Соколов звонил Андрею каждый день.
– Ну что, наш приятель?
– Тише воды, ниже травы, – доносился из трубки голос друга, – никаких движений. Ни тебя, ни Лизу никто не караулит. Словно и не было его никогда. Это или очень хороший знак, или очень плохой. Опыт подсказывает – второе. Он просто ждёт. Расслабления. Будь начеку.
Антон возвращался домой с чувством лёгкого паранойи. Каждый раз, подходя к двери, он на секунду замирал, прислушиваясь. А внутри его ждал… уют. Квартира сияла чистотой. Пахло то пирогом, то тушёным мясом. Лиза, пользуясь его старыми запасами, умудрялась готовить настоящие кулинарные шедевры.
– Я же говорил, ничего тяжёлого! — ворчал он, снимая куртку и видя её закатанные по локоть рукава.
– Так это же не тяжело! – парировала она, – это терапевтично. Я же художник, у меня руки должны быть заняты. А то я тут ваш холодильник весь перерисовала.
Она и правда рисовала. Целыми днями. Её альбомы и карандаши были разбросаны по всему дивану в гостиной. Она рисовала вид из окна – мокрые крыши, голубей, клочок серого неба. Рисовала интерьеры. Как - то раз Антон поймал себя на том, что смотрит на свой собственный книжный шкаф её глазами – и он вдруг показался ему полным тайн и загадок.
Как - то вечером он застал её за странным занятием. Лиза сидела на полу, окружённая листами, и что - то яростно штриховала углём.
– Что это? – поинтересовался Соколов, подходя ближе. Она вздрогнула и попыталась прикрыть рисунок рукой, но он уже разглядел.
На бумаге был изображён мужской силуэт. Нечёткий, размытый, но исполненный такой лютой ненависти, что по коже побежали мурашки. Лицо было искажено гримасой, глаза – просто чёрные, пустые провалы.
– Это он? – тихо спросил Антон. Она кивнула, не глядя на него.
– Иногда его образ вспыхивает в голове… вот так. И я не могу его оттуда выгнать. Пока не нарисую. Тогда он уходит. На время.
Антон сел рядом с ней на ковёр. Он взял один из рисунков. Там был изображён он сам. Он сидел в кресле, с книгой, нахмурив брови. И рисунок был полон такой тихой, спокойной силы, такого необъяснимого достоинства, что ему стало почти неловко.
– Зачем Вы меня рисуете?
– Потому что Вы – не он, – просто ответила Лиза, – Вы – моя антитеза. Вы – доказательство, что мужчины могут быть другими. Добрыми. Сильными без злобы.
Они сидели так на полу, в луже разбросанных рисунков, и между ними повисло молчание, густое и значимое. Антон вдруг осознал, что за эти две недели он перестал видеть в ней просто “беременную проблему”. Он видел Лизавету. Художницу. Сироту. Жертву. Бойца. Женщину.
Однажды субботним утром раздался звонок в дверь. Непредвиденный, резкий. Они замерли, переглянувшись. В глазах Лизы вспыхнул животный страх.
– Не открывай, – прошептала она, вжавшись в диван. Антон подошёл к глазку. За дверью стоял курьер с огромным букетом роз. Бледно - лиловых, дорогих, упакованных в плёнку и ленты.
– Кто там? – дрожащим голосом спросила Лиза.
– Цветочный партизан, – успокоил он её, открывая дверь.
Курьер вручил ему тяжёлый, благоухающий букет. Антон принёс его в гостиную и поставил на стол. Среди цветов торчала маленькая, изящная открытка. Он открыл её.
“Антон Александрович. Прости меня за мою глупую истерику. Я всё обдумала и поняла, что была не права. Давай попробуем поговорить. Я сегодня вечером буду у дома. Встретишь? Твоя Марина”.
Он перечитал записку несколько раз. Сердце заколотилось странно и неровно. Радость? Облегчение? Нет. Скорее, тревога. Он посмотрел на Лизу. Она смотрела на розы, и на её лице не было страха, а какое - то новое, сложное выражение – грусть, задумчивость:
– Это… Ваша жена? – тихо спросила она.
– Да, – Соколов опустил открытку, – она хочет поговорить.
– Это же хорошо, – Лиза попыталась улыбнуться, но улыбка вышла кривой, – вы помиритесь. И всё… всё вернётся на круги своя.
– Ничего никуда не возвращается, Лиза, – грубо сказал он.
