Найти в Дзене
Язар Бай | Пишу Красиво

Глава 8. Лесной трибунал

— Документов нет. Есть только мое слово. Слово генерала Красной Армии Огурцова Сергея Яковлевича. Эти слова повисли в дымном воздухе над костром. Десяток стволов не опустились ни на сантиметр. Бородатый командир, которого звали Сташек, смерил Огурцова долгим, тяжелым взглядом, в котором не было ни капли веры. В его глазах читался опыт — горький опыт предательств, засланных провокаторов и лжи, которая в лесной войне была таким же оружием, как и пуля. — Слово? — он криво усмехнулся. — В наше время слово стоит дешевле патрона, «генерал». А генералы в наших лесах так просто не появляются. Обычно их присылают немцы, чтобы узнать наши тропы. А потом по этим тропам приходят каратели. — Да кто вы такие, чтобы советского генерала судить?! — взорвался Воронов, не выдержав унизительного тона. — Мы из плена бежали, кровью... — Молчать! — рявкнул Сташек, и его автомат дернулся в сторону летчика. — С тобой, пташка, разговор будет короткий, если твой «генерал» не докажет, что он не верблюд. Огурцов

— Документов нет. Есть только мое слово. Слово генерала Красной Армии Огурцова Сергея Яковлевича.

Эти слова повисли в дымном воздухе над костром. Десяток стволов не опустились ни на сантиметр. Бородатый командир, которого звали Сташек, смерил Огурцова долгим, тяжелым взглядом, в котором не было ни капли веры.

В его глазах читался опыт — горький опыт предательств, засланных провокаторов и лжи, которая в лесной войне была таким же оружием, как и пуля.

Допрос генерала Огурцова в лагере польских партизан из Гвардии Людовой, весна 1942 года. ©Язар Бай
Допрос генерала Огурцова в лагере польских партизан из Гвардии Людовой, весна 1942 года. ©Язар Бай

— Слово? — он криво усмехнулся. — В наше время слово стоит дешевле патрона, «генерал». А генералы в наших лесах так просто не появляются. Обычно их присылают немцы, чтобы узнать наши тропы. А потом по этим тропам приходят каратели.

— Да кто вы такие, чтобы советского генерала судить?! — взорвался Воронов, не выдержав унизительного тона. — Мы из плена бежали, кровью...

— Молчать! — рявкнул Сташек, и его автомат дернулся в сторону летчика.

— С тобой, пташка, разговор будет короткий, если твой «генерал» не докажет, что он не верблюд.

Огурцов положил руку на плечо Воронову, останавливая его. Он понимал все. Ярость и гордость сейчас были худшими советчиками. Эти люди имели полное право на недоверие. Их жизнь зависела от осторожности.

— Вы правы, товарищ командир, — ровным, спокойным голосом произнес Огурцов, глядя прямо в глаза Сташеку. — Вы не должны верить мне на слово. Поэтому спрашивайте. Я отвечу на любой ваш вопрос.

Их отвели чуть в сторону от костра, под ствол старого дуба. Это был допрос, лесной трибунал, где ценой ошибки была жизнь. Сташек и еще двое партизан, один из которых, судя по выправке, был бывшим кадровым военным, начали проверку.

— Фронт? Армия? Номер дивизии? — быстро, по-военному бросил Сташек.

— Юго-Западный фронт. На начало войны — командир 10-й танковой дивизии, 15-й мехкорпус, 6-я армия. Позже — командир 49-го стрелкового корпуса, — без запинки ответил Огурцов.

— Кто командовал 6-й армией в июне сорок первого?

— Генерал-лейтенант Музыченко.

— Начальник штаба 15-го мехкорпуса?

— Полковник Ермолаев.

Вопросы сыпались один за другим. Огурцов отвечал четко, называя имена, номера частей, населенные пункты, где шли бои. Это были детали, которые невозможно было выдумать.

Он описывал хаос первых дней, танковую битву под Дубно, отступление к Умани. Лица партизан становились все более задумчивыми. Они видели, что перед ними не дилетант.

— Ладно, — сказал Сташек, немного смягчившись. — Про войну ты знаешь. Может, тебя хорошо подготовили. А скажи мне, «генерал», почему на тебе форма без знаков различия, а на воротнике следы от петлиц? Почему не погоны?

