Он забыл выйти из своей почты на домашнем компьютере.
Обычная, идиотская небрежность. Та самая, что рушит все — браки, жизни, иллюзии. Катя заметила это сразу, едва щелкнула мышкой, чтобы распечатать рецепт яблочного пирога. Его имя горело в правом углу экрана. Не ее. Его.
И ведь ничего такого. Ничего. Можно было просто выйти. Закрыть вкладку. Испечь пирог. Обнять мужа, когда он вернется с работы. Продолжить играть в счастливую семью. Они ведь так давно уже играли. Но палец сам потянулся ко «Входящим». Любопытство? Скука? Шестое чувство, которое все это время сидело тихой змеей под сердцем и наконец подняло голову?
Письмо было почти на самом верху. От «Леночки Семицветик». Идиотский никнейм. И тема: «Счет за шубу». Катя фыркнула. Наверное, какая-то реклама. Спам. Денис вечно на что-то подписывается.
Щелчок.
Мир не замер. Он не перевернулся с ног на голову. Он просто рассыпался. Тихо. Мелко. Как стекло, упавшее на кафель. Рассыпался на осколки нежных, пошлых, меркантильных слов.
«Денис, родной, я посмотрела ту самую шубку. Она божественна! Спасибо тебе, что не скупишься на меня...»
«Мой котенок, для тебя ничего не жалко. Тем более, Катя сегодня опять неплохо заработала на своих букетиках, скоро отольется нам на отпуск на Бали...»
Катя замерла. Рука сама потянулась к груди, проверить — бьется ли еще сердце. Бьется. Громко. Глухо. Словно молоток об пустую бетонную стену. Она прокрутила ниже. Фотография. Он и она. Девчонка с надутыми губками и скошенными к переносице бровями. И он. Ее Денис. Прижимался щекой к ее щеке, а рука его лежала на чужом, голом, загорелом бедре.
В ушах зазвенело. Комната поплыла. Она услышала, как где-то далеко хлопнула входная дверь.
— Котик, я дома!
Его голос. Веселый, жизнерадостный. Поддельный. Он всегда так звучал, когда заказывал пиццу или врал о премии.
— Где мой лучший в мире пирог? — он зашел в комнату, скидывая куртку. Увидел ее. Увидел ее лицо. Увидел открытый на мониторе экран. Его улыбка не сползла. Она застыла, как маска. Глаза метнулись от нее к экрану и обратно. Лихорадочно. Расчетливо.
— Кать... это не то, что ты подумала...
Она молчала. Просто смотрела на него. Видела каждую пору на его коже, каждую морщинку у глаз, которую когда-то любила целовать. Теперь он казался чужим. Посторонним мужчиной в ее гостиной.
— Это просто коллега! Шутка такая у нас! — он попытался заслонить монитор, засмеялся нервно, виновато. Тот самый смешок, который раньше ее размягчал. Теперь он звучал как скрежет по стеклу.
— Коллега? — ее собственный голос прозвучал чужим, плоским, без интонаций. — Которая выставляет тебе счета за шубы? Которая пишет, как ты... как ты ее... — слова застряли в горле комом грязной ваты.
— Да что ты прикопалась к какой-то ерунде! — его тон резко сменился. С виноватого на агрессивный. Классика. — Вечно ты в своем цветочном мирке живешь! Вечно ты что-то выдумываешь! Может, это ты виновата?
Она продолжала молчать. И это, кажется, выводило его из себя больше, чем истерика, на которую он рассчитывал.
— Да! Я изменил! — выпалил он, окончательно сбросив маску. — И знаешь почему? Потому что ты сама виновата! Целыми днями ты в своей лавке, с этими своими… цветами! А я? Я что, воздух? Мне внимание нужно! Мне забота нужна! А ты только и можешь, что уставшая свалиться на диван! Я живой человек, а не твой придаток!
Он кричал. Размахивал руками. Его лицо исказилось злобной гримасой. Он был прекрасен в своем ничтожестве. Он не просил прощения. Он обвинял. Ее. В своем предательстве. В своей слабости. В своей подлости.
Катя медленно поднялась с кресла. Ноги не слушались, были ватными. Она прошла мимо него, не глядя, как сквозь пустое место. На кухне на столе лежали цветы. Меланхоличные герберы. Он купил их по дороге. На ее же деньги, вероятно. Откуп.
Он шел за ней по пятам, продолжая изливать свой гневный поток: «...да я тебе всю молодость отдал!... ты даже ребенка родить нормально не можешь!...»
Это было последней каплей. Выкидыш на пятом месяце два года назад. Их общая боль, которая, как она думала, сблизила их навсегда. А он воткнул в нее это, как грязное шило.
Она обернулась. Не плакала. Слез не было. Была только сухая, жгучая пустота.
— Закончил? — тихо спросила она.
