Ольга долго считала свой дом тихой гаванью. Её двухкомнатная квартира с высокими потолками и широкими подоконниками пахла кофе по утрам и чистым бельём по вечерам. На кухне всегда лежали свежие яблоки, на спинке стула висел её тёплый кардиган, а в ванной на полке рядом с зубными щётками стояла маленькая баночка с морской солью — привычка из детства.
Артём переехал к ней после свадьбы. Муж работал на стройке, часто уставал, но в целом отношения у пары были спокойные. До тех пор, пока в их жизнь не вмешалась родня Артёма.
Приехали «на пару ночей» мама Артёма и его сестра со смешливым семилетним сыном. У мамы был чемодан «на колесиках», у сестры — два, а у ребёнка — машинка.
— Только переночуем, — сказала свекровь, снимая пальто и тут же вешая его поверх Ольгиной аккуратной куртки. — У нас ремонт, запах краски сильный.
— Конечно, располагайтесь, — улыбнулась Ольга, хотя мысль про «пару ночей» застряла занозой.
Через сутки в холодильнике поселились кастрюля с борщом и чашка с пирожками «для Тёмочки», мама постаралась «потому что он у меня любит домашнее». На плите кто-то забывал выключать огонь, в раковине копились кружки, на диване периодически появлялись крошки.
— Оля, убери, пожалуйста, — просила сестра Артёма, — у меня ребёнок, я не успеваю.
Ольга молча убирала. Потом — ещё раз. И ещё.
— Терпи, — шептал ей на ночь Артём. — Свои же. Скоро уедут.
— Хорошо, — отвечала она, отворачиваясь к стене и пытаясь не думать о том, почему зубная щётка свекрови каждый раз оказывается в её стакане.
Ночей стало две, потом четыре. Сестра заняла их спальню — «там кровать шире, ребёнку просторнее», — а Ольга с Артёмом перебрались на раскладной диван в гостиной.
— Я же ненадолго, — объяснила сестра, — и ты не против, правда?
— Правда, — сказала Ольга и вдруг услышала в собственном голосе чужую деревянную нотку.
Свекровь любила кухню так, как любят сцену: входила, вздыхала и начинала говорить громко и трагически.
— Олечка, ты ложки держишь не там, у меня рука к левой полке привыкла. Я ж по старости могу не найти.
— Переставьте, как удобно, — ответила Ольга и удивилась, как быстро сказала это слово «переставьте».
По вечерам в их доме шёл нескончаемый сериал из маминых жалоб, сестриных идей и детских криков. Соседка сверху пару раз стучала по батарее. Ольга стыдливо шептала «простите» в пустоту.
— Ты всё усложняешь, — говорил Артём. — Относись к их приезду проще. Свои же.
— Твоя родня захватила квартиру. А мне где тут место? — спросила однажды Ольга и сама же испугалась этой фразы.
Она пыталась разговаривать спокойно. Ставила чай, разливала по кружкам, выбирала слова.
— Давайте распланируем. Сколько ещё дней вы планируете гостить?
— Дней? — свекровь округляла глаза. — Олечка, пока ремонт идёт. Что тебе стоит? Семья же.
Сестра кивала:
— И, если честно, эта квартира такая большая… Зачем вам двоим столько места?
Днём Ольга случайно подслушала разговор в коридоре. Голоса были приглушёнными, но смысл проступал, как пятно от чая.
— Пропишем Тёму тут, — говорила свекровь. — На всякий случай.
— И меня, — добавляла сестра. — Мы же семья.
— А у Оли спросить? — тихо вставил Артём.
— Ты мужчина, — сказала мать. — Решай за свою семью.
Ольга стояла, опершись ладонью о стену. Пальцы холодели, будто она держала в руках ледышку. Вечером она всё-таки завела разговор.
— Мне тяжело. Дом стал чужим. Давайте найдём компромисс.
— Компромисс? — свекровь приложила ладонь ко лбу. — У меня давление. Ты меня убиваешь своими разговорами.
Сестра шепнула:
— Ты всегда была эгоисткой, Оля. Не умеешь делиться.
На третий день «пары ночей» свекровь переставила посуду, вынесла на балкон её горшки с базиликом — «пахнет сильно» — и поселила в шкафу свои банки с вареньем.
— Мам, давай хотя бы спросим, — неустойчиво возразил Артём.
