– Мы познакомились на выставке. Я учусь в Художественной академии. Он… он показался таким умным, галантным. Разбирался в искусстве. Казалось, у нас столько общего… – Лиза говорила монотонно, будто заученный, горький урок, – всё было прекрасно. Пока я не забеременела. Сначала он обрадовался. Потом вдруг стал странным. Отдаляться. А потом… потом мы встретились в ресторане.
Она замолчала, сглотнув ком в горле:
– Он пришёл не один. С Алевтиной. Своей женой. Он представил её. Сказал, что они женаты десять лет. И что она не может иметь детей. И что… что они будут рады, если я рожу им ребёнка. Что они обеспечат меня, заплатят. Как суррогатной матери.
Антон слушал, и ему становилось физически плохо. История была отвратительной в своей расчётливой жестокости.
– А если бы Вы отказались?
– Он сказал, что у меня нет выбора. Что я сирота, и жаловаться некому. Что у него есть связи, и он легко может сделать так, что я лишусь ребёнка официально, по суду, как не способная содержать. Или… или просто исчезну. Он сказал это так спокойно, за обедом, с бокалом вина в руке… Лиза содрогнулась, – меня поселили в его доме. В огромной квартире. Со мной была женщина, “сиделка”, которая на самом деле была тюремщицей. Я была как животное на убой. До вчерашнего дня. Мы приехали в вашу клинику на УЗИ… и я сбежала, пока эта женщина отвлеклась на телефонный звонок. Забежала в первую же открытую дверь на парковке… это был ваш автомобиль.
Она умолкла, иссякла. Лежала с закрытыми глазами, и только прерывистое дыхание выдавало её волнение.
Антон сидел, ошеломлённый. Он представлял себе что - то иное: криминального любовника, бандитские разборки. А тут – ледяной, циничный расчёт “благополучных” людей. Это было в разы страшнее.
– Господи, – прошептал Соколов, – да Вы в триллере каком-то живёте.
Он встал, прошёлся по комнате. Ему нужно было действие. План. Антон не мог просто сидеть и ждать, пока этот Семён найдёт их – а он найдёт, Антон в этом не сомневался, – ладно, – сказал доктор Соколов, останавливаясь перед диваном, – сидеть сложа руки мы не будем. Первое: Вам нужен покой и наблюдение. Второе: мне нужен помощник.
Антон взял свой телефон. Пролистал контакты. Остановился на имени “Андрей Иванов”. Его старый друг со школьных времён, который ушёл в полицию и дослужился до подполковника в каком - то серьёзном управлении. Они виделись редко, но если требовалось, всегда готовы были помочь друг другу.
Антон набрал номер. Раздались длинные гудки:
– Какого чёрта, Антоха? Семь утра! – на другом конце провода раздался хриплый, но знакомый голос, – я прощу, если только ты сообщишь о конце света, – Иванов зевнул.
– Андрей, привет, – Антон постарался, чтобы голос звучал ровно, – извини, что рано. Конец света еще не наступил, но проблема серьёзная. Очень. Мне нужен твой совет. Как юриста и как друга.
– Я слушаю, – голос Андрея мгновенно стал собранным, деловым. Антон отошёл в кабинет, прикрыл дверь и за пятнадцать минут, сбивчиво и эмоционально, изложил всю историю. Про Лизу в машине. Про Семёна. Про ультиматум. Про уехавшую жену.
С той стороны первые минуты царило молчание:
– Господи, Антон, – наконец выдохнул Андрей, – ты устроил себе жизнь по полной программе. Прямо сериал “Клиника” в смеси с “Бригадой”. Держись, дружище. Слушай, это, конечно, дичайшая история, но с юридической точки зрения… С одной стороны, она совершеннолетняя, дееспособная. Никаких официальных заявлений от неё не поступало. По факту, она добровольно жила у этого типа, пусть и под давлением. Доказать угрозы будет ох как сложно.
– То есть ничего нельзя сделать? – с отчаянием спросил Антон.
– Я не сказал, что нельзя. Я сказал – сложно. Её показаний мало. Нужны доказательства. Переписки, записи разговоров, свидетельские показания той “сиделки”, что маловероятно. Но кое - что сделать можно. Во - первых, ей нужно написать заявление. Об угрозах, о принуждении. Я могу прислать ребят, которые её нормально, без давления, опросят. Во - вторых, мы можем начать присматриваться к этому Семёну.
