Солнце в Сочи было щедрым, почти осязаемым. Оно заливало золотом новую, ещё пахнущую краской и мебелью, однокомнатную квартиру Дарьи, играло бликами на стеклянной поверхности кофейного столика и согревало её душу, измученную долгим и грязным разводом. Здесь, на одиннадцатом этаже с видом на кипарисовую аллею, она наконец-то обрела то, о чём мечтала все десять лет брака, — тишину. Не ту звенящую, враждебную тишину, что воцарялась в их с Евгением спальне после очередной ссоры, а умиротворяющую, спокойную, принадлежащую только ей.
Дарья сделала большой глоток остывшего зелёного чая и улыбнулась своим мыслям. Три месяца свободы. Три месяца, как она не слышала упрёков свекрови, Зинаиды Константиновны, не видела вечно недовольного лица мужа и не чувствовала себя виноватой просто за то, что она существует. Она продала свою долю в их общей московской квартире, добавила накопления и купила это гнёздышко у моря. Подальше от всех. Она сменила номер телефона, удалила аккаунты в социальных сетях и наивно верила, что её оставили в покое.
Резкий, требовательный звонок в дверь прозвучал как выстрел в этой благословенной тишине. Дарья вздрогнула. Она никого не ждала. Подруга из Краснодара обещала заехать только на следующей неделе, а с соседями она ещё толком не познакомилась. Может, курьер? Но она ничего не заказывала.
Подойдя к двери, она посмотрела в глазок и замерла. Кровь отхлынула от её лица, а сердце пропустило удар, чтобы потом забиться с бешеной скоростью, отдаваясь гулом в ушах. На площадке, переминаясь с ноги на ногу, стоял её бывший муж Евгений. А рядом с ним, подбоченившись и оглядывая новую дверь с нескрываемым осуждением, возвышалась его мать, Зинаида Константиновна.
Дарья отшатнулась от двери, прижав ладони ко рту. Нет. Этого не может быть. Они не могли её найти. Это какой-то дурной сон. Но звонок повторился, на этот раз ещё более настойчивый, долгий, пронзительный.
— Даша, я знаю, что ты дома! Открывай! — голос Евгения, приглушённый дверью, был ей до тошноты знаком. В нём слышались те самые нотки капризного раздражения, которые она так ненавидела.
— Дарья, немедленно открой дверь! Что за комедия? — а это уже был властный, не терпящий возражений голос бывшей свекрови. — Мы знаем, что ты там! Машина сломалась, нам нужна помощь!
Машина сломалась. Конечно. У них всегда что-то ломалось, когда им что-то было нужно от неё. То у Зинаиды Константиновны давление подскочило именно в тот день, когда у Дарьи была важная встреча на работе, то у Евгения внезапно заканчивались деньги на бензин, когда нужно было ехать на дачу копать картошку.
Дарья глубоко вздохнула, пытаясь унять дрожь. Что делать? Можно притвориться, что её нет дома. Но они же видели её машину на парковке. Они будут стоять здесь, звонить, стучать, позорить её перед новыми соседями. Зная Зинаиду Константиновну, она могла и скандал устроить прямо на лестничной клетке.
Собрав всю волю в кулак, она медленно повернула ключ в замке. Дверь со щелчком открылась.
На пороге стояли два её ночных кошмара. Евгений, осунувшийся, с тёмными кругами под глазами, в помятой рубашке. И его мать — прямая, как палка, с идеально уложенными седыми волосами, в строгом дорожном костюме и с таким выражением лица, будто Дарья заставила их ждать под проливным дождём как минимум час.
— Наконец-то! — выдохнула Зинаида Константиновна, бесцеремонно отодвигая Дарью в сторону и входя в прихожую. — Мы уже думали, ты сознание там потеряла! Что это за манеры, не открывать дверь?
Она окинула прихожую хозяйским взглядом, её тонкие губы скривились в брезгливой гримасе. — М-да. Скромненько. Я бы даже сказала, бедненько.
Евгений, тяжело вздыхая, втащил следом два огромных чемодана. — Даш, привет, — пробормотал он, не глядя ей в глаза. — У нас тут форс-мажор. Прямо на трассе встали. Коробка передач полетела, сказали, дня три минимум на ремонт. Гостиницы все забиты, сезон же. Можно мы у тебя… на пару дней?
