Инна впрыгнула в отходящий трамвай на одном дыхании, как заправская гимнастка. Легко оттолкнувшись от асфальта, она пару секунд летела рядом с грохочущим вагоном, а затем её нога уверенно нашла металлическую ступеньку. В салоне, прислонившись к стеклу и отчаянно пытаясь поймать ритм сердца, она ловила на себе взгляды. Стройная, с льняными волосами и глазами цвета незабудкового неба, она в свои двадцать семь казалась хрупкой девочкой-подростком, если бы не тень усталости в уголках губ и не сосредоточенный, взрослый взгляд.
Она спешила на смену на насосную станцию, где график «два через два» был скорее испытанием, чем работой. Дома оставались двое сыновей — первоклассник Илья и пятилетний Саша. Их воспитание легло на плечи бабушки, хотя сама Инна жила отдельно от родителей в скромной бабушкиной же квартирке, которую те ей подарили, забрав старушку к себе.
Жизнь после развода напоминала финансовое дно. Бывший муж, ушлый и расчетливый, при помощи своей матери-бухгалтера мгновенно превратился в официального разнорабочего с мизерной зарплатой. Алименты на Сашу не превышали пяти тысяч — сумма, над которой горько иронизировала бывшая свекровь: «Чтобы сноха на большие алименты своих кавалеров не кормила!» Ирония судьбы была в том, что кавалеров у Инны не было, а на еду для самого ребенка этих денег не всегда хватало.
Старшего, Илью, она родила в восемнадцать, от юноши, который испугался известия о беременности и бесследно растворился. Тогда, начитавшись страшилок о последствиях абортов, Инна решилась рожать. И не пожалела. Дети были ее главным оплотом и ее главной тревогой.
Отчаяние и груда кредитов, взятых в надежде на крепкую семью, которая рухнула через 2 года, заставили ее искать любые способы заработать. Так она нашла «моделинг» в видеочате. Эвфемизм «работать моделью» звучал почти благородно, но суть была проста: она показывала свое тело незнакомым мужчинам по ту сторону экрана. Пока что у нее не было постоянных клиентов, а потому платили сущие гроши, выходило четыре тысячи в месяц. Но для неё это были не гроши. Это была еда, одежда для детей, долги по коммуналке. Она убеждала себя, что это лучше, чем мыть полы в подъездах. Гораздо лучше.
И вот сегодня, в свой выходной, устроившись перед мерцающим монитором в алых кружевах, она пыталась войти в роль. Роль соблазнительной и уверенной в себе женщины. В этом был свой кайф — на время забыть о проблемах, почувствовать себя актрисой, чьи ужимки кому-то нужны и за них платят. Одна бретелька соскользнула с плеча, и она уже потянулась ее поправить, как вдруг из коридора донесся шум.
Раздался топот маленьких ног, дверь с грохотом распахнулась, ударившись о кресло. С него, фыркая и шипя, сорвался лохматый полосатый кот Мурзик и метнулся под диван. На пороге стоял сияющий Илюша.
— Ура, мама! Меня записали в лыжную секцию! Только нужно заплатить!
Сердце Инны провалилось в пятки. Молниеносным движением она захлопнула ноутбук, натянула лежавшую рядом футболку и шорты. Жаркая волна стыда и паники накатила на нее.
— Ты что не знаешь, что нужно стучаться?! — выдохнула она, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Ты меня и кота до инфаркта доведешь!
— Но мы же дома… — непонимающе сморщился мальчик.
Инна глубоко вздохнула, сглатывая ком в горле.
— Ладно, пошли, разогрею тебе обед.
Мысленно она уже подсчитывала, сколько стоит секция, и понимала, что в субботу и воскресенье, когда все дома, она не сможет заработать ни копейки.
Проблема усугубилась с появлением Бориса. Сначала это были просто встречи, а потом он, оставив квартиру бывшей жене и дочке, переехал к ней. Он платил алименты, жил от получки до получки и приносил еды ровно на те три дня, пока его деньги не заканчивались. Инна понимала: он не обязан содержать ее семью. Он и так порадовал ее на день рождения — подарил яркий, хороший пуховик. Но с его переездом скрывать свою тайную работу стало невыносимо. Она жила в постоянном страхе разоблачения.