Обычно у таких товарищей за душой много интересного. Нарушения, долги, связи… Мы можем его немного “потревожить”, чтобы он понял, что за ней теперь следят и просто так её не отжать. Это может остудить его пыл.
– Сделай это, Андрей, – попросил Антон, – пожалуйста.
– Сделаю. Но, Антон, смотри… Ты вляпался по уши. Ты понимаешь, что теперь ты – единственная мишень для этого козла? И что твоя семья… прости, но они сделали правильно, что уехали. Им там не место.
– Понимаю, – сгорбился Антон, – спасибо, Андрей.
– Держись. Я сегодня к вечеру что - нибудь придумаю. А пока — береги девочку. И себя.
Антон вышел из кабинета с чувством слабой, но надежды. В доме пахло кофе. Он удивлённо прошёл на кухню.
Лиза стояла у плиты. Она была бледная, но уже не зелёная. На ней была его старая футболка, какие-то спортивные штаны, подвязанные верёвкой на вздувшемся животе. Она помешивала в кастрюльке овсянку.
– Я поняла, что нельзя просто лежать, – сказала она, не оборачиваясь, – надо делать хоть что-то полезное. Иначе сойду с ума. Я сварила кашу. Если, конечно, можно пользоваться вашими… вашими припасами.
Антон смотрел на её спину, на тонкую шею и вдруг остро осознал, насколько она беззащитна. И насколько сильна. После всего, что с ней случилось, после вчерашнего ада, она не сломалась. Она варила ему кашу.
– Спасибо, – сказал он глупо, – да, конечно, можно. Он сел за кухонный стол.Она разлила кашу по тарелкам, принесла их, села напротив. Ели молча. Каша была немного подгоревшей, но на удивление вкусной.
– Я поговорил с другом, – нарушил тишину сказал Антон, – из полиции. Он поможет. Надо будет написать заявление. Это немного… формальность, но надо. Она кивнула.
– Хорошо. Я напишу.
– И ещё… – он запнулся, – мне нужно на работу. На несколько часов. Я не могу оставить Вас одну. Вдруг…
– Я буду сидеть тихо, – быстро сказала она, – никуда не выйду. Никому не открою. Я… я могу прибраться тут, если Вы не против. Мне нужно чем - то занять руки.
Он хотел возразить, но посмотрел на её глаза – в них была настоятельная просьба не лишать её последнего ощущения контроля над ситуацией.
– Ладно. Только ничего тяжёлого! Никаких подвигов! Вы на сохранении у меня здесь.
После завтрака он собрался, показал ей, где что лежит, оставил свой номер телефона на всякий случай. Уходя, обернулся. Лиза уже стояла у раковины, моя тарелки, и что-то тихо напевала себе под нос. Луч утреннего солнца падал на её волосы, делая их золотистыми. Впервые он заметил, что она довольно милая.
Работа не шла в голову. Он механически вёл приём, просматривал кардиограммы, а сам думал о том, что происходит у него дома. Звонил раз пять, она брала трубку и говорила, что всё в порядке.
Вернувшись часа в три, он застыл на пороге. Полы блестели, пыль протёрта, вещи на своих местах. А на столе в гостиной стояла стеклянная банка с веткой жасмина.
– Я проветривала, – сказала Лиза. Она сидела на диване, а перед ней на кофейном столике лежал альбом для рисования и пачка карандашей, – надеюсь, Вы не против. Я нашла их в шкафу. Катя, наверное, рисует?
– Да, – ответил Антон, снимая куртку, – Рисует, – он подошёл ближе. На листе бумаги был изображен он. Не фотографично, а несколькими точными, уверенными линиями. Силуэт, опущенная голова, усталая посадка плеч. Узнаваемо и… грустно.
– Извините, – она захлопнула альбом, – я не должна была…
– Ничего, – махнул он рукой, – получилось похоже. На несчастного козла, как выразилась моя дочь.
Она улыбнулась. Впервые. Улыбка преобразила её лицо, сделала его моложе и светлее, – Вы не козёл. Вы… очень добрый человек. Несмотря на ворчание.