Дарья смотрела на них, и внутри неё боролись два чувства. Первым был гнев — холодный, яростный, за то, что они посмели вторгнуться в её новую жизнь, в её крепость. А вторым — старая, въевшаяся под кожу привычка быть доброй, понимающей, безотказной Дашей. Та самая привычка, которая и разрушила её брак. И, к её ужасу, именно она сейчас побеждала. Вид у них был и вправду потрёпанный.
— На пару дней? — тихо переспросила она, сама не веря, что произносит эти слова.
— Ну да, пока машину не сделают, — поспешно заверил Евгений. — Мы тебе не помешаем, честно. Где тут можно руки помыть? Дорога была ужасная.
Не дожидаясь ответа, он прошёл вглубь квартиры. Зинаида Константиновна последовала за ним, не снимая уличной обуви и оставляя на светлом ламинате грязные следы.
— Так, а где тут у тебя что? — её голос доносился уже из комнаты. — Диван, я так понимаю, один. Женя на нём спать не сможет, у него спина больная. Ты же помнишь. Значит, ты, Даша, ляжешь на диване, а мы с Женей в твоей кровати. Она ведь двуспальная? Надеюсь, ты не додумалась купить полуторку в целях экономии.
Дарья медленно закрыла входную дверь. Замок щёлкнул оглушительно громко в наступившей тишине её мыслей. Она смотрела на грязные следы на полу, слушала, как в её ванной шумит вода, как Зинаида Константиновна уже командует в её комнате, и понимала: она совершила чудовищную ошибку. Она впустила прошлое в свой дом. И это прошлое не собиралось считаться с тем, что оно здесь всего лишь гость. Оно пришло, чтобы снова стать хозяином.
Первые несколько часов прошли в тумане. Дарья, всё ещё находясь в шоке от их внезапного появления, двигалась по квартире как автомат. Она показала, где лежат полотенца, достала из шкафа чистое постельное бельё, которое берегла для приезда подруги, и молча застелила свою собственную кровать для бывшей свекрови и мужа.
Зинаида Константиновна, тем временем, уже вела себя так, будто прожила здесь не один год. Она открывала шкафчики на кухне, цокала языком, инспектируя запасы круп, и выносила вердикты.
— Гречка, рис, овсянка… Даша, а где нормальная еда? Мясо где? Мужчину надо кормить мясом! Мой Женя на твоих кашах долго не протянет. Совсем ты его извела своим здоровым питанием. Посмотри, на кого он стал похож!
Евгений, который в этот момент сидел в кресле и безучастно листал каналы на её телевизоре, действительно выглядел неважно. Он похудел, под глазами залегли тени. Но Дарья знала, что дело не в её кашах. Дело было в том, что теперь ему приходилось самому заботиться о себе, а он к этому совершенно не привык.
— Я думала, вы с дороги устали, голодные, — механически проговорила Дарья, доставая из холодильника контейнер с овощным рагу. — Могу разогреть.
Зинаида Константиновна заглянула в контейнер через её плечо и поморщилась. — Эту… бурду? Нет, спасибо. Мы не кролики. Так, давай-ка я сама тут разберусь. Где у тебя самые большие кастрюли? Сейчас я сварю нормальный, наваристый борщ. А ты пока в магазин сбегай. Вот список.
Она протянула Дарье листок, вырванный из её же блокнота, на котором её каллиграфическим почерком был выведен длинный список продуктов: говяжья грудинка, свёкла, капуста, картошка, сметана пожирнее, пампушки с чесноком, и ещё с десяток наименований.
— И побыстрее, пожалуйста. Женя кушать хочет.
Дарья смотрела на этот список, потом на властное лицо бывшей свекрови, и в горле у неё встал ком. Она в своём доме. В своей квартире, купленной на её деньги. Почему она должна бежать в магазин по приказу этой женщины?
— Зинаида Константиновна, я тоже устала. И я не планировала сегодня готовить борщ, — тихо, но твёрдо сказала она.
Свекровь вскинула на неё брови, изобразив крайнее удивление. — Что-что ты сказала? Ты не планировала? Милочка моя, а кто тебя спрашивает о твоих планах? К тебе приехали родные люди, попавшие в беду! А ты нос воротишь! В тебе хоть капля сострадания осталась? Я всегда говорила Жене, что ты эгоистка, думаешь только о себе. Вот, пожалуйста, я была права!
— Мама, не начинай, — лениво протянул Евгений с дивана, не отрывая взгляда от экрана. — Даш, ну сходи, пожалуйста. Мама правда вкусно готовит. Я так соскучился по её борщу.