Он сбился с ритма, замолчал, смотря на нее с недоумением. Ждал слез, унижений, мольбы. Всего чего угодно, но не этого ледяного спокойствия.
— Я пошел остывать, — буркнул он, хлопнув дверью.
Тишина. Глухая, давящая тишина, нарушаемая только мерным тиканьем часов на кухне. Катя медленно опустилась на пол. Рядом валялась гербера. Она взяла ее в руки и стала методично, с остервенением, обрывать лепестки. Один. Второй. Третий. Желтые пятна на светлом паркете.
Она смотрела на эти пятна, и в голове проносились обрывки: его улыбка за ужином, его рука на ее животе, когда они мечтали о ребенке, его лицо в слезах после потери... и его же слова. «Ты сама виновата». И этот счет. Шуба. Чужая девчонка. Ее деньги.
Ее деньги. Ее труд. Ее ночи без сна над бизнес-планами. Ее мозоли на руках от проволоки и секатора. Ее отложенная на потом мечта о своей студии. Все это — на шубу для Леночки Семицветик.
Боль, острая и режущая, вдруг отступила. Ее сменило другое чувство. Холодное. Металлическое. Знакомое. Чувство, которое она испытывала, когда отбивала у конкурентов выгодный контракт на свадебное оформление. Ясность. Решимость. Холодная, безжалостная ярость.
Она встала. Стерла следы лепестков носком тапка. Подошла к ноутбуку. Он все еще был открыт на том самом письме. Она внимательно, уже без дрожи в руках, изучила счет. Дату. Сумму. Реквизиты.
Потом закрыла его. Открыла новый документ. Чистый лист.
Пальцы, быстрые и уверенные, забегали по клавишам. Она не писала юристу. Пока нет. Она составляла список. Скрупулезный. Детальный. Как она делала это для своих цветочных проектов.
- Распечатать всю переписку.
- Сделать скриншоты с его банковского приложения (он сохранял пароль в браузере).
- Поднять все свои выписки за последний год.
- Нанять частного детектива для подтверждения факта совместного проживания и трат.
- ...
Она остановилась. Взгляд упал на засохшую каплю варенья на столешнице. Его любимое. Вишневое.
Катя улыбнулась. Впервые за этот вечер. Улыбнулась холодно и совсем не по-доброму.
Она знала, что делать. Она была готова. Игра только начиналась.
Мысль пришла не как озарение. Она выплыла из темноты холодным, безжалостным айсбергом, когда она в сотый раз перечитывала его цифровые признания. «Леночка Семицветик». Инстаграм. Профиль открытый.
Катя зашла туда не как истеричная жена. Как криминалист. Как антрополог, изучающий чужое, примитивное племя.
Девушка. Очень молодая. Кукольное личико, обезьяньи губки, глаза-щелочки на миллионе фильтров. Фото в спортзале, в ресторанах, у зеркала с дорогими сумками. И подписи: «мой принц балует», «настоящий мужчина всегда обеспечивает», «любовь должна быть дорогой».
И тут Катю осенило. Эта... Лена... не хищница. Она — попугай. Яркий, глупый попугай, который повторяет заученные фразы из плохих пабликов. Жертва еще более абсурдная, чем она сама.
Денис что, и правда променял ее на это? Не на страсть. На иллюзию. На дешевую лесть и поклонение. Ему, вечно ущемленному ее успехом, было жизненно необходимо почувствовать себя «настоящим мужчиной». Добытчиком. Тем, кем он никогда не был.
И это... это было уже не больно. Это было унизительно.
Катя нашла ее номер телефона в одной из открытых переписок (Денис, идиот, заказывал ей такси с ее же телефона). Пальцы не дрожали. Внутри все было пусто и тихо.
— Алло? — голосок был тонким, с нарочитой хрипотцой.
— Лена? — голос Кати звучал ровно, почти дружелюбно. — Мы не знакомы. Я — жена Дениса.
На той стороне повисла мертвая тишина. Потом едва слышимый вздох и взвизг:
— Ой, блин! Ну я так и знала! Слушайте, я не хочу никаких разборок, ладно? Он сам ко мне пристал! Это вообще не мое...
— Я не для разборок, — холодно оборвала ее Катя. — Я предлагаю встретиться. Без истерик. Как взрослые люди. Мне кажется, нас обеих надули.
Еще одно молчание. Более задумчивое.
— Это что, типа ловушки? Вы меня сейчас по лицу цветочным горшком?
— Кофе в людном месте. Ваш выбор. Я оплачу.
***
Она сидела за столиком у окна и ждала. Внутри все сжалось в тугой, холодный комок. Что, если она ошиблась? Что, если это все-таки циничная стерва, которая сейчас придет с подругами и устроит сцену?
Лена пришла одна. На ней была та самая шуба. Недурная, надо признать. Но смотрится на ней как наряд на Хэллоуин — ребенок, нарядившийся во взрослую.
Она неуверенно подошла, села. Смотрела на Катю с вызовом, но в глазах читался испуг.
— Ну? Я слушаю.
Катя не стала ничего доказывать. Она просто положила на стол распечатанную пачку документов. Выписки со своих счетов. Даты. Суммы. Совпадающие с чеками на «подарки». И последнее — перевод крупной суммы на «лечение матери» Дениса, сделанный в день, когда он купил шубу.
— Он мне говорил, это его премия! — прошептала Лена, листая листы. Ее боевой настрой таял на глазах.
— У него нет премий. Никогда не было. Его зарплата — это треть нашего общего дохода. Остальное — мой цветочный магазин.
— Но он... он говорил, что вы... что вы просто содержанка, которую он не может бросить из-за жалости! Что вы больная! Что вы...
Катя тихо рассмеялась. Это был сухой, безрадостный звук.
— Да. Звучит похоже. Мне он говорил, что я сама виновата в его измене. Что я слишком много работаю. Что я его не понимаю. Классика.
Лена откинулась на спинку стула. Ее надутые губки дрожали. Вдруг она стала выглядеть не как хищница, а как потерянный, обманутый ребенок.
— Блин... — выдохнула она. — Я ведь правда думала... Он так хорошо все рассказывал. Как ему тяжело с вами. Как он мечтает о простой, настоящей девушке... Я ему и телефон свой чуть ли не на второе свидание дала, чтобы помочь «в трудную минуту»...
Катя смотрела на нее и вдруг почувствовала не ненависть. Жалость. Глухую, ядовитую жалость к ним обоим. К нему — за его жалкое вранье. К ней — за потрясающую, оглушительную глупость.
— Вы знаете, — Лена вдруг оживилась, и в ее глазах блеснула неподдельная ярость. — Он у меня вчера просил денег! Говорил, у вас бизнес прогорел и надо срочно платить по кредитам! Я ему пятьдесят тысяч перевела! Своих! С последней зарплаты!
Теперь засмеялись они обе. Горько, истерично. Две дуры с одного корабля.
— Так что, — Лена вытерла подведенные стрелочки, которые поплыли от навернувшихся слез. — Вы теперь его к суду привлечете? Алименты там, раздел?
— Не только, — Катя отпила холодный капучино. — Я хочу его уничтожить. Не физически. Финансово и морально. И я думаю, вы мне можете в этом помочь.
Лена замерла с открытым ртом.
— Чем? Я что, должна ему что-то? Я и так в дураках!
— Именно поэтому. Вы — мой ключевой свидетель. И соучастник. По незнанию, но все же. Вы можете предоставить мне все чеки, все скриншоты ваших переписок, где он выпрашивает деньги, все аудио. Вы можете подтвердить в суде, что все его «подарки» — это подарки от меня. Косвенно. А взамен...
Катя сделала паузу, глядя, как в глазах у Лены загорается азарт обиженной и обманутой женщины.
— Взамен я помогу вам вернуть ваши пятьдесят тысяч. И, возможно, мы сможем выманить у него еще немного. В качестве моральной компенсации. На новые туфли. Без него.
Лена смотрела на нее с новым, неожиданным уважением. Ее наигранная взрослость куда-то испарилась.
— Вы... вы страшная женщина.
— Нет, — покачала головой Катя. — Я просто перестала быть дурочкой. И вам советую.
Она расплатилась за кофе и встала.
— Подумайте. Но недолго. У меня нет времени ждать.
Она вышла на улицу. Ветер трепал волосы. Внутри все еще был лед. Но теперь он был прочным, как броня. У нее появился сообщник. Нелепый, абсурдный, но живой. Игра пошла по-настоящему.
Он вернулся через неделю. С темным подбородком, помятый, с пустым взглядом. В руках — чемодан, с которым он ушел. Видимо, у Лены ему больше негде было остывать. Дверь открыла Катя. Все в той же домашней одежде. Без следа макияжа. Спокойная. Как глубокое, неподвижное озеро.
— Забыл зубную щетку? — спросила она без всякой иронии. Просто уточнила.
Денис молча прошел в прихожую, бросил чемодан. Пахло от него дешевым одеколоном и чужим постельным бельем.
— Кать, все... это было ошибкой. Кончено. — голос его был сиплым, надломленным. Он отрепетировал эту речь по дороге. Ждал слез, сцен, унижений. Жаждал их — это дало бы ему хоть какую-то опору, право на страдание.
Катя кивнула, прошла на кухню, стала наливать чай в две кружки. Молча. Ее спокойствие сводило его с ума.
— Ты меня слышишь? Я порвал с ней! Все! Я вернулся! — он повысил голос, нуждаясь в ответной реакции. В любом всплеске.
