Весна сорок второго года выдалась ранней, тревожной. Лена торопилась от бабушки в свою деревню, то и дело вскидывая голову в небо. Вражеские самолеты летали теперь каждый день, и деревенские уже научились различать их гул издалека. Девушка прижимала к груди узелок с гостинцами, которые бабушка собрала для них с матерью — горстка сушеных яблок да немного муки.
Ветер трепал выбившиеся из-под платка русые пряди, ноги проваливались в грязь весенней распутицы. Лена помнила, как вчера, когда она еще не успела добраться до бабушки, налетели самолеты с черными крестами на крыльях. Пришлось бежать прятаться в стог прошлогодней соломы, лежать там, уткнувшись лицом в колючие стебли, и слушать, как земля вздрагивает от взрывов.
Тропинка петляла между перелесков, и когда Лена вышла на большак, ее сердце замерло. Посреди дороги чернела разбитая полуторка, вокруг были разбросаны вещи, узлы, какие-то доски. Девушка замедлила шаг, а потом вдруг побежала, путаясь в длинной юбке. Она сразу поняла, что это за машина. Она приезжала в деревню за желающими эвакуироваться. Немцы наступали, фронт приближался, и некоторые жители решили уехать подальше.
Снаряд попал прямо в машину. Лена увидела неподвижные тела, разбросанные у грузовика. Антонина Смирнова лежала у самого колеса, странно вывернув руку. Глаза у Лены защипало от слез — еще неделю назад они вместе ходили к колодцу, и Тоня рассказывала, как получила письмо от мужа Михаила с фронта.
Лене показалось, что в руках Тони что-то шевельнулось. Она подбежала ближе и увидела маленького Ваську. Женщина прикрыла сына своим телом, чудом мальчик остался жив. Тоня крепко прижимала его к груди даже сейчас, когда сама была едва жива.
— Тонечка, — прошептала Лена, опускаясь на колени рядом.
Веки женщины дрогнули, приоткрылись. В глазах мелькнуло узнавание.
— Ленка, — еле слышно произнесла Тоня. — Возьми Ваську, сбереги...
Она с трудом разжала руки, позволяя Лене забрать ребенка. Мальчик заплакал, когда чужие руки подхватили его, но Тоня уже не слышала этого плача. Глаза ее остались открытыми, но взгляд потускнел, устремившись в весеннее небо.
Лена прижала к себе двухлетнего мальчика, закутала его в свой шерстяной платок. Васька все плакал, звал мать, а Лена не знала, как его утешить. Она пошла прочь от страшного места, унося ребенка. Уходя, оглянулась — разбитая полуторка чернела на дороге.
Лена добралась до своей деревни после обеда. Избы стояли притихшие, многие с заколоченными окнами — кто ушел на фронт, кто эвакуировался. Мать встретила ее на пороге, всплеснула руками, увидев на руках у дочери ребенка.
— Ты что это? Откуда? — ахнула она, пропуская дочь в избу.
— Машину разбомбило, мама. Эвакуированных. Тоня Смирнова умерла, а Васька жив остался. Она его собой прикрыла, — Лена говорила тихо, чтобы не потревожить, задремавшего на ее руках, мальчика.
Мать опустилась на лавку, обхватила голову руками.
— Господи, горе-то какое, — вздохнула она. — А мы что с ним делать будем? У нас самих неизвестно, что завтра. Немцы вот - вот придут. Еще неизвестно сами как будем спасаться, а ты ребенка принесла.
— А куда его, мама? — Лена осторожно положила спящего Ваську на лавку, подоткнула под бок свернутый зипун. — Тоня с Михаилом в детдоме росли, родни у них никакой. Михаил на фронте.
— Ох, Ленка, — покачала головой мать. — Сердце у тебя мягкое. Как кормить-то его будем? Сами впроголодь живем.
— Справимся как-нибудь, — Лена посмотрела на спящего Ваську. — Не бросать же его было там.
Мать тяжело вздохнула, подошла к печи, сняла чугунок.
—Ладно, — проговорила она, разливая по мискам жидкую похлебку. — Бог не выдаст — свинья не съест. Проживем как-нибудь, выходим мальца.
За окном снова послышался далекий гул самолетов. Васька проснулся, захныкал, испуганно озираясь.
— Мама, — позвал он. — Мама где?
Лена подхватила мальчика на руки, прижала к себе.
— Не бойся, маленький, — прошептала она, покачивая его. — Теперь я тебя сберегу. Обязательно сберегу.
Мать смотрела на дочь с маленьким чужим ребенком на руках, и в глазах ее стояли слезы. Впереди было неизвестно что — немцы, голод, холод. А они вот теперь вчетвером.
— Помоги мне, Господи, — прошептала она, крестясь на темный угол, где едва угадывались очертания иконы. она оделась, пошла до председательши сказать о разбитой машине.
Вечером Вера Ивановна долго смотрела на спящего Ваську. Мальчик заснул прямо за столом, так и не доев свою похлебку. Лена перенесла его на кровать, подоткнула одеяло. Сейчас, умытый и накормленный, он казался таким беззащитным, что у Веры Ивановны сжималось сердце.
