Найти в Дзене

«Мне стыдно за тебя перед своими друзьями!» — признался муж

Есть слова, которые ранят сильнее пощёчины. Они не оставляют синяков на коже, но оставляют глубокие рубцы на душе, которые потом ноют годами. Катя узнала это в тот вечер, когда они вернулись домой после ужина у друзей мужа. Весь вечер она старалась быть милой, улыбалась, поддерживала разговор. А когда за ними закрылась дверь квартиры, Кирилл обернулся и сказал, глядя куда-то ей в переносицу: — Кать, я должен тебе кое-что сказать. Только, пожалуйста, без обид. Мне стыдно за тебя перед своими друзьями. Эти слова упали в тишину прихожей, как камень в колодец. Бульк — и нет их. А круги по воде расходились, задевая самые потаённые уголки её души. Стыдно. За неё. За то, как она смеялась? Или за то, что надела простое платье, а не брендовое? Или за то, что с таким увлечением рассказывала про новую книгу, которую прочла, в компании, где обсуждали котировки акций и последнюю модель «Ауди»? — Почему? — только и смогла прошептать она. — Ну, ты понимаешь… — замялся он

Есть слова, которые ранят сильнее пощёчины. Они не оставляют синяков на коже, но оставляют глубокие рубцы на душе, которые потом ноют годами. Катя узнала это в тот вечер, когда они вернулись домой после ужина у друзей мужа. Весь вечер она старалась быть милой, улыбалась, поддерживала разговор. А когда за ними закрылась дверь квартиры, Кирилл обернулся и сказал, глядя куда-то ей в переносицу:

— Кать, я должен тебе кое-что сказать. Только, пожалуйста, без обид. Мне стыдно за тебя перед своими друзьями.

Эти слова упали в тишину прихожей, как камень в колодец. Бульк — и нет их. А круги по воде расходились, задевая самые потаённые уголки её души. Стыдно. За неё. За то, как она смеялась? Или за то, что надела простое платье, а не брендовое? Или за то, что с таким увлечением рассказывала про новую книгу, которую прочла, в компании, где обсуждали котировки акций и последнюю модель «Ауди»?

— Почему? — только и смогла прошептать она.

— Ну, ты понимаешь… — замялся он. — Они все такие… на уровне. Их жёны — тоже. Разбираются в вине, в современном искусстве. Поддерживают светскую беседу. А ты… ну, ты славная. Очень. Но ты — простая. Как… как полевая ромашка в вазе с орхидеями.

Ромашка в вазе с орхидеями. Звучало почти как комплимент, если бы не было сказано с такой брезгливой жалостью.

*****

Кирилл в последние пару лет сильно изменился. Его небольшая фирма пошла в гору, появились деньги, а с ними — новые друзья. Люди из другого мира, мира дорогих ресторанов, загородных клубов и разговоров о том, где лучше покупать апартаменты — в Дубае или в Сочи.

Катя, работавшая библиотекарем в районной детской библиотеке, в этот мир не вписывалась. Она и не стремилась. Ей было уютно среди стеллажей, пахнущих старой бумагой, в компании детей с горящими глазами, которым она читала сказки.

Но Кириллу теперь было стыдно за её «простоту».

С того вечера он начал её переделывать. Аккуратно, но настойчиво. Как скульптор, отсекающий от глыбы мрамора всё «лишнее».

— Кать, выброси этот кардиган. Он тебя старит, — говорил он, заглядывая в её шкаф.
— Давай запишем тебя на курсы сомелье? Хоть будешь отличать совиньон от шардоне. А то сидишь за столом с умным видом и пьёшь воду.
— Пожалуйста, не рассказывай больше при моих друзьях про свои книжки. Это никому не интересно. Скучно.

Катя сначала пыталась сопротивляться. Шутила, обижалась. Но Кирилл был непреклонен.

— Я же для нас стараюсь! — говорил он. — Мы выходим на новый уровень! Ты должна мне соответствовать!

И она сдалась. Она любила его. Она верила, что муж желает ей добра.