Его голос, в котором смешались просьба и приказ, подействовал на Дарью как удар хлыста. Всю их совместную жизнь он был буфером, амортизатором между ней и его матерью. Но он никогда не защищал её. Он просто сглаживал углы так, чтобы в итоге всё равно вышло по-маминому. «Даш, ну уступи, ты же мудрее», «Даш, ну сделай, как она просит, зачем нам скандал?».
Она молча взяла список, свою сумку и вышла из квартиры. На улице её обдало тёплым вечерним воздухом, пахнущим морем и магнолиями. Дарья дошла до ближайшей скамейки и села, закрыв лицо руками. Слёзы сами потекли из глаз. Слёзы обиды, бессилия и злости на саму себя. Зачем? Зачем она их впустила? Она же знала, чем это кончится. Она просто хотела быть хорошей. И вот результат. Её выставили из её же дома в магазин, чтобы она купила продукты для борща, который будут варить на её кухне и есть за её столом.
Вернувшись через час с полными сумками, она застала на кухне разгром. Зинаида Константиновна уже похозяйничала: на столешнице были рассыпаны мука и соль, в раковине громоздилась гора грязной посуды, а сама она стояла у плиты и что-то помешивала в самой большой Дарьиной кастрюле, которую та использовала раз в год для варки компота.
— Ну наконец-то! Я уж думала, ты там заблудилась, — беззлобно проворчала она. — Давай, разбирай сумки. Сметана где? А чеснок? Что так мало? Я же просила три головки. Ну ладно, что уж с тобой поделаешь. Иди, накрывай на стол. И не забудь Женечке рюмочку его любимой настойки налить. Она у тебя есть?
— У меня нет никакой настойки, — глухо ответила Дарья. — И вообще алкоголя нет. Я не пью.
— Как это нет? — возмутилась Зинаида Константиновна. — Совсем одичала тут в своём Сочи? Ладно, придётся моему мальчику есть борщ всухомятку. Всё из-за тебя.
Ужин превратился в пытку. Евгений ел с аппетитом, громко прихлёбывая и нахваливая материнскую стряпню. — Вот это борщ! Мам, ты волшебница! Даш, попробуй, это тебе не твоя трава.
Дарья ковыряла ложкой в тарелке. Кусок в горло не лез. Она чувствовала себя чужой за собственным столом. Зинаида Константиновна тем временем вела допрос.
— Ну, рассказывай, как ты тут одна? Небось, уже кавалеров водить начала? Квартирка хоть и маленькая, а своя. Мужики на такое падки. Ты смотри, будь осторожнее. А то обдерут тебя как липку. Ты женщина наивная, доверчивая. Тебя обмануть — раз плюнуть.
— У меня всё в порядке, — ровным голосом ответила Дарья. — И я никого не вожу.
— Да что ты говоришь? — хмыкнула свекровь. — А чего тогда так разрядилась? Платье новое, причёска… Думаешь, я не заметила? Для кого стараешься? Не для нас же с Женей. Мы-то тебя и в халате видели.
После ужина Евгений, сыто рыгнув, развалился на диване перед телевизором. — Даш, сделай чайку, — бросил он через плечо. — И что-нибудь к чаю.
Зинаида Константиновна, окинув взглядом гору грязной посуды, заявила: — Я устала с дороги, пойду прилягу. Даша, ты тут убери всё, пожалуйста. И смотри, кастрюлю от борща хорошенько отмой, я не люблю, когда посуда грязная стоит.
Дарья осталась одна на кухне, заваленной посудой, с запахом чужого борща, который, казалось, въелся в стены. Она мыла тарелки, сковородки, кастрюли, и с каждой отмытой тарелкой в ней закипала глухая, медленная ярость. Они не просто приехали к ней. Они приехали в её жизнь, чтобы снова превратить её в служанку, в бесплатное приложение к их комфорту.
Поздно вечером, когда она, наконец, разобралась с кухней и приготовилась лечь спать на неудобном надувном матрасе, который с трудом нашла на антресолях (диван был объявлен Евгением «непригодным для сна из-за жёсткости»), из комнаты донёсся его голос:
— Даш, а Даш! Ты не спишь? Мне подушка неудобная. У тебя есть другая? Эта слишком плоская. И одеяло какое-то тонкое, я замёрзну.
Дарья лежала на полу в собственной гостиной, укрывшись пледом, и смотрела в потолок. Слёзы высохли. Осталась только звенящая пустота и один-единственный вопрос: как долго она это вытерпит? Она дала им «пару дней». Но уже сейчас она понимала, что первый день был только началом. Разведкой боем. И она этот бой с треском проиграла.