– Да уж, доброта моя дорого обходится, – пошутил он, но уже без прежней горечи.
Вечером приехал Андрей. Не один, с молодой женщиной в строгом костюме – психологом из своего управления. Они поговорили с Лизой за закрытыми дверями час. Потом Андрей вышел, озабоченный.
– История мутная, Антон. Девушка, конечно, искренняя. Но доказательств – ноль.
Этот Семён – чистой воды голубая кровь, бизнесмен, благообразный такой. Жена – из хорошей семьи. Мы его нашли, “пошугали” немного, намекнули, что интерес к нему проявляется. Думаю, на время он заляжет на дно. Но расслабляться нельзя.
Проводив гостей, они с Лизой снова остались одни. Съели на ужин омлет, который она мастерски приготовила. Говорили мало, но уже без прежнего напряжения.
Поздно вечером Антон принёс ей своё одеяло и ещё одну подушку.
– Спите. Если что – я рядом, в кабинете.
– Антон Александрович? – окликнула она его уже из темноты.
– Да?
– Спасибо. За всё. Я не знаю, что бы я без Вас делала.
– Спите, Лиза, – мягко сказал он, – всё будет хорошо.
Он лёг на свой диван в кабинете и уставился в потолок. В доме пахло жасмином и омлетом. Было чисто и тихо. Не хватало только смеха дочерей и голоса Марины. Было больно. Но уже не так невыносимо. Потому что он был не один в этой внезапной войне. И у него появилась причина сражаться.
******
Жизнь в квартире наладилась со странной, почти бюргерской размеренностью. Утро теперь начиналось не с запаха кофе от Марины, а с осторожного стука в дверь кабинета и тихого голоса Лизы:
– Антон Александрович, завтрак готов.
Соколов просыпался на своём походном ложе – диване в кабинете – и первые секунды испытывал щемящее чувство потери, глядя на белоснежный потолок. А потом в памяти всплывало всё остальное: испуганные глаза в машине, скандал, история про Семёна. И чувство вины отступало, уступая место странному, новому чувству ответственности.
На кухне его уже ждал пузатый заварочный чайник и какая - нибудь простенькая еда. То яичница, то овсянка, то просто бутерброды. Лиза оказалась практичной и старательной хозяйкой, словно пыталась отработать своё присутствие до последней крошки.
– Вам не обязательно это делать, – говорил Антон девушке уже в который раз, наливая чай.
– Мне обязательно, – упрямо отвечала она, – иначе я чувствую себя паразитом. Лучше уж кухонной работницей и помощницей по дому.
Они выработали свой ритуал. За завтраком Антон звонил дочерям. Разговор с младшей, Леной, был коротким и душераздирающим:
– Папа, когда ты заберёшь нас? Мама говорит, у тебя там тётя новая.
– Это не тётя, Леночка. Это… человек, которому папа помогает. Скоро всё наладится.
– Она готовит вкусно? Мама готовит невкусную кашу.
– Готовит, — с улыбкой смотрел он на Лизу, которая заливалась краской.
– Передаю трубку Кате…
Разговор со старшей, Катей, был куда менее радужным. Она брала трубку после долгих уговоров.
– Ну, что? – холодным тоном спрашивала она.
– Как вы? Как учёба? —
– Нормально. У нас тут без тебя всё нормально. У дедушки с бабушкой тоже всё нормально. У всей страны, кстати, всё нормально. Есть ещё вопросы?
– Кать, давай без этого. Я скучаю.
– Ага. По кому? По нам или по своей… подопечной?
– Катя!
– У меня уроки. Пока.
Антон вешал трубку с тяжёлым вздохом. Лиза в такие моменты старалась делать вид, что не слышит, усиленно моя уже чистую тарелку.
После завтрака Антон уезжал на работу. Его жизнь разделилась на две параллельные реальности. В одной он был уважаемым Антоном Александровичем Соколовым, врачом - кардиологом, который уверенно ставил диагнозы и успокаивал пациентов. В другой – он был участником какого - то абсурдного триллера, где нужно постоянно оглядываться через плечо и ждать подвоха.
«Секретики» канала.
Интересно Ваше мнение, а лучшее поощрение лайк, подписка и поддержка канала ;)