама не верила своим словам. Катя и Ольга переглянулись с Леной. В их взглядах читалось всё: и сочувствие, и понимание, и женская солидарность. Они видели такие истории не раз. Но тактично промолчали, не стали лезть с расспросами.
Прошёл час, другой. Телефон Дмитрия по-прежнему был выключен. Отчаяние начало сменять шок. Анна поняла, что не может больше ждать. Дрожащими пальцами она набрала номер Светланы.
— Света… — её голос сорвался, и она разрыдалась прямо в трубку, не в силах больше сдерживаться. Захлёбываясь слезами, она сбивчиво рассказала про больницу, про диагноз, про выключенный телефон мужа.
— Так, спокойно, — раздался в трубке твёрдый и уверенный голос подруги. — Адрес больницы какой? Номер палаты? Я выезжаю с работы и сразу к тебе. Что привезти?
Анна продиктовала адрес и короткий список самого необходимого. Светлана приехала через полтора часа. Она влетела в палату с двумя огромными сумками, запыхавшаяся, но решительная. В сумках было всё: ночная рубашка, халат, тапочки, полотенце, косметичка, книга, которую Анна недавно начала читать. И сверху, как вишенка на торте, лежал маленький плюшевый заяц.
— Это для настроения, — улыбнулась Светлана. — Боевой товарищ.
Увидев этого зайца, Анна снова не выдержала и зарыдала, но теперь это были слёзы благодарности. Светлана молча обняла её, крепко, давая выплакаться. Она гладила её по голове и что-то тихо шептала, как в детстве.
В этот момент, в объятиях подруги, Анна с пронзительной ясностью осознала страшную вещь. В самый критический, самый пугающий момент её жизни, когда под угрозой было самое дорогое, её поддержала подруга. Не муж. Не тот человек, который клялся быть рядом «в горе и в радости». Он в это время был в бане, сознательно отгородившись от её возможной боли.
Вечером, когда соседки по палате уснули, Анна лежала в тишине, глядя в потолок. Она гладила плюшевого зайца и думала. Горькая мысль, холодная и острая, как осколок льда, сформировалась в её сознании: на этом пути она одна. Её беременность, её страхи, её ребёнок — это только её территория. И рассчитывать она может только на себя.
Дмитрий вернулся домой поздно вечером. Весёлый, расслабленный после бани, он с предвкушением открыл дверь, ожидая увидеть привычную картину: свет в спальне, Анна читает в кровати. Но квартира встретила его гулкой, тёмной тишиной. Он прошёл в спальню — пусто. На кухне — пусто. Лёгкое недоумение сменилось тревогой. Он достал телефон, который включил только в такси. На экране мигал значок пропущенных звонков и голосового сообщения.
Он нажал на воспроизведение. Искажённый помехами, но такой родной и отчаянный голос Анны рассказал ему о больнице. Каждое слово било по нему, как удар хлыста. «Угроза… госпитализация… вещи… абонент недоступен…» В ужасе он слушал её срывающийся голос, и парная эйфория мгновенно слетела с него, оставив липкий, холодный страх.
Ранним утром он уже был в больнице. Найдя нужную палату, он осторожно заглянул внутрь. Анна сидела на кровати и смотрела в окно. Она была бледной, уставшей, с огромными тёмными кругами под глазами. Этот вид разбил ему сердце.
— Аня… — тихо позвал он.
Она медленно повернула голову. В её взгляде не было ни злости, ни упрёка. Только безмерная усталость.
— Привет.
— Я… я принёс вещи. Вот, собрал всё, что ты просила.
— Спасибо, не нужно. Мне вчера всё привезла Светлана.
Эти простые слова прозвучали оглушительнее любой пощёчины. Его помощь оказалась не нужна. Его место заняли.
Они спустились во дворик больницы. Осеннее солнце слабо пробивалось сквозь тучи. Он начал говорить сбивчиво, путано, пытаясь извиниться.
— Аня, прости меня. Я… я такой идиот. Я не думал…
Она остановила его жестом.
— Дима, я не жду от тебя круглосуточного дежурства у моей кровати. Я жду другого. Надёжности. Я просто должна знать, что если со мной или с ребёнком что-то случится, я смогу до тебя дозвониться. Что ты будешь рядом.
И тут она впервые прямо сказала ему о своём главном страхе, который всё это время жила глубоко внутри.
— Я боюсь, Дима. Я ужасно боюсь, что мне станет плохо, я буду одна, и с ним что-то случится. И я не смогу ничего сделать. Твой выключенный телефон вчера — это был мой самый страшный кошмар, ставший реальностью.
Только сейчас, глядя в её полные слёз глаза, он по-настояшему понял. Не умом, а сердцем. Понял весь масштаб её одиночества и своего эгоизма. Он шагнул к ней, обнял её худые плечи и прижал к себе.
— Прости меня. Слышишь? Прости. Ты больше никогда не будешь одна. Я клянусь.
И он сдержал слово. Всю неделю, что Анна лежала в больнице, он доказывал это делом. Он приезжал дважды в день: утром перед работой и вечером после. Привозил её любимые фрукты, сидел рядом, держал за руку и просто молчал или читал ей вслух.
Их жизнь изменилась. Дмитрий не бросил свои увлечения, но теперь весы его приоритетов качнулись в нужную сторону. В пятницу он мог пойти в баню, но телефон всегда был включён, и он возвращался рано. Его поддержка из абстрактного понятия «я же работаю для вас» превратилась в реальную, ощутимую заботу. Пропасть между их мирами начала медленно зарастать, и на руинах старых отношений рождалось новое, хрупкое, но настоящее равновесие.
*************
Необычная история о том, как супруги тайно сбежали от свекрови в другой город. 💔 Свекровь превратила жизнь Ани и Саши в ад из сплетен и манипуляций. Когда между супругами выросла стена, они приняли отчаянное решение: тайно сбежать. 🏃♀️ Но можно ли убежать от прошлого, если оно готово преследовать до последнего вздоха?