Весна 1933 год.
Одиннадцатилетняя Полина стояла как истукан, видя, как уводят её мать со двора. Не было сил ни кричать, ни плакать. Все слёзы она выплакала еще вчера, а сейчас осталось лишь чувство опустошения.
- Господи, в чем же мы пред тобой провинились? - она услышала крик тетки Натальи, которая стояла посреди избы. - Да за что же ты нас испытываешь?
- Всем туго, Наталья, - соседка Глафира покачала головой, обращаясь к женщине. - Я мать свою в прошлом году схоронила, но ни колоска, ни горсточки пшена не вынесла, а Лиза аж полмешка муки украла со склада!
Кто бы мог подумать, что такая баба и до воровства опустится! А ведь она уважаемым человеком была.
Полина стояла, сжав кулачки. Что тут скажешь? Начнет она сейчас оправдывать маму, что плохо было ей - живот болел так, что хоть на стенку лезть, что упала она, Полина, перед крыльцом? Это им рассказать? Так ничего нового они не узнают, уж второй год так село живет. У многих в домах хоть мужики есть, они и на охоту сходят, и птичку поймают, и зайца в силки загонят, да только хлеба в доме не было, и улов с охотой не так часто что-то давали, как хотелось бы. А они с мамой и вовсе одни были...
- А что Михалыч говорит, не слышала? Насчет семян, - Наталья повернулась к Глаше, переводя разговор. Та была помощником председателя и первая узнавала новости.
- Слышала, вчера бумага пришла, - тут лицо Глафиры просветлело. - Семена будут, на следующей неделе привезут. Эх, Наталья, нам бы сил набраться, да землю засадить. А там уж всё полегче будет.
- И то верно, - согласилась женщина. - Хоть бы засухи такой не было, как в позапрошлом году.
- Да и в прошлом не лучше, всё погорело, - махнула рукой Глафира. - Наталья, с девчонкой что делать будешь? В детский дом, может, отправишь? Сейчас каждый лишний рот на счету. К тому же мать её воровством себя запятнала.
- Ты бы, конечно, сдала. Кто бы сомневался! В нашей семье никто от своих не отказывался, мы с Лизкой сами воспитывались с теткой по отцу. Видать, судьба у нашего рода такая...
- А кормить чем её будешь? - Глаша, которая славилась своей жадностью на всё село, прищурилась и глянула с насмешкой на Наталью.
- А чем Бог пошлет, тем и накормлю. Чего, Полинка, столбом стоишь? За мной ступай! - повернувшись к племяннице, велела Наталья.
Женщина она была суровая, властная, привыкшая выживать в любых условиях. Порой казалось, что сердце у неё из камня, а душа из стали. Никогда никому ни на что не жаловалась, зубы сцепит - и вперед. Муж к другой ушел, бросив её с ребенком? Так и в этом она что-то хорошее находила: теперь никто не стучал ложкой по столу, требуя еды, никто не лез с перегаром по ночам, никто не требовал его маменьке огород прополоть. Ушел, да и Бог с ним, ладно хоть не после того, как несколько детишек бы народились. Наталья воспитывала сына Николая сама, не давая ему спуску, держа в ежовых рукавицах. Не то что её сестра Елизавета - та овдовела рано, оставшись с дочкой на руках, и всё счастья женского искала, чужими мужьями не брезгуя, за что не раз у неё ворота были вымазаны дёгтем. И дочки не стеснялась. А уж как в позапрошлом году неурожай выдался, да амбары со складами опустели, за корку хлеба была рада подарить свои ласки. Да скоро и у тех, кто те ласки принимал, ни еды взамен, ни сил на них не было.
Выживали все, как могли - мужики в лес ходили за добычей, рыбачили, раков вылавливали из реки. А женщины ходили за съедобной травой, за грибами и ягодами. Но зимой и ранней весной вовсе было туго. Вот и осмелилась Лиза на складе украсть муку. Недавно провели ревизию, надеялась она всё списать на мышей, но случилась оказия - мешок порвался, когда она от отчаяния глубокой ночью тащила муку. И прямо возле её дома. Пыталась Лиза замести следы, да вот соседу Егорычу ночью не спалось, голодный желудок не позволял забыться крепким сном. Увидел он, как соседка возле своих ворот по ночи землю сгребает, да во двор себе кидает. Удивился - может, обряд какой. Вышел, да и увидел следы преступления. Другой бы, может, и скрыл, но Егорыч в сельском совете работал, оттого не стал покрывать Лизу. Всем тяжело, но полмешка муки со склада украсть - это ни в какие ворота не лезет. И за меньшее люди ответ держали.