— Что спрашивать? — отмахнулась та. — Я хозяйка по жизни, у меня всё должно лежать логично.
Ольга осторожно убрала банки обратно. Поставила кружки на прежние места. Вернула базилик на подоконник. Это были маленькие камешки на свою сторону весов — смешные, но свои. Когда вечером она попыталась приготовить ужин, свекровь плавно перехватила сковороду:
— Ты мясо пересушишь. Тёма такое не любит. Я сама.
Ночью Ольга почти не спала. Диван скрипел на каждом вдохе. Ребёнок в спальне плакал, свекровь шла его укачивать, стуча пятками. Артём молчал и, кажется, тоже не спал. Под утро она села на кухне, наложила себе кашу и съела её холодной. В этот момент она вдруг ясно поняла: никто, кроме неё самой, её дом не защитит.
Утром устроили «семейный завтрак». Свекровь поставила на стол котлеты, сестра — салат, ребёнок — локоть в тарелку.
— Надо поговорить, — сказала свекровь, разливая чай. — Мы остаёмся до конца ремонта, а там видно будет.
— До какого конца? — спросила Ольга ровно.
— Ну что напряглась, — сестра хитро улыбнулась. — Мы же семья. Может, и подольше. Я тут школу сыну присмотрела.
— Здесь? — Ольга посмотрела на Артёма. — Вы что, уже сюда переехали?
— Оля, не начинай, — попросил он. — Я между вами всеми как канат в перетягивании. Дайте время.
Она встала и тихо взяла из шкафа свои документы. Положила на стол свидетельство о праве собственности. Бумага шуршала как сухие листья.
— Это мой дом, — сказала она спокойно. — Здесь живём мы с Артёмом. Остальные — гости. Срок гостям истёк.
— Неблагодарная! — воскликнула свекровь, хватаясь за сердце. — Я тебе по дому помогала...
— Вас никто не просил устраивать здесь свои порядки, — ответила Ольга. — Это мой дом — не вокзал и не склад для чемоданов.
Сестра резко отодвинула стул.
— Ребёнка на улицу? Ты серьёзно?
— Я серьёзно, — сказала Ольга. — Сегодня вы собираете вещи.
Артём поднялся, взялся за спинку стула.
— Оль, может, не так резко? Дай до выходных.
— Мы и так тянем, — ответила она, и голос её не сорвался.
Свекровь стукнула ладонью по столу. Котлеты подпрыгнули на блюде.
— Я никуда не поеду! Мой сын останется со мной!
В комнате повисла густая тишина, как будто из чайника вырвался пар и застыл в воздухе. Ольга посмотрела на Артёма, и в этот момент он отступил на шаг, словно в нём закончились слова. Она поняла: дальше говорить должна только она.
— Думаешь, я буду терпеть твою родню? Забирай их и уходи из моей квартиры! — сказала Ольга.
Артём побледнел, словно услышал выстрел. Сестра с шумом отодвинула тарелку, а свекровь сжала губы так, будто собиралась произнести заклинание.
— Оля… — протянул Артём, — зачем ты так? Это же моя мама.
— Мама? — Ольга резко повернулась к нему. — Пусть будет хоть три мамы, но дом — мой. Мне его родители оставили. Я платила налоги, ремонт делала сама, каждую стену знаю. А сейчас меня выживают из собственного жилья. Я слышала ваш разговор.
Свекровь театрально приложила руку к сердцу:
— Вот оно что… Ты нас никогда не считала семьёй! Ты чужая, холодная! Артём, сынок, посмотри, с кем ты живёшь.
Ольга сжала кулаки, но сдержалась. Она видела: каждое слово матери бьёт по Артёму, но молчать больше нельзя.
— Чужая? — тихо переспросила она. — Чужая — это та, что без спроса перевесила мои занавески, выбросила мои цветы и заняла мою спальню. Я — хозяйка в этом доме.
Сестра Артёма фыркнула:
— Да кому нужен твой дом! Мы и без тебя справимся. Просто человек ты вредный.
— Вредный человек, — повторила Ольга, подходя к окну. — Может быть. Но именно вредные люди умеют ставить границы. Сегодня вы уезжаете.
Артём шагнул к ней, взял за локоть:
— Подожди. Давай поговорим спокойно. Они же действительно временно.