— Господи, что же творится, — вздохнула она, присаживаясь на краешек лавки. — Во йна проклятая детей сиротит.
Лена осторожно присела рядом с матерью, взяла ее натруженные руки в свои.
— Мама, я не могла его там оставить, понимаешь? — тихо проговорила она. — Тоня его из последних сил держала, будто знала, что кто-то мимо пройдет.
Вера Ивановна кивнула, задумчиво разглаживая складки на переднике. В соседней комнате спала их Галька, восьмилетняя дочка, худенькая, бледная от постоянного недоедания. Мать подняла глаза на дочь.
— Как же мы их прокормим-то, Ленушка? Вон Галька уже какая худющая, — сказала она, и голос ее дрогнул. — Тут ведь не просто еда. А если немец придет? Куда бежать с малыми?
Лена молчала. Возразить было нечего — в деревне оставались, в основном, женщины, старики да дети.
— Тоня перед смертью только и успела сказать: «Сбереги Ваську». — Лена подняла глаза на мать. — Я ей слово дала. Не могу я его теперь бросить.
Вера Ивановна тяжело поднялась, подошла к кровати. Васька тихо посапывал во сне, подложив кулачок под щеку. Вихор непослушных темных волос падал на лоб.
— Вылитый Михаил, — вдруг сказала она. — Такой же чернявый. А Тоня русая была.
— Помнишь, как они к нам в деревню приехали? — тихо спросила Лена. — Молодые совсем. Тоня рассказывала, что они с детдома вместе. Никого у них не было, кроме друг друга.
— Помню, — кивнула Вера Ивановна. — Михаил-то какой работящий был. Все по хозяйству умел. И Тоня славная была, светлая. Приветливая такая, хоть и городская.
В сенях что-то скрипнуло. Дверь приоткрылась, и в проеме показалась Галька. Она обвела глазами избу.
— Мам, а кто это у нас спит? — спросила она, с любопытством разглядывая мальчика на лежанке.
— Васенька это, Тонин сынок, — ответила Вера Ивановна, подзывая дочку к себе. — Беда случилась, дочка. Машину, на которой Тоня с Васей ехали, разбомбили. Тоня... погибла. А Васенька жив остался. Ленка его нашла, к нам принесла.
Галька широко раскрыла глаза, подошла ближе.
— А он теперь с нами будет жить? — спросила она.
Вера Ивановна взглянула на старшую дочь. Лена сидела, сжав руки, взгляд умоляющий, полный надежды и решимости.
— А куда ж его девать, дочка? — наконец, сказала мать. — Михаил на фронте, а родных у них нет. Одни они на свете были — Тоня, Михаил да Васенька.
— Мама, — Лена подошла к матери, обняла ее за плечи, — я знаю, как трудно будет. Но я буду работать за двоих. На огороде, в поле — где скажут. И за детьми присмотрю.
Вера Ивановна вздохнула, погладила дочь по волосам.
— Знаю я тебя, Ленушка. Всегда у тебя сердце было доброе. В отца своего. Он тоже всякую божью тварь жалел, всем помогал.
Женщина задумчиво посмотрела в окно, где уже сгущались весенние сумерки. На душе было тревожно. Фронт приближался, каждый день прилетали немецкие самолеты, сбрасывали бомбы на ближние деревни. Как уберечь детей, как прокормить — вот о чем думалось теперь.
— А где он спать будет? — деловито спросила Галька, разглядывая мальчика.
— Со мной пока, — ответила Лена. — Потом кроватку ему смастерим. Помнишь, у нас в сарае старые доски лежат? Отец на новый стол берег.
Галька подошла к кровати, осторожно погладила спящего мальчика по голове.
— Я могу ему свою рубашку отдать, — вдруг сказала она. — Ту, синюю. Она мне маловата стала.
Вера Ивановна обняла младшую дочь, прижала к себе.
— Хорошая ты у меня, Галинка, — тихо сказала она. — Не беспокойся, мы что-нибудь придумаем. Справимся как-нибудь.
Васька заворочался во сне, захныкал. Лена тут же подошла к нему, погладила по спине.
— Тише, маленький, тише, — зашептала она. — Все хорошо, ты не один.
Мальчик успокоился, засопел ровнее. Лена посмотрела на мать, в глазах ее стояли слезы.
— Спасибо, мама, — только и сказала она.
Вера Ивановна решительно поднялась, одернула фартук.
— Хватит слезы лить, — строго сказала она. — Дел теперь прибавилось. Надо одёжку Васькину простирнуть, да рубашонку, штанишки сшить. Справимся, не впервой.
Она подошла к шкафу, достала оттуда сверток со старыми вещами. Перебирала, откладывала что можно перешить для мальчонки, для Васьки.
— Ты вот что, — сказала она Лене, — вдевай нитку в иголку.