Пыталась Лиза оправдаться, что от отчаяния она, но не слушал никто её мольбы. В то же утро женщину увезли, а всё село загудело, осуждая её.
- Неблагодарная! Ей колхоз дом выдал взамен сгоревшего три года назад! Ей работу дали на складе, девочку в школе обучают. Всё государство дало, а она? Воровать у своих же! - гудели в селе.
Но когда стали недобро на Полю поглядывать, Наталья тут же поставила деревенских кумушек на место:
- Девчонку в обиду не дам! Посмеете её травить, так лично со мной дело иметь будете! Разве же дочь за мать в ответе? Разве же то Полинка муку со склада уволокла по ночи? Разве же легко девчонке сейчас? Мать арестовали, в лагеря отправили, дом, в котором она росла, другим людям отдали. Постыдились бы!
Люди и замолкли, больше при ней вслух не высказываясь.
Наталью побаивались - сорокалетняя женщина была довольно сурова. Что уж греха таить, многие мужчины даже сторонились её:
- Ты, Наталья, замуж так и не выйдешь, так до старости одна и пробудешь. Нет в тебе мягкости и сердечности, - как-то качал головой тракторист Пётр, когда она в поле громким голосом командовала своей бригадой.
- А на кой ляд мне ваш брат сдался? Хватит с меня мягкости и сердечности, больше не позволю никому на своём горбу выезжать.
В голосе её будто металл звенел, бригадой она руководила так, что даже мужики тушевались. Вот и теперь люди видели, что она будто волчица оберегает свою племянницу.
****
Весной засеяли семена, всё лето люди ухаживали за будущим урожаем, держались друг друга, работали, а по осени всё село ликовало - амбары, склады и овощехранилища пополнены, как и погреба в домах жителей. А значит, голод не грозит.
Полина, глядя на то, как тётка квасит капусту, заплакала: маме стоило потерпеть...Девочка подумала, что она, наверное, готова была бы умереть, лишь бы мамочка не пошла на такой поступок.
- Полька, что стоишь и смотришь? Ступай сюда, помогай мне, нарезай "зеленку".
А после пойдём в огород, сорняк убирать, да еще надо будет залезть на чердак, перебрать его.
- А я еще уроки не сделала, - ответила девочка.
- Ничего, дела закончим, и сделаешь. Давай, давай, быстрее будешь шевелиться, быстрее всё закончим.
Полина, вздохнув, подошла к тетке. Нет, с мамой было проще. Говорили в селе, что из её матушки плохая хозяйка вышла, но зато она так не утруждала Полину. А тётя Наташа постоянно то на огород гоняет, то в доме кучу работы найдет, то сараи надо в порядок приводить. А в следующий год тётка хочет теленка завести, или козочку, кого удастся приобрести. И поросенка мечтает добыть, чтобы в следующую зиму с мясом быть. Это же всё на плечи девочки ляжет! Коля, сын её, в армию ушел и помощников не было. Всё им самим предстояло делать.
- Чего грустишь, Полинка? Мяса хочешь? - не зная о её мыслях. спросила Наталья, укладывая капусту в бочку. - Ни чё, ни чё, вот в следующем году вновь будут у нас куры по двору гулять, да поросёнок в стойле повизгивать. Эх, как же жаль, что из-за голода под нож всех пустить пришлось. Ну ничего, всё это дело наживное, дай Бог дожить.
- А мама всегда говорила, что Бога нет, - тихо ответила девочка. - И в школе так говорят.
- Коли бы твоя мать с Богом в сердце жила, сейчас, быть может, рядом с тобой была. Полина, Бог он есть, просто верить в него надо. И жить по его заветам.
- А в школе говорят, что надо жить по заветам наших великих вождей, - упрямо возразила Полина.
- И это тоже. Только и Божьи законы, как бы не отменяли их, соблюдать надобно. Ты, Полинка, крещеная ведь тоже. Все раньше крещенные были. И Кольку своего я тоже успела окрестить, покуда церкву нашу не снесли. А молитвам я тебя всё же научу. Жизнь она длинная, кто знает, как всё обернется.
