— Мам, тебе письмо какое-то странное пришло. Налоговое уведомление. Я ничего не понимаю, тут фамилия папина, а адрес — наш. И объект какой-то… земельный участок в посёлке «Тихие зори». Ты знаешь что-нибудь об этом?
Голос Оли в телефонной трубке звучал озадаченно. Ирина, которая в этот момент подкармливала орхидеи разведённым янтарным спиртом — «верное средство для пышного цветения», как учила соседка, — замерла с маленькой лейкой в руке.
— Какое уведомление, Оленька? Мы все налоги на квартиру давно оплатили. А участков у нас отродясь не было, кроме старой дачи, которую мы ещё десять лет назад продали. Наверное, ошибка какая-то.
— Не похоже на ошибку, мам. Тут всё чётко: кадастровый номер, площадь — десять соток. И сумма налога приличная, с пеней уже. Уведомление на уплату налога на имущество физических лиц. Я тебе скан на почту скинула, посмотри.
Ирина положила трубку и медленно побрела к старому ноутбуку. Руки слегка дрожали. «Тихие зори»… Название показалось смутно знакомым, но она не могла вспомнить, где его слышала. Открыв письмо от дочери, она уставилась на официальный бланк с гербом. Всё было так, как сказала Оля: собственник — Владимир Смирнов, её, теперь уже бывший, муж. А адрес для корреспонденции — её. Адрес, где он был прописан тридцать лет.
Холодок пробежал по спине. Участок. Десять соток. Купленный, судя по дате в документе, семь лет назад. В тот самый год, когда она, взяв все свои скромные сбережения и влезши в долги, оплачивала операцию на сердце своей матери. Она помнила тот год в мельчайших деталях: бессонные ночи у больничной койки, панические атаки от страха и безденежья, унизительные просьбы к знакомым одолжить хоть немного. А Владимир тогда сочувственно качал головой и жаловался на «трудные времена» и «отсутствие перспектив».
— Перспектив, значит, не было… — прошептала Ирина в пустоту квартиры. — Стратег…
Она снова набрала номер дочери.
— Оля, это не ошибка. Мне кажется, я на пороге очень неприятного открытия.
Ольга приехала на следующий же день. Она разложила на кухонном столе документы, которые успела «пробить» по своим каналам, и её лицо было серьёзным, как у прокурора на заседании.
— Итак, мама. Готовься. У нашего папы, оказывается, много тайн. Земельный участок в элитном коттеджном посёлке «Тихие зори» — это только верхушка айсберга. Он был куплен семь лет назад за три миллиона рублей.
Ирина ахнула и прижала руку ко рту. Три миллиона! Она таких денег в руках никогда не держала.
— Но это ещё не всё, — продолжила Оля, постукивая ручкой по бумаге. — Два года спустя на этом участке был построен дом. Двухэтажный, сто пятьдесят квадратных метров. По самым скромным оценкам, его стоимость сейчас — не меньше пятнадцати миллионов. И дом, и участок зарегистрированы на него.
— Откуда… откуда у него такие деньги? — Ирина чувствовала, как земля уходит из-под ног. Всю жизнь она считала копейки, а её муж, оказывается, был миллионером.
— Вот это самый интересный вопрос. Официальных доходов у него практически не было. Но, как я выяснила через знакомых в банке, пять лет назад на его имя был открыт счёт, на который регулярно поступали крупные суммы. Происхождение денег — неизвестно. Счёт был закрыт год назад, как раз перед вашим разводом. Деньги сняты наличными.
— Боже мой… — только и смогла выговорить Ирина.
Она сидела на своей уютной кухне, где всё было куплено на её честно заработанные деньги, и осознавала масштаб обмана. Тридцать лет она жила с чужим человеком. С лжецом, который не просто сидел у неё на шее, но и втихую строил себе другую, богатую жизнь. За её спиной. Вероятно, на её же деньги, которые она, как дура, отдавала ему на «проекты» и «поиски себя».