Лена кивнула, благодарно глядя на мать. Она знала, как нелегко далось Вере Ивановне это решение. Война, голод, неизвестность впереди — а тут еще один рот. Но другого быть не могло. Нельзя бросить ребенка, когда он остался один на всем белом свете.
— Пусть спит пока с тобой, — сказала Вера Ивановна, указывая на узкую кровать. — А завтра с утра кроватку ему сделаем. Галька, иди-ка спать. Поздно уже.
Девочка послушно кивнула, но не спешила уходить.
— Можно, я тоже буду ему помогать? — спросила она. — Я могу с ним играть, когда вы работаете.
— Можно, доченька, — улыбнулась Вера Ивановна. — Будешь ему как старшая сестра.
Галька просияла, бросила последний взгляд на спящего мальчика и стала раздеваться.
Утро выдалось тревожным. Еще не рассвело, когда в дверь постучали. Вера Ивановна, уже поднявшаяся затемно, тихо открыла. На пороге стояла Марья Петровна, председатель колхоза, осунувшаяся, с потемневшим от горя лицом.
— Пришла сказать, в десять собираемся на большаке, — проговорила она негромко. — Надо людей захоронить с машины той. Не по-людски это — оставлять так. Это ведь надо — никто не выжил.
— Выжил один, — тихо ответила Вера Ивановна, кивнув в сторону кровати, где спал Васька.
Марья Петровна подошла ближе, вглядываясь в лицо спящего ребенка.
— Господи, чудо-то какое, — прошептала она. - А Тоня, значит, сынка собой прикрыла.
Председательша покачала головой, утерла слезу уголком платка.
— Страшное время, Вера, — сказала она. — Что творится вокруг — ум за разум заходит. Из района вести плохие. Немец прорвал оборону, идет сюда. Зверствует, говорят.
Женщины помолчали. За окном начинало светать, и в сероватом рассвете лица их казались бледными и осунувшимися.
Марья Петровна поправила платок и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
Васька проснулся, когда солнце уже поднялось над крышами. Некоторое время он озирался по сторонам, не понимая, где находится. Потом лицо его сморщилось, и он заплакал, тихо и безутешно.
— Мама, — звал он. — Мама…
Лена подхватила его на руки, прижала к себе, баюкая.
— Тише, Васенька, тише, маленький, — шептала она, покачиваясь вместе с ним. — Все хорошо.
Но мальчик продолжал плакать, звать мать. Вера Ивановна, растапливавшая печь, оглянулась на них.
— Попробуй молоком напоить, — посоветовала она.
Лена усадила ребенка на лавку, налила в кружку теплого молока, размешала ложечку меда. Поднесла к губам мальчика.
— Пей, Васенька, пей, — ласково приговаривала она. — Молочко вкусное.
Васька всхлипнул, но потянулся к кружке. Сделал глоток, другой. Слезы на щеках высохли, но глаза оставались печальными, недоумевающими.
— Мама придет? — спросил он, глядя на Лену.
Лена беспомощно взглянула на мать. Та подошла, присела рядом с ребенком.
— Мама твоя, Васенька, уехала далеко, — мягко сказала она. — А мы с Леной за тобой присмотрим. И Галька, сестренка наша, поиграет с тобой.
Васька перевел взгляд на Галю, которая сидела напротив за столом и с интересом наблюдала за ним.
— Здравствуй, Васька, — неуверенно сказала она. — Хочешь, я тебе лошадку из тряпок покажу? Мне папа сделал, когда еще не ушел воевать.
Мальчик медленно кивнул, все еще недоверчиво оглядываясь по сторонам.
— А папа? — спросил он.
— Папа на фронте, — ответила Лена, гладя его по голове. — Воюет, немца бьет.
— И мой папа тоже на фронте, — подхватила Галька. — Они вместе там.
Васька, мало чего понимая, допил молоко, позволил Лене умыть его и даже улыбнулся, когда Галька показала ему самодельную лошадку.
— Слышала, что Марья сказала? — тихо спросила Лена. — Немец прорвал оборону.
Вера Ивановна поджала губы, кивнула.
— Потому и говорю — надо схрон организовать, — так же тихо ответила она. — Пока можем. А потом... кто знает, что будет.
Она поднялась.
— Ленка, доставай мешок тот, с зерном, — распорядилась она. — Надо спря
тать. Пахать теперь уж точно не будем — не до того. А так хоть каша детям будет.
Лена пошла в кладовку. Выволокла оттуда мешок,. Берегли на семена, но теперь не до посевной.
— Куда прятать будем? — спросила девушка.
— В огороде яму выкопаем, — ответила мать. — Кадку туда опустим, зерно в нее ссыплем, сверху досками прикроем, землей засыплем. Чужим найти трудно будет.
Лена вздохнула, глядя на играющих детей. Галька показывала Ваське, как тряпочный конь может скакать. Мальчик улыбался, хотя глаза его все еще были настороженными, испуганными.
— Пока дети играют, пойдем копать, — сказала Вера Ивановна.
Интересные рассказы здесь: https://t.me/+Gtlo_ZB9JktiMDM6