Весь день прошёл в напряжённом молчании. Лиза заперлась в гостиной, Антон – в кабинете. Он пытался работать, читать, но мысли были путаными. Соколов ждал этого разговора, жаждал его, но теперь, когда он стал возможен, ему вдруг страшно захотелось его отложить. Отсрочить неизбежное.
Вечером, точно по времени, на телефон пришло сообщение: “Я внизу”.
Антон взглянул на Лизу. Она сидела, укутавшись в плед, и смотрела в окно, на темнеющее небо.
– Я ненадолго, – сказал он, надевая куртку.
– Хорошо, – ответила девушка, не поднимая глаз.
Марина ждала его внизу, у подъезда, за рулём его же машины, которую все-таки забрала на следующий день после переезда. Она была одна. Выглядела ухоженной, собранной и холодной, как всегда в состоянии гнева.
– Садись, – сказала жена, не глядя на мужа.
Он сел на пассажирское сиденье.
– Ну? – начала Марина, не заводя двигатель, – как поживает твой благотворительный проект?
– Марина, давай без этого. Ты сказала, хочешь поговорить.
– Я хочу понять, Антон. Когда этот цирк закончится? Когда ты, наконец, одумаешься и выкинешь эту авантюристку на улицу? Ты что, действительно повёлся на её дурацкую историю?
– Это не дурацкая история! – вспылил Соколов, – там реальный человек, ей реально угрожают! У неё нет никого!
– Ой, пожалуйста, не надо! – фыркнула супруга, – классическая история! “Я сирота, я бедная, меня все обижают, пожалейте меня!” И такой взрослый, умный мужик, как ты, ведётся! Она что, уже в твоей постели ночует?
– Нет! – он крикнул так, что Марина отшатнулась, – она спит на диване! В гостиной! И между нами ничего нет! Я просто пытаюсь помочь человеку, который в беде! Или для тебя это такое же немыслимое понятие, как и для того ублюдка Семёна?
Они помолчали. Марина смотрела прямо перед собой, на тёмное стекло.
– Я подаю на развод, Антон. Он почувствовал ,как у него подкашиваются ноги:
– Что?
– Я не могу так. Я не могу жить с мужем, который ставит какую - то подобрашку с улицы выше своей семьи. Который рисковал детьми! Который разрушил всё, что мы строили годами! Ты предал нас, Антон. Меня и детей.
– Я пытался поступить как человек! – в отчаянии воскликнул он.
– Человек в первую очередь поступает как отец и муж! – парировала она, – а ты поступил как наивный мальчишка! Я заберу детей и половину всего. Ты сам этого захотел.
Она завела машину:
– Всё. Разговор окончен. Юрист свяжется с тобой на днях.
– Марина, подожди…
– До свидания, Антон. Выйди из машины!
Она тронулась с места и быстро исчезла в потоках машин. Антон сидел на холодном парапете у подъезда, и в голове у него был полный, оглушающий вакуум. Развод. Она подаёт на развод.
Соколов не знал, сколько просидел так. В голове прокручивались годы, лица детей, их общая жизнь. Рухнуло всё. Окончательно и бесповоротно.
Он поднялся обратно в квартиру. Дверь была не заперта. В гостиной горел только один торшер. Лиза сидела на своём диване, всё так же укутавшись в плед. Альбом лежал рядом, но она не рисовала. Она просто смотрела на мужчину своими огромными глазами.
– Всё плохо? – тихо спросила она.
Он не ответил. Он подошёл к бару, с грохотом поставил стакан, налил виски. Рука дрожала. Он залпом выпил. Жгучая жидкость обожгла горло, но не смогла прогнать холод внутри.
– Она подаёт на развод, – произнёс Антон, наконец, оборачиваясь к ней, – из - за всей этой ситуации. Я потерял семью. Окончательно.
Он ждал, что она расплачется, начнёт извиняться. Но она не сделала этого. Лиза смотрела на него с таким бесконечным, таким глубоким пониманием и состраданием, что ему стало не по себе.
– Нет, – тихо, но очень чётко сказала она, – не из-за меня.
– Как не из-за тебя? Если бы не вся эта ситуация…
– Если бы не я, это случилось бы из - за чего-то другого, – перебила девушка, – вы с женой… вы давно в разных комнатах. И не только в этой квартире. В жизни. Вы разучились быть командой. Она не захотела войти в Ваше положение. Не захотела даже попытаться понять. Она увидела угрозу и убежала, прикрывшись детьми. Вы не потеряли семью, Антон. Вы просто наконец - то увидели, что её уже не было.