Утро второго дня началось не с пения птиц и шума прибоя, а с грохота на кухне и повелительного голоса Зинаиды Константиновны.
— Даша! Подъём! Ты что, до обеда спать собралась? Уже восемь часов! Женщине неприлично так долго валяться в постели!
Дарья с трудом открыла глаза. Всё тело ломило после сна на полу. Она села на матрасе, пытаясь сообразить, где находится. Ах да. Она в аду. В персональном аду, который сама же и впустила в свой дом.
Она вошла на кухню. Зинаида Константиновна уже командовала парадом. Она вытащила из шкафчиков все её сковородки и теперь решала, на какой лучше жарить сырники.
— Так, творог я в холодильнике нашла. Хорошо, что хоть что-то съедобное у тебя есть, — заявила она, не поворачивая головы. — Мука где? Сахар? Яйца неси. И побыстрее, Женя скоро проснётся, а он любит завтракать сразу, как встанет.
— Доброе утро, — прохрипела Дарья.
— Оно было бы добрым, если бы я выспалась, — тут же парировала свекровь. — Твоя кровать — это просто ужас! Матрас проваливается, подушки каменные. Как ты на этом спишь? У моего Жени, наверное, вся спина теперь болит.
Дарья молча достала из холодильника яйца. Ей хотелось крикнуть, что это её кровать, её подушки, и до их приезда она спала на них прекрасно. Но она промолчала. Конфликт с утра не сулил ничего хорошего.
За завтраком Евгений действительно жаловался на спину, на подушку, на шум за окном. — Я вообще не спал, — ныл он, уплетая третий сырник. — Этот диван… Он для гвоздей, а не для людей. Даш, может, мы с мамой сегодня на диване поспим, а ты на кровати? Всё-таки мы гости.
Дарья чуть не поперхнулась кофе. — То есть, вы вдвоём на диване, а я одна на двуспальной кровати? — уточнила она.
— Ну да, — невозмутимо ответил Евгений. — А что такого? Или ты можешь на своём матрасе поспать, тебе, я смотрю, понравилось.
— Женя, что ты такое говоришь! — вмешалась Зинаида Константиновна, но совсем не так, как ожидала Дарья. — Как это мы на диване? У меня радикулит! Я вообще на жёстком спать не могу! Нет уж. Пусть всё остаётся как есть. Даша молодая, потерпит. Не развалится.
Дарья поставила чашку на стол. Её руки дрожали. — Евгений, ты звонил в автосервис? Есть какие-то новости по машине?
Он отмахнулся. — Ой, да что там звонить с утра пораньше. Попозже наберу. Куда торопиться? Мы же в отпуске, можно сказать.
— В каком ещё отпуске? — не выдержала Дарья. — Вы приехали, потому что у вас машина сломалась!
— Ну вот, сломалась, — он пожал плечами. — Получился незапланированный отпуск. Спасибо тебе, кстати, что приютила. А то пришлось бы на вокзале ночевать.
Он сказал это таким тоном, будто сделал ей великое одолжение.
Днём Зинаида Константиновна решила навести в квартире «порядок». Она начала с ревизии Дарьиного гардероба.
— Это что за платье? Слишком короткое! В твоём возрасте такое носить уже неприлично, — выносила она вердикт, вытаскивая из шкафа летний сарафан. — А это что за кофта? Вся в дырках!
— Это мода такая, — попыталась объяснить Дарья.
— Мода? — фыркнула свекровь. — Мода на то, чтобы выглядеть как нищенка? Выбрось немедленно! И вообще, у тебя почти нет нормальных, статусных вещей. Ты же теперь свободная женщина, должна привлекать солидных мужчин, а не всякую рвань.
Она перебирала её вещи, комментировала, критиковала, откладывала в сторону то, что, по её мнению, нужно было «отдать в церковь». Дарья стояла рядом и чувствовала, как её личные границы, которые она с таким трудом выстраивала последние месяцы, трещат и рушатся. Это был не просто осмотр вещей. Это было вторжение в её душу.
Потом свекровь решила передвинуть мебель в комнате. — Диван здесь совершенно не смотрится, — заявила она. — Он перекрывает свет. Его надо поставить к той стене. А кресло — вот сюда. Женя, иди, помоги!
— Мам, я отдыхаю, — донеслось из комнаты.
— Я кому сказала, иди сюда! — рявкнула Зинаида Константиновна. — Совсем обленился без материнского присмотра!