Она начала носить одежду, которую он ей выбирал: строгую, дорогую, безликую. Перестала говорить о том, что ей интересно, научившись вместо этого молча улыбаться и кивать. Она превращалась в красивую, но пустую оболочку. В орхидею. А её внутренняя полевая ромашка медленно увядала без света.

Подруги, с которыми она дружила со школы, перестали ей звонить.

— Кать, тебе с нами, наверное, уже неинтересно, — сказала однажды по телефону лучшая подруга Маша. — Мы тут всё про саженцы да про новые рецепты, а у тебя — светская жизнь.

Кате хотелось кричать в трубку, что это не так. Что она задыхается в этой «светской жизни». Но она только промолчала. Кирилл не одобрил бы таких разговоров.

Она чувствовала себя предательницей. Предала себя, свои увлечения, своих друзей. И всё ради того, чтобы мужу не было за неё стыдно.

Апофеозом этого тихого кошмара стал предстоящий юбилей компании Кирилла. Большой банкет в самом дорогом ресторане города. Приглашены все «сливки общества»: партнёры по бизнесу, инвесторы, важные люди.

— Катюш, ты должна быть на высоте, — сказал Кирилл за месяц до события. — Это не просто вечеринка. Это — мои смотрины. И твои тоже.

Началась муштра. Он нанял ей стилиста. Тот подобрал ей платье — серебристое, холодное, как чешуя. Красивое, но абсолютно чужое. Он записал её в салон красоты на «полный пакет». Он даже заставлял её репетировать дома светские беседы.

— Так, я — инвестор Петров. Спроси у меня, как мне последняя биеннале.
— Кирилл, я ничего не знаю ни про какие биеннале…
— Неважно! Главное — уверенно спросить! А потом многозначительно кивай.

За день до банкета Кирилл принёс домой маленькую коробочку. Там было колье. Изящное, дорогое, с холодными камнями.

— Это, чтобы ты выглядела достойно, — сказал он, надевая дорогое украшение жене на шею.

Камни неприятно холодили кожу. Кате показалось, что это не колье, а ошейник.

*****

И вот настал этот день. В ресторане было шумно, пахло дорогим парфюмом и деньгами. Вокруг ходили женщины, похожие друг на друга, как клоны: одинаковые укладки, одинаковые платья, одинаковые вежливые улыбки. Катя чувствовала себя среди них манекеном.

Кирилл был на седьмом небе от счастья. Он подводил её к своим партнёрам, представлял: «Моя супруга, Екатерина». Она улыбалась, кивала, говорила заученные фразы. Кирилл был доволен. Его проект под названием «Идеальная Жена» работал без сбоев.

Кульминацией вечера должно было стать выступление главного инвестора, Павла Романовича Вольского. Человека-легенды, серого кардинала их бизнеса. От его слова зависело будущее компании Кирилла.

Вольский был человеком немолодым, с усталым, но очень проницательным взглядом. Он поднялся на сцену, сказал несколько слов о перспективах и инвестициях. А потом неожиданно добавил:

— А если говорить о действительно ценных вложениях… Недавно я приобрёл для своей коллекции совершенно уникальную вещь. Первое издание «Алисы в стране чудес» с авторскими иллюстрациями. Думаю, в этом зале вряд ли найдётся человек, который поймёт, какое это сокровище…

В зале вежливо поаплодировали. Никто ничего не понял.

Кроме Кати.

Внутри у неё что-то щелкнуло. Страх, который сковывал её месяцами, вдруг отступил. Она вдруг вспомнила, кто она. Не «супруга Екатерина». А Катя, библиотекарь. Девочка, которая влюбилась в старые книги.

И она подняла руку.

В зале повисла тишина. Все уставились на неё. Кирилл, стоявший рядом, побелел. Он схватил её за локоть.

— Ты что творишь? С ума сошла?! Сядь! — прошипел он.

Но она уже не слушала. Она смотрела на удивлённое лицо Вольского.