Полина опустила голову. Её тете всего сорок лет, а она как бабулька себя ведет - то присказками какими разговаривает, то лоб у иконы крестит. Нет бы портрет Ленина в горнице повесить, а она образ в углу пристроила, да с ним всё толкует и что-то у невидимого Бога спрашивает.
****
Шли годы, Полина с нетерпением ждала мать, которой дали семь лет лагерей. С нетерпением и со страхом думала она о её возвращении - как мама будет дальше жить среди людей, которых, как они говорили, она обворовала? И главное - где они будут жить? Тётя Наташа хоть и пригрела племянницу, но вот о сестре она будто говорить не хочет. Всё приговаривает, что всегда Лизка была не от мира сего. Но всё же писала она письма матери Полины, да прикладывала к ним листочки, написанные аккуратным почерком девочки. Пару раз даже посылку собрала с теплыми носками, да тужуркой. Еще и табачку положила.
- Мама не курит, - заметила тогда Полина.
- А кто же сейчас знает, может уже и курит. Да вот Степан, что недавно освободился, пояснил: коли табак есть у тебя, на многое его выменять можно.
Писали они письма редко, всего раз в полгода, и получали так же раз в несколько месяцев. Но вот однажды письмо вернулось. Да еще и вместе с извещением о том, что Елизавета скончалась от воспаления легких в трудовом лагере, что был под Воркутой. Это случилось в 1937 году.
Полине тогда было пятнадцать лет, она только окончила школу. Девочка места себе не находила от горя. Наталья, которая не привыкла долго сырость разводить, посадила её перед собой и твердо сказала:
- На основании документов, что прислали из лагеря на адрес сельского совета я тебя удочерю.
- Зачем? - удивилась девочка.
- Так будет лучше, - Наталья посмотрела ей в глаза и тоном, не терпящим возражения, произнесла: - Учиться в город поедешь, и лучше под моей фамилией. Так проще. В графе "родители" меня впишешь вместо матери. Не нужно лишний раз, чтобы знали о твоей матери, что погибла в лагере, отбывая срок за кражу колхозного имущества.
- Тётя, а вы точно меня отпустите? - Полина едва сдержала слёзы, подумав о маме, но тут же мысль об учебе сменила грусть на надежду.
- Отчего же нет? - удивилась Наталья. - Учиться надо. Ты, Полька, головастая девчонка, тебе бы профессию освоить какую полезную, глядишь, люди заметят твои умения, да забудут о матушке твоей. До сих пор не вспоминали уж сколько времени, а как молва про гибель её прошла, так вновь стали мусолить, да косточки ей перемывать. Ты поезжай, Поля, поступай в город учиться на повара, а я потом попробую тебя в колхозную столовую пристроить.
- Я врачом стать хочу, - тихо произнесла Полина.
- Чтобы стать врачом, нужно еще учиться. А у меня средств не хватит содержать тебя. Ладно хоть Колька после армии в военное училище подался, да на государственном обеспечении.
- А если медсестрой? Вот выучусь на медсестру, поработаю немного, а потом и в институт.
- Можно и так. Но учиться пойдешь. Только после того, как я документ изменю.
Полина обняла свою тётю. Да, тысячу раз казалось ей, что у неё сердце из камня, да вот только за этой суровостью скрывается мудрая женщина. Пусть она не умеет быть ласковой, но зато она справедливая и рассудительная.
- Ну хватит, хватит, к чему все эти нежности. Я пойду в сельский совет, а ты ступай, курицу заруби.
***
Теперь Полина носила фамилию тетки, по её бывшему мужу - Ермолина. В тот вечер, когда Наталья принесла девочке новый документ, Полина ушла в сад и дала волю слезам. Нет больше Ведерниковых, никого не осталось... Ни мамы, ни папы, да и родни у отца не было, сиротой он рос. Она его и не помнила вовсе - Семена не стало, когда девочке всего год было. А теперь вот и фамилию сменили. Но потом девочка решила, что может быть, так и лучше. Новая фамилия, новая жизнь. А мамочка всегда будет в её сердце... Она, как и тётя, зубы сцепит и голову опускать не будет, лишь в душе она будет оплакивать маму. Жизнь идет дальше и, как говорит Наталья - живым жить...
В то же лето она поехала в город подавать документы на учебу. Теперь наступила другая, взрослая жизнь. Город, новые друзья, лекции - всё это так отличалось от деревенского быта, где утро начиналось с кормления птицы, свиньи и дойки коровы.