— Я знаю, — она поставила перед ним кружку. — Она мне написала.
Он замер с полуоткрытым ртом.
— Кто... кому?
— Лена. Мне. В Телеграме. Предупредила, что ты идешь сдаваться.
Она потянулась за своим телефоном, пролистала и положила перед ним. Он увидел знакомый аватар. И сообщения:
«Катя, привет! Это Лена. Он только что вынес свой хлам от меня. Сказал, что идет к вам каяться. Думаю, вы должны быть в курсе. Удачи!»
«И да... он тут забыл свои носки. Дрянные. Дырявые. Я их выброшу))»
Денис покраснел. Потом побледнел. Его сцена рухнула, даже не начавшись. Он был не раскаявшимся грешником, он был... дырявыми носками, от которых торопливо избавляются.
— Она... она стерва... — просипел он.
— Нет, — поправила его Катя. — Она просто перестала тебя бояться. Как и я.
Она поднялась, вышла в гостиную и вернулась с папкой. Той самой. Положила ее на стол перед ним.
— Я не буду с тобой судиться. Не буду делить эту квартиру. Забирай свои вещи и уходи. К Лене. Или куда глаза глядят.
Он смотрел то на папку, то на нее, не понимая. Это была не его мечта — уйти без скандала и дележа. Это было... ничего. Пустота. Он готовился к войне, а противник просто сложил оружие и ушел с поля боя, оставив его одного.
— Что, сдалась? — выдохнул он с какой-то жалкой надеждой. — Проиграла? Поняла, что без меня ничто?
Катя улыбнулась. Тихо. И от этой улыбки у него похолодело внутри.
— Нет. Я просто обменяла тебя на кое-что более ценное.
Она открыла папку. Он ожидал увидеть выписки, чеки, распечатки переписок. Но там были скриншоты. Из чатов Лены с ее подругами. В мессенджере. Яркие, со смайликами, обсуждения.
«Этот лох Денис еще думает, что я с ним из-за любви! Ржака! Сидит, цветы мне рисует, а я с Маринкой ржу»
«Смешной дядька. Носит мне свои жалкие копейки, как кот мышей. А я делаю вид, что в восторге»
«Как решу с ним все вопросы с бабками, кину его к такой матери! Надоел уже со своими соплями»
«Представляешь, он мне вчера стишок прислал собственного сочинения! Я аж плакала от смеха!»
Денис читал. Сначала не веря глазам. Потом щеки его стали заливаться густым багровым румянцем. Руки задрожали. Он видел свои подарки, свои слова, свою «любовь» — перевернутыми, вывернутыми наизнанку, превращенными в посмешище для какого-то общего чата. Он был не героем романа. Он был — анекдотом.
— Это... это вранье... — попытался он выдохнуть, но голос предательски сломался.
— Я просто слила ей всю информацию о твоей настоящей зарплате. О наших настоящих долгах. О том, что ты не добытчик, а добыча. Она поняла, что дойная корова истощена. И включила режим экономии. На чувствах.
Катя внимательно смотрела, как с его лица сходит спесь, как трескается и осыпается тот образ «настоящего мужчины», который он так яро строил. Он был уничтожен. Не ее гневом. Ее правдой. Правдой, которую ему услужливо поднесла та, ради кого он все это затеял.
— Она... — он попытался что-то сказать, но слова застряли в горле комом стыда и унижения.
— Она просто глупая девочка, — пожала плечами Катя. — А ты... ты просто стал для нее неинтересен. Как и для меня.
Она встала, подошла к его чемодану и поставила его прямо перед ним.
— Я получила то, что хотела. Полную и окончательную картину твоего ничтожества. Она, знаешь ли, дорогого стоит. Теперь ты мне не интересен.
Он не стал спорить. Не стал кричать. Он просто взял чемодан. Рука его дрожала. Он прошел к выходу, сгорбившись, вдруг ставши меньше ростом. Он не оглянулся.
Катя закрыла за ним дверь. Повернулась спиной к дереву, прикоснулась к нему затылком. Из груди вырвался один-единственный звук — не плач, не смех. Что-то среднее. Выдох. Долгий-долгий выдох семи лет жизни.
Потом она выпрямилась. Подошла к столу, взяла его нетронутую кружку с чаем и вылила в раковину. Поставила в посудомойку. Рядом со своей.
В тишине квартиры щелкнул замок посудомойки. Жизнь — это не громкие жесты. Это тихие, механические звуки. Звуки уборки. После того, как весь мусор наконец выброшен.
P.S. Спасибо, что дочитали до конца! Эта история могла закончиться совершенно иначе... хотите узнать, как? Альтернативная концовка уже ждет вас на моем 👉🏻 Telegram-канале. Присоединяйтесь и делитесь впечатлениями!