— Простите, — сказала она громко и чётко. — Вы говорите об издании 1865 года, напечатанном в типографии Макмиллана? Тираж которого был почти полностью уничтожен из-за претензий иллюстратора Тенниела к качеству печати?

Вольский снял очки и прищурился.

— Да… именно о нём. Откуда вы…

— Известно, что уцелело всего двадцать два экземпляра, — продолжала Катя, чувствуя, как по венам разливается забытое тепло азарта. — Большинство из них — в библиотеках. Но несколько — в частных коллекциях. Это действительно не просто книга. Это артефакт. Я могу только поздравить вас с таким приобретением.

Вольский молчал секунду, а потом его усталое лицо озарила широкая улыбка.

— Девушка, подойдите ко мне! — сказал он в микрофон.

Катя, не глядя на окаменевшего мужа, пошла к сцене.

*****

Они проговорили с Вольским до конца вечера. О редких книгах, о магии переплётов, о забытых авторах. Весь зал, все эти «орхидеи» и их важные мужья, с изумлением наблюдали, как их грозный инвестор ожил, превратившись в увлечённого мальчишку, рядом с «простой» женой Кирилла.

Когда Катя вернулась к своему столику, Кирилл смотрел на неё совершенно другими глазами. В них была смесь шока, восхищения и… страха.

— Катька… ты… ты как это?… — пролепетал он.

Весь вечер его «важные» друзья подходили к нему, хлопали по плечу.

— Слушай, Кир, а жена-то у тебя — золото! Я и не знал, что она такая умница! С самим Вольским на равных!

Кириллу больше не было стыдно. Теперь ему было завидно.

По дороге домой он молчал. А потом, подъезжая к дому, сказал:

— Катюш, ты была сегодня… невероятной. Я и не знал… Я такой дурак. Прости меня.

Он ждал, что она обрадуется, бросится ему на шею. Наконец-то она заслужила его похвалу!

Но Катя смотрела в окно на ночной город. И впервые за долгое время чувствовала себя свободной. Слово груз чужих ожиданий перестал давать на нее.

— Знаешь, Кирилл, — тихо сказала она. — Сегодня я поняла одну важную вещь. Мне, например, не нужно, чтобы тобой восхищались мои друзья. Мне нужно, чтобы мои друзья нравились мне. А ещё… мне не нужно, чтобы ты мной гордился. Мне нужно, чтобы я сама собой гордилась. А я собой не гордилась. Всё это время.

Она сняла с шеи холодное колье.

— Это не моё. И платье это не моё. И жизнь эта… тоже не моя. Спасибо за урок, но я, пожалуй, вернусь к себе. К простым полевым ромашкам.

Дома она собрала небольшую сумку. Кирилл стоял в дверях, потерянный и несчастный.

— Катя, куда ты? Не уходи! Я всё понял! Я изменюсь!

— Я знаю, что ты понял, — грустно улыбнулась она. — Ты понял, что твоя «простая» жена может быть ценным активом. Полезной для твоего бизнеса. Но ты не понял главного. Стыдиться нужно не тех, кто читает книги. Стыдиться нужно тех, кто заставляет любимых людей стыдиться самих себя.

Она ушла. Вернулась в свою маленькую квартирку, которая осталась ей от бабушки. Необжитую, но такую родную и уютную. На следующий день она пришла в свою библиотеку, вдохнула привычный запах бумаги и почувствовала себя дома. По-настоящему дома!

Через неделю ей позвонил Павел Романович Вольский. Он предложил ей возглавить его личный фонд по сохранению редких книг. С хорошей зарплатой и полной свободой действий.

Иногда, разбирая старые фолианты, она вспоминала Кирилла. Но без злости. Он был просто слабым человеком, который в погоне за чужим одобрением потерял нечто гораздо более ценное.

А стыд… Это чувство она больше никогда не испытывала. Потому что нет ничего постыдного в том, чтобы быть собой. Постыдно — пытаться стать кем-то другим, чтобы заслужить любовь того, кто тебя и так не стоит.

🎀Подписывайтесь на канал впереди нас ждет еще много интересных и душевных историй!🎀