Внезапно в памяти всплыла одна деталь. Лет восемь назад у свекрови пропали старинные золотые монеты, которые достались ей от прадеда-купца. Антонина Павловна тогда подняла страшный шум, обвиняла сиделку, которая ухаживала за её больным мужем. Сиделку уволили с позором, хотя та клялась, что ничего не брала. А Владимир тогда… он был таким спокойным. Сказал матери: «Мам, ну что ты. Старый человек, куда-то засунула и забыла. Найдутся». Монеты так и не нашлись.
— Оля, а если… если эти деньги были ворованными? — тихо спросила Ирина.
— Это вряд ли. Скорее всего, это какая-то серая схема. Возможно, он был чьим-то подставным лицом. Или… — Оля запнулась, — или это наследство, о котором мы не знали. В любом случае, мама, по закону всё, что было приобретено в браке на возмездной основе, является совместной собственностью супругов. Неважно, на кого это оформлено. И ты имеешь право ровно на половину. На половину дома, участка и всех денег, которые прошли через его счета.
— Мне не нужны его грязные деньги, — с горечью сказала Ирина.
— Это не его деньги! Это ваши! — в голосе Оли зазвенел металл. — Это деньги, которые он украл у тебя! У нас! Мама, ты помнишь, как не могла купить мне нормальные сапоги на зиму, потому что отец в очередной раз «прогорел»? А он в это время покупал себе землицу под Москвой! Ты помнишь, как дедушка умирал, а у нас не было денег на хорошее лекарство? А этот… этот «человек тонкой душевной организации» крутил миллионами! Нет уж! Мы это так не оставим! Мы будем бороться!
Ирина посмотрела на свою дочь. Такая молодая, но такая сильная. В ней была та твёрдость, которой так не хватало ей самой. И глядя на неё, Ирина почувствовала, как горечь и обида сменяются холодной, звенящей яростью.
— Ты права, дочка. Мы будем бороться. Не ради денег. Ради справедливости.
Первым делом они решили поговорить с Владимиром. Ирина позвонила ему и сухо сказала: «Нам нужно встретиться. Есть серьёзный разговор». Он, видимо, решив, что она соскучилась и хочет его вернуть, приехал быстро. Вальяжный, одетый в новый, явно дорогой джемпер.
— Ну, привет, Ириша, — протянул он с самодовольной ухмылкой, входя в её квартиру. — Я так и знал, что ты долго не протянешь одна. Соскучилась по крепкому мужскому плечу?
Ирина молча положила перед ним на стол налоговое уведомление. Ухмылка медленно сползла с его лица. Он побледнел.
— Это… это ошибка какая-то, — пробормотал он, не глядя ей в глаза.
— Ошибки нет, Володя, — вмешалась Оля, выходя из комнаты. — Мы всё знаем. Про участок, про дом, про банковский счёт. Папа, откуда деньги?
Владимир вскочил, его лицо исказилось от злобы.
— А тебе какое дело, соплячка? Не лезь в дела взрослых! Это моё! Ясно? Моё!
— То, что куплено в браке, — общее, — спокойно парировала Оля. — Статья 34 Семейного кодекса. Мама подаёт в суд на раздел совместно нажитого имущества. Мы требуем половину. Или ты можешь решить дело миром и выплатить ей компенсацию. По рыночной стоимости. Это около восьми миллионов рублей.
— Восемь миллионов?! — взвизгнул Владимир. — Да вы с ума сошли! Я вам ни копейки не дам! Это… это подарок! Мне подарили!
— Кто подарил? — вкрадчиво спросила Оля. — У нас есть доказательства, что это была покупка. Договор купли-продажи. Так что твоя версия с подарком в суде не пройдёт.
Владимир понял, что загнан в угол. Он перевёл взгляд на Ирину. В его глазах больше не было спеси, только страх и ненависть.
— Это ты всё подстроила, да? Решила меня обобрать до нитки! Змея! Я тебе всