На следующее утро, собрав небольшую сумку, с тяжёлым сердцем, но с твёрдой решимостью, Татьяна Викторовна отправилась на свою первую вахту в Москву. Прощание с внуками было особенно трудным. Маленькая Виолетта цеплялась за её юбку, а Артёмка, ещё совсем малыш, протягивал к ней ручки, издавая забавные звуки. Но обещание лучшей жизни для них, для своей Марины, было сильнее.
Работа в столице оказалась непростой. Но и платили за неё прилично, гораздо больше, чем Татьяна Викторовна могла заработать в своей деревне за месяц. Каждая заработанная копейка была залогом лучшего будущего для её семьи, и это придавало ей сил.
начало истории 👇
продолжение:
Приехав домой после первой вахты, Татьяна была уставшей, но довольной. Её внуки с радостными криками бросились ей навстречу. Женщина, едва сняв ботинки, отдала детям подарки, а дочери увесистый конверт с деньгами.
– Вот, держи. На ремонт, как договаривались. – Её голос звучал с нотками гордости.
Марина обещала продолжить ремонт, и Татьяна Викторовна представляла, как преобразится их дом. Но, вернувшись со следующей вахты, Татьяна увидела, что ремонтом никто не занимался. Гостиная по-прежнему выглядела уныло, а кухонные шкафы всё так же скрипели. Зато у зятя появилась новая машина – более свежая, блестящая серебристая «десятка».
– Старую же Глеб продал – совсем уже развалюха стала, – отчиталась матери Марина, заметив её взгляд, застывший на новой машине. – Еле-еле её сбагрили. Спасибо, нашли дурака, который взять её согласился. Ну вот, Глеб денег добавил, и посвежее машину взял.
– Это понятно, – Татьяна Викторовна устало опустилась на стул на кухне, которая ещё не была отремонтирована. Она прекрасно поняла, на что ушли заработанные ею деньги. – А с ремонтом что? Мы же договаривались…
– А ремонт мы в следующем месяце сделаем, мам, – уверенно отвечала дочь, пытаясь обнять её, но Татьяна Викторовна мягко увернулась. – Вот сейчас ещё зарплату получишь, и сразу же. Честно!
Но ни в следующем, ни в одном из последующих месяцев ремонт сделан не был. Деньги, которые Татьяна Викторовна привозила с вахт, словно испарялись, не оставляя и следа в виде хоть каких-то улучшений в доме. Гостиная оставалась такой же, как и была, со старыми обоями, Татьяна Викторовна так и продолжала ютиться в ней, потому что детская была детской, а в спальне спали Марина с Глебом.
Терпение Татьяны Викторовны начало иссякать. В один из приездов, когда Марина снова попросила денег, она решительно отказала.
– Нет, – твёрдо сказала мать, скрестив руки на груди. – В этот раз нет.
– Мам, а что случилось? Вам что, задерживают зарплату? – забеспокоилась дочка.
– Нет, – ответила Татьяна. – Я просто устала давать тебе деньги на ремонт, а потом приезжать и видеть, что там конь не валялся. Сколько можно?
– Мам, какой ремонт? – Марина вдруг вспылила. – Все твои деньги на еду уходят! Ты цены в магазине видела?
– Вот интересно! – Татьяна Викторовна подняла брови. – А свои деньги вы на что тратите?
– Как на что? На всё остальное! – в голосе Марины появились истеричные нотки.
– На что «остальное»? – мать не сдавалась. – Коммуналку тоже я плачу. За свет, за воду, за газ. Всё на мне.
– Мам, ты что думаешь, кроме твоей коммуналки больше затрат нет?! – Марина перешла на крик. – Вещи детские вон какие дорогие стали, чуть ли не каждый месяц новое надо! На машину сколько денег уходит – бензин, ремонт, страховка! Это всё не копейки!
– Так продайте машину! – выпалила Татьяна Викторовна, не выдержав. – Если денег нет, продайте! Это же роскошь, а не необходимость!
– Ты что?! – Марина посмотрела на неё с таким ужасом, словно мать предложила продать что-то святое. – Глеб её так сильно любит!
– А тёщу он не любит?
– Мам, да что ты такое говоришь?
– Как есть, так и говорю! Я здесь пашу как лошадь, чтобы вам хоть как-то помочь, а вы меня за дуру держите!
– Не нравится, не живи с нами! – выпалила Марина, и её слова, словно пощёчина, ударили Татьяну Викторовну.