Огурцов на мгновение замер, поняв всю глубину вопроса. Это была проверка на знание самых свежих реалий.

— В наше время знаки различия — это ромбы в петлицах. Два ромба у генерал-майора. Их я спорол в плену, как и все остальные. Чтобы в глаза не бросались.

Повисла тишина. Это был ответ, который мог дать только свой. Но Сташек все еще сомневался.

— Слова, слова… — пробормотал он.

И тут из круга партизан вышел пожилой, сутулый боец, который до этого молча сидел и слушал, не отрывая взгляда от Огурцова.

— Командир, разреши спросить, — сказал он по-польски Сташеку, а потом повернулся к Огурцову. — Пан генерал… Вы сказали, ваша фамилия Огурцов? Это не вы зимой сорокового года финам под Выборгом так всыпали, что они до сих пор икают?

Огурцов всмотрелся в его лицо и кивнул.

— Я командовал 123-й стрелковой при прорыве Линии Маннергейма.

Старый партизан снял кепку.

— Я тогда в другом отряде был, товарищ генерал. Нам политрук про вашу операцию рассказывал. Про «артиллерийскую кувалду». Говорил, вот как надо воевать — не числом, а умением. И фамилию вашу назвал. Сказал, запомните этого командира.

Это был перелом. Неожиданный свидетель из прошлого. Имя, которое было не просто строчкой в биографии, а легендой, дошедшей даже до этих лесов. Сташек посмотрел на своего бойца, потом снова на Огурцова. Лед недоверия начал трескаться. Но он был слишком опытным командиром, чтобы поддаться эмоциям.

— Может, и так, — сказал он. — Но нам сейчас нужны не герои прошлого, а те, кто может воевать сегодня. Языком молоть все умеют. А вот дело делать…

Он сделал знак, и один из партизан разложил на пне потрепанную немецкую карту-километровку.

— Вот дорога, — ткнул Сташек пальцем. — Каждый день, в девять утра, по ней идет колонна. Три грузовика с боеприпасами и провизией для гарнизона в Томашуве. Охрана — броневик в голове и мотоциклисты по бокам. У нас тридцать два бойца, два ручных пулемета, автоматы и гранаты. Мы хотим устроить засаду вот здесь, на повороте. Что скажешь, генерал? Как бы ты спланировал операцию?

Это был последний, главный экзамен. Огурцов, забыв про усталость и голод, наклонился над картой. В нем проснулся командир. Его глаза загорелись знакомым, профессиональным огнем.

— Здесь? — он покачал головой. — Плохое место. Открытый участок, после атаки некуда уйти. Вас накроют минометами с гарнизона через десять минут.

Он водил пальцем по карте, и его голос обрел твердость и власть.

— Атаковать надо не здесь, а на три километра раньше. Вот, у старого лесоповала. Дорога идет через низину. Броневик надо подрывать на мине, но не в лоб, а под задний мост, чтобы он перегородил дорогу. Основная группа бьет из пулеметов с высоты по грузовикам, создавая панику. А две маленькие группы по три человека, — он посмотрел на Воронова, — заходят с тыла и отсекают мотоциклистов, пока те не развернулись. Главное — огонь кинжальный, почти в упор. Пять минут, и отход. Не давать им опомниться.

Он говорил, и партизаны слушали его, затаив дыхание. Перед ними был не просто беглый пленный, а настоящий, мыслящий командир, который видел бой целиком. Он учел все: пути отхода, сектора обстрела, психологию врага.

Когда он закончил, Сташек долго молчал, глядя на карту, а потом на Огурцова.

— Хорошо, — наконец сказал он, и в его голосе впервые прозвучало что-то похожее на уважение. — Очень хорошо, «генерал». Посмотрим, как твой план сработает на деле. Завтра утром выступаем. А сейчас — накормить их. Они наши. Пока что.

В следующей главе:
Боевое крещение. Первая партизанская операция генерала Огурцова. Сможет ли его гениальный план сработать в реальности, с горсткой измотанных бойцов? Засада на немецкую колонну, где каждая секунда и каждый выстрел решают все. Как генерал-майор РККА превратился в лесного командира «пана-генерала»…

dzen.ru
Генерал-Призрак — Алексей Чернов | Литрес