Вдвоём они принялись таскать мебель по небольшой комнате. Дарья наблюдала за этим, опершись о дверной косяк. Они двигали её диван, её кресло, её столик в её квартире, не спрашивая её мнения. Они просто делали так, как им было удобно.
— Вот! — удовлетворённо сказала Зинаида Константиновна, когда всё было кончено. — Совсем другой вид! Сразу просторнее стало. Почему ты сама до этого не додумалась? У тебя совершенно нет вкуса.
К вечеру Дарья чувствовала себя выжатой как лимон. Весь день она была на побегушках: принеси, подай, убери. Её квартира больше не казалась ей уютным гнёздышком. Она превратилась в поле боя, где она безоговорочно проигрывала.
За ужином, когда они доедали вчерашний борщ, Дарья решила предпринять ещё одну попытку. — Так что с машиной? — как можно более спокойно спросила она, глядя на Евгения. — Выяснили, что за поломка? Сколько будет стоить ремонт?
Евгений тяжело вздохнул, как будто она задала самый неприятный вопрос на свете. — Даш, я же сказал, всё сложно. Там какая-то редкая деталь нужна. Её надо заказывать из Москвы. Это неделя, не меньше.
Неделя. Слово прозвучало как приговор.
— Неделя? — переспросила Дарья, чувствуя, как внутри всё похолодело. — Вы собираетесь жить здесь неделю?
— А у нас есть выбор? — вмешалась Зинаида Константиновна, сверкая глазами. — Или ты предлагаешь нам на улицу пойти? Родную мать и бывшего мужа, отца твоего будущего ребёнка, которого ты так и не родила, выгнать на улицу?
Упоминание о нерождённом ребёнке было ударом ниже пояса. Они много лет пытались, но не получалось. Врачи говорили, что проблемы у Евгения, но Зинаида Константиновна всегда и во всём винила Дарью. «Пустоцвет», — как-то бросила она ей в лицо во время ссоры.
— Не смейте, — прошептала Дарья. — Не смейте об этом говорить.
— А что такого я сказала? Правду? — не унималась свекровь. — Была бы ты нормальной женщиной, родила бы Жене наследника, и семья бы не развалилась! И не пришлось бы нам сейчас по чужим углам мыкаться!
— Это мой угол! — вдруг закричала Дарья. Она сама не ожидала от себя такой реакции. Голос сорвался, зазвенел. — Это моя квартира! Моя! А вы здесь гости!
В комнате повисла тишина. Евгений уставился на неё, выронив ложку. Зинаида Константиновна поджала губы, её лицо окаменело.
— Гости, значит? — ледяным тоном произнесла она. — Вот как ты заговорила? Ну что ж. Спасибо за гостеприимство. Только вот что я тебе скажу, Даша. Без нас ты — никто. Пустое место. Ты всю жизнь была за Женькиной спиной. И эта твоя квартирка, и твоя мнимая свобода — это всё временно. Ты ещё приползёшь к нам. Приползёшь и будешь в ногах валяться, просить, чтобы мы тебя простили!
Она резко встала из-за стола, с грохотом отодвинув стул. — Я в этом доме больше есть не буду! Меня здесь не уважают!
Она удалилась в комнату, хлопнув дверью. Евгений посмотрел на Дарью с укором. — Ну вот, довела мать, — сказал он. — Ты же знаешь, у неё сердце больное. Зачем ты так? Не могла промолчать?
Промолчать. Сколько раз она слышала эту фразу за десять лет брака. Промолчать, когда её унижают. Промолчать, когда её не ставят ни во что. Промолчать, чтобы им, бедолагам, было комфортно.
— Нет, Женя, — твёрдо сказала Дарья, глядя ему прямо в глаза. — Больше не могла.
Она встала, собрала посуду и пошла на кухню. Её руки больше не дрожали. Внутри неё что-то перегорело, сломалось. Та самая привычка быть «хорошей девочкой». И на её место пришла холодная, спокойная решимость.
Поздно вечером, устроившись на своём матрасе, Дарья не могла уснуть. Она слышала, как за стеной в её спальне приглушённо разговаривают Евгений и его мать. Она не могла разобрать слов, но сам факт этого шёпота в её доме, в её кровати, вызывал в ней волну омерзения.
Она встала и подошла к двери. Ей не было стыдно подслушивать. Это была уже не любопытство, а необходимость. Вопрос выживания. Прижавшись ухом к холодному дереву, она стала различать слова. Говорила Зинаида Константиновна, тихо, но отчётливо.