Мать смотрела на дочь, пытаясь осознать услышанное. Неужели она это сказала? Своя родная дочь?
– Милочка, вообще-то, это вы у меня живёте, – тихо, но твёрдо произнесла Татьяна Викторовна. – Это мой дом.
– Ах вот как ты заговорила? – Марина задохнулась от возмущения, но в её глазах мелькнул испуг.
Марина обиделась. С того дня мать заметила, что ни дочка, ни Глеб не хотят с ней разговаривать. Они демонстративно отворачивались, когда она заходила в комнату, отвечали односложно, либо вообще игнорировали её вопросы. Дом наполнился тяжёлой, давящей тишиной. Когда Татьяна Викторовна уезжала на очередную вахту, Глеб даже не предложил отвести её на вокзал. Она поехала на автобусе, одна, чувствуя себя абсолютно чужой в собственном доме. С собой она везла не только сумку с вещами, но и тяжёлый груз обиды и разочарования.
После всего этого Татьяне Викторовне совсем не хотелось возвращаться домой. Долгие две недели вахты в Москве прошли в тяжёлых раздумьях. Обида на дочь и зятя с каждой новой сменой росла, смешиваясь с горечью. Что это было? Неблагодарность? Эгоизм? Или просто молодые не понимают, что такое настоящая жизнь?
Как раз в тот момент, когда она уже собиралась паковать сумку, чтобы ехать домой, подвернулась возможность остаться на вторую вахту подряд. Одна из женщин заболела, и нужен был человек на замену. Обычно Татьяна Викторовна ни за что бы не согласилась, но сейчас эта перспектива показалась ей спасительной. Еще две недели вдали от дома, вдали от этой тягостной тишины и холода, которые поселились между ней и дочерью.
Татьяна согласилась. Она переводом отправила дочери денег, но даже не получила от нее благодарности.
Приехав домой после двух вахт подряд, Татьяна Викторовна почувствовала себя опустошенной. Автобус высадил её у знакомого поворота, и она медленно пошла по пыльной улице. Дом выглядел так же, как и раньше: крыша чуть покосилась, забор требовал покраски.
Войдя в дом, она сразу почувствовала что-то неладное. В гостиной, где она оставила свои вещи, было пусто.
– Марина? Глеб? – позвала она, и эхо её голоса испуганно затерялось в пустых стенах.
В ответ – тишина. Только доносились детские голоса из детской, но и они звучали как-то отстранённо.
Наконец, Марина вышла из кухни. Глаза её были холодными.
– Приехала? – вместо приветствия сказала она.
– А где мои вещи? – спросила Татьяна, с трудом сдерживая дрожь в голосе.
– В сарае. – Марина указала пальцем на дверь во двор.
Татьяна Викторовна лишь тяжело вздохнула. Значит, её просто выставили. Сарай… Она ничего не сказала. Просто развернулась и пошла к сараю.
Там, среди старого хлама и садового инвентаря, лежали её сумки, аккуратно сложенные, но покрытые пылью. Её мир рухнул. Её выгнали из собственного дома.
Женщина лишь тяжело вздохнула, понимая, говорить что-либо бесполезно. Слезы подступили к глазам, но она сдержала их. Собрала самое необходимое – документы, пару комплектов одежды, фотографии мужа и маленькой Марины – и молча вышла из сарая. Она не стала заходить в дом, чтобы попрощаться с внуками. Просто пошла к остановке. Ей нужно было в город.
Там, в районном центре, она сняла себе комнату в общежитии. Маленькую, но чистую комнатушку с кроватью, столом и шкафом. Это был её новый дом. И в последующем свободные от работы недели она проводила там, приходя в себя, пытаясь осознать случившееся.
Периодически она пыталась дозвониться до дочери, но та не брала трубку. Сначала Марина просто сбрасывала звонки, потом и вовсе перестала отвечать. Татьяна только вздыхала с грустью, глядя на экран телефона, и продолжала отправлять деньги, когда получала зарплату. Она отправляла их через банк, на счёт Марины, каждый месяц, словно выполняя какой-то невидимый долг. И каждый раз, отправляя деньги, она переживала: «Как там мои дети? Сделали ремонт в гостиной, или ещё нет? Наверное позовут, как сделают. Я же для них не чужой человек!».
«Кто живёт только для себя, тот для других умирает. Но не для матери»
«Сперва ты меня повези, а потом я на тебе поеду».