Ольга посмотрела прямо в его глаза.
— Временно? Артём, прошло уже три недели. Три недели, как я живу на диване, в собственном доме! Три недели слушаю, что я «эгоистка» и «чужая». Ты считаешь это временно?
Он опустил взгляд. Свекровь вскрикнула, как раненая птица:
— Сынок, не слушай её! Она разрушает нашу семью! Мы должны держаться вместе!
— Семья, — горько усмехнулась Ольга. — Семья — это когда уважают друг друга. А не когда один пользуется другим.
В комнате стало так тихо, что было слышно, как ребёнок сестры Артёма роняет игрушечную машинку на пол.
Артём стоял между двумя женщинами: матерью и женой. Он теребил край футболки и будто не знал, куда себя деть. Ольга вдруг почувствовала жалость — не к свекрови, не к сестре, а к нему.
— Ты должен выбрать, Артём, — сказала она мягче, но твёрдо. — Или мы живём в моём доме вдвоём, как семья. Или ты забираешь своих и уходишь.
Её слова повисли в воздухе, как раскат грома. Артём поднял голову и впервые за весь разговор посмотрел на мать так, будто видел её по-новому.
Свекровь дернулась, поняв, что контроль ускользает.
— Ты не посмеешь выгнать родную мать, — прошипела она. — Я не уйду отсюда!
Ольга выпрямилась и указала на дверь.
— Силой я вас не выгоню. Но документы на квартиру здесь. Суд подтвердит каждое моё слово.
Она снова взглянула на Артёма. Тот закрыл глаза и тяжело выдохнул.
— Мама, Света… Собирайтесь, — сказал он глухо. — Сегодня же.
В комнате поднялась буря: крики, слёзы, обвинения. Но Ольга уже не слушала. Она стояла у окна и впервые за эти недели чувствовала, что дышит полной грудью. За её спиной гремели чемоданы, звякали банки с вареньем, нервно хлопали дверцы шкафов.
Свекровь металась по комнате, бормотала что-то про «неблагодарность» и «разрушенную семью». Сестра Артёма громко шипела, собирая вещи, и время от времени бросала в сторону Ольги колкие реплики:
— Никому ты не нужна с таким характером. Посмотрим, сколько твой Артём выдержит с тобой одной.
Ольга не отвечала. Она смотрела на белые хлопья за окном и вдруг подумала, что впервые за долгое время её молчание сильнее любого слова.
Артём помогал матери складывать сумки. Его движения были резкими, будто он боялся остановиться и услышать собственные мысли.
— Мам, быстрее, — сказал он тихо, — хватит устраивать спектакль.
— Спектакль? — свекровь вскинула руки. — Я, больная женщина, у тебя спектакль?! Да я только ради тебя терпела всё это!
Артём закрыл глаза и провёл ладонью по лицу.
— Мама, хватит. Ваш разговор о прописке, был перебором.
В комнате повисла тяжёлая тишина. Сестра застыла с чемоданом в руках. Свекровь сжала губы, но оправданий уже не нашлось.
— Вот как ты со мной, сынок, — прошептала она, и в её голосе звучала не столько обида, сколько бессилие. — Значит, жена тебе дороже матери.
— Не дороже, мама, — устало ответил Артём. — Просто честнее.
Собранные сумки перегородили коридор. Дверь хлопнула громче, чем обычно, будто ставила точку. Их шаги стихли на лестнице, и квартира снова наполнилась тишиной.
Ольга обернулась. Артём стоял посреди комнаты, растерянный, будто в одночасье лишился привычного мира. Он посмотрел на жену так, словно ждал от неё приговора.
Она подошла и положила руку ему на плечо.
— Ты сделал правильный выбор, — сказала спокойно. — Мы справимся. Только теперь — без посторонних.
Артём кивнул, но в его глазах было что-то новое: благодарность и… страх потерять её. Он шагнул ближе и обнял её так крепко, как не делал уже давно.
Ольга закрыла глаза и прижалась к нему. Теперь она знала точно: этот дом снова стал её крепостью. И если когда-нибудь кто-то попытается снова её лишить, она не позволит.
Она впервые за долгое время легла спать в своей спальне — без чужих подушек, без детских игрушек на полу, без запаха чужого борща на кухне. Только она и её муж. И тихая уверенность, что теперь в их доме будет так, как они сами решат.