— ...и не вздумай ей ничего говорить про машину. Пусть думает, что всё серьёзно. Неделя, так неделя. А может, и две. За это время мы тут обживёмся.
— Мам, ну это как-то нехорошо, — неуверенно пробасил Евгений. — Обманывать-то.
— Нехорошо? — зашипела его мать. — А то, что она тебя бросила и укатила сюда, на курорт, это хорошо? Она тебе жизнь сломала! А теперь пусть платит. Квартирка-то у неё уютная. И место хорошее. Море рядом. Я вот думаю, может, нам вообще здесь остаться? Насовсем.
Дарья отпрянула от двери, как от удара. В ушах зазвенело. Значит, никакой поломки нет. Или она не такая серьёзная. Это всё был спектакль. План. Они приехали не за помощью. Они приехали, чтобы захватить её территорию, её жизнь. Снова.
— Как остаться? — пробормотал Евгений. — Она же нас выгонит.
— А куда она денется? — самодовольно усмехнулась Зинаида Константиновна. — Мы на неё надавим. Будем капать на мозги каждый день. Она у нас мягкотелая, жалостливая. Немного поплачем, пожалуемся на жизнь, на здоровье. Скажем, что в Москве нам совсем плохо. Она и сдуется. Поживём месяц-другой, а там, глядишь, и ты с ней снова сойдёшься. Жена она, конечно, никудышная, но хозяйка неплохая. И квартира опять общей станет. Чем не вариант? Ты только будь с ней поласковее. Пожалей её, скажи, что скучаешь. Женщины это любят.
Дарья на цыпочках вернулась к своему матрасу и села. Она смотрела в темноту, но видела всё предельно ясно. Она видела их лица, их фальшивые улыбки, их крокодиловы слёзы. Она видела всю свою прошлую жизнь, построенную на лжи и манипуляциях. Она была для них не человеком, а функцией. Удобной вещью. Ресурсом.
Она вспомнила, как радовалась покупке этой квартиры. Как сама выбирала обои, занавески. Как с упоением собирала мебель. Каждый гвоздь, вбитый в стену, был шагом к её свободе. Каждая купленная чашка — символом её независимости. И теперь они хотели всё это отнять. Превратить её рай в свой филиал ада.
Всю ночь она пролежала с открытыми глазами, прокручивая в голове их разговор. Ярость, которая вспыхнула в ней за ужином, улеглась. На её место пришёл ледяной, кристально чистый гнев. Тот самый гнев, который не разрушает, а созидает. Который даёт силы действовать.
Она больше не чувствовала себя жертвой. Она чувствовала себя воином, которому предстоит отстоять свою крепость. И она знала, что у неё хватит на это сил. Десять лет она терпела. Десять лет прощала. Десять лет надеялась, что они изменятся. Но паразиты не меняются. Они либо высасывают из тебя все соки, либо ты находишь в себе силы их стряхнуть.
Утром она встала раньше всех. Умылась, оделась не в домашний халат, а в джинсы и строгую рубашку. Сделала себе крепкий кофе. Когда на кухню, зевая, вошёл Евгений, она уже ждала его.
— Доброе утро, — сказала она ровным, спокойным голосом, в котором не было ни капли вчерашней истерики.
— Угу, — промычал он, направляясь к холодильнику. — Мама сырники будет делать?
— Нет, — отрезала Дарья. — Сырников больше не будет.
Евгений удивлённо на неё посмотрел. — В смысле?
Дарья встала, подошла к нему и посмотрела прямо в глаза. Она видела перед собой не мужчину, которого когда-то любила, а слабого, безвольного маменькиного сынка, привыкшего жить за чужой счёт. И жалости к нему больше не было.
— В прямом смысле, Женя. Завтрак отменяется. И обед. И ужин. Ваше пребывание в моём доме окончено.
Она видела, как его лицо вытягивается от изумления. Он явно не ожидал такого поворота. В его сценарии она должна была плакать, извиняться и продолжать их обслуживать.
Из комнаты вышла Зинаида Константиновна, привлечённая их голосами. — Что здесь происходит? Даша, почему ты не готовишь завтрак?
Дарья повернулась к ней. Она посмотрела на эту женщину, которая столько лет отравляла ей жизнь, и впервые не почувствовала страха. Только холодное презрение. Она стояла на своей территории. На своей земле. И она была готова её защищать.
Она глубоко вздохнула, собираясь с силами для последней, решающей битвы. Она знала, что сейчас будет крик, слёзы, обвинения, попытки надавить на жалость…