И оно случилось. Боря, человек ревнивый и травмированный изменами бывшей супруги, наткнулся компьютере на папку с откровенными фото. Ночь напролет длился допрос с пристрастием. Он высказывал дикие предположения, которые, к ее ужасу, иногда попадали в точку. Отпираться было бесполезно. Со слезами и истерикой она во всем призналась.
— Я от тебя не уйду, — сказал он мрачно, — только если ты поклянешься, что больше никогда этим заниматься не будешь.
Инна пообещала. Но внутри все сжалось в комок от безысходности. Как жить без этих денег? Как одеть детей? Как сделать хоть какой-то ремонт в этой убитой хрущевке? Родители помогали только картошкой и соленьями с огорода. Терять Бориса тоже было страшно — не из-за денег, а из-за одиночества. Она трезво оценивала свои шансы: уже не девочка, с двумя малышами на руках. Мужчины на такой груз смотрят редко.
***
Прошло несколько недель. Обещание, данное Боре, висело на ней тяжелым свинцовым плащом. Каждый поход в магазин, каждая просьба детей купить что-то помимо необходимого — соки, новые фломастеры, оплатить ту самую лыжную секцию — превращались в мучительную внутреннюю пытку. Она искала любую работу: расклеивала объявления, пыталась вязать на продажу, но спроса не было, бралась за сверхурочные на насосной станции, но платили за это копейки.
Боря видел ее напряжение. Он видел, как она вздрагивает, когда заходит разговор о деньгах, как замыкается в себе. Однажды вечером, когда дети уже спали, а они пили чай на кухне, он положил свою крупную ладонь на ее хрупкую, вечно напряженную руку.
— Я знаю, тебе тяжело, — сказал он неожиданно мягко. Его ревность и уязвленное мужское самолюбие постепенно отступали перед очевидным — перед ее отчаянием. — Я не могу тебе дать больше, чем даю. Но я могу помочь по-другому.
— Как? — в ее глазах замерла надежда, смешанная со страхом нового запрета.
— У меня есть друг, он занимается тем, что монтирует мебель на заказ. Ему всегда нужны руки. Я могу к нему пойти подрабатывать по выходным. Это тяжело, но платят нормально. Эти деньги… эти деньги будут твоими. На детей. На секцию. На все.
Инна смотрела на него, не веря своим ушам. Это был не тот грубый, ревнивый Боря, который устраивал ночные допросы. Это был другой человек.
— Но ты и так устаешь на работе, — слабо возразила она.
— Ничего. Справлюсь. Лишь бы ты… — он запнулся, подбирая слова, — лишь бы ты не унижалась больше. Мы справимся. Вместе.
В его словах не было пафоса, только усталая решимость. Инна почувствовала, как по щекам у неё текут слезы. Не от отчаяния, а от облегчения. Это была не сказочная помощь принца на белом коне, это была суровая правда жизни: вдвоем тащить воз проблем было все же легче, чем в одиночку.
На следующий день Боря ушел к другу. А Инна, уложив детей, села за компьютер. Но не для чата. Она открыла браузер и стала искать вакансии. Удаленная работа, копирайтинг, рерайтинг — все, что можно делать дома, пока дети спят. Зарплата была мизерной, но это было что-то честное. Что-то, за что не будет стыдно.
Через месяц она получила свою первую, совсем небольшую переводку за пару написанных статей. И купила на эти деньги Илье те самые лыжные перчатки, о которых он мечтал. Они были недорогими, но когда она положила их ему на тетрадку, он посмотрел на нее так, словно это был самый дорогой подарок на свете.
— Спасибо, мам! — обнял он ее, и его запах, смесь детства и улицы, заполнил ее собой.
Она поняла, что шагает по осколкам своей прежней жизни, по этому самому «стеклу», и оно больно режет ноги. Но теперь она шла не одна. С ней был её мужчина.
***