Он смотрел на неё, открыв рот. Её слова били точно в цель, в самую суть того, что он сам боялся себе признаться все эти месяцы. Отдаление. Холод. Постоянные упрёки. Его побеги на работу. Её побеги к подругам и родителям.
– Вы… – он не нашёл слов,
– Я много времени провожу одна, – грустно улыбнулась она, – Я научилась наблюдать. И видеть. Вы – хороший человек, Антон. Вы заслуживаете большего, чем жизнь по инерции.
Соколов молча подошёл к дивану и опустился рядом с ней. Они сидели плечом к плечу в полумраке комнаты.
– Прости, – выдохнул он, – я не должен был на тебя срываться.
– Пустяки, – она легонько ткнула его плечом своим кулачком, – я же Ваша помощница по дому. На меня можно срываться.
Он рассмеялся. Горько, но искренне:
– Что же нам теперь делать, помощница?
– Жить, – пожала она плечами, – жить дальше. Вы – работать, спасать людей. Я – рожать ребёнка и рисовать картины. А там… посмотрим.
Антон посмотрел на её профиль, освещённый мягким светом торшера. На упрямый подбородок, на длинные ресницы, на руки, лежавшие на огромном животе. И вдруг понял, что эта хрупкая, испуганная девочка, которую он привёз к себе две недели назад, оказалась на удивление сильной. Сильнее его. Сильнее Марины. Сильнее всех них.
И впервые за этот вечер в его душе стало чуточку светлее.Недели текли, сливаясь в однородную, странно мирную рутину. Ощущение надвигающейся бури, которое сначала сковывало каждого движения, постепенно притупилось, сменившись подобием быта. Антон даже смог вернуть себе спальню, ведь до этого спал в кабинете.
– Лагерь беженцев превращается в коммуналку», — с иронией заметил он как-то утром, наблюдая, как Лиза пытается пылесосом достать до угла за книжным шкафом своим огромным животом.
Они выработали свой, новый распорядок. По утрам Антон всё так же звонил дочкам. Разговоры с Леной стали чуть длиннее и светлее, Катя всё так же бросала в трубку колкие фразы, но уже без прежней ледяной ненависти – скорее, с обидой, что было уже прогрессом. Марина через своего адвоката передала документы на развод. Антон подписал их, не вникая в детали. Было больно, но уже не остро – скорее, как ноющая рана, к которой привыкаешь.
Лиза стала его негласным ассистентом, секретарём и психологом. Она разбирала его почту, отвечала на несложные звонки от пациентов, напоминала о приёме таблеток – он с головой ушёл в работу, чтобы не думать о личном. А по вечерам они могли часами говорить. Сначала о её ситуации, о Семёне, о страхах. Потом – о чём угодно. Об искусстве, о книгах, о медицине, о жизни. Антон с удивлением обнаружил, что она невероятно начитанна и обладает острым, язвительным умом.
– Знаешь, – сказал он как-то вечером, развалившись в кресле с чашкой чая и наблюдая, как она зашивает ему оторванную пуговицу на рубашке, – я тут подумал. Ты могла бы иллюстрировать медицинские атласы. Серьёзно. Твоя точность и внимание к деталям… это ж надо, аортальный клапан с первого раза угадала.
– Это потому что он похож на полумесяц, – улыбнулась девушка, откусывая нитку, – а я луну люблю. Только не предлагай мне рисовать гнойные абсцессы. Мои эстетические принципы не позволят. Они смеялись. Смех в этой квартире снова стал возможен. И это было самым невероятным.
Как - то раз вечером зазвонил домашний телефон. Редкий, почти забытый звук. Антон взял трубку:
– Алло?
– Антон, это Вера, – послышался взволнованный голос подруги Марины, – слушай, я не знаю, как тебе сказать… Марина вчера всё рассказала. Про ту девушку. Про всё.
Антон нахмурился.Он знал Веру – легкомысленную, любящую посплетничать:
– Вера, я не думаю, что это тебя касается.
– Нет, ты послушай! Я… я случайно проболталась своей подруге. Алевтине. Они с мужем в нашем яхт - клубе… Я не знала, что это именно та самая! Я не знала, что её мужа зовут Семён! Она же жаловалась, что у них суррогатная мать сбежала, и они в шоке… Я так… так сопереживала…
Лёд пробежал по спине Антона….
«Секретики» канала.
Интересно Ваше мнение, а лучшее поощрение лайк, подписка и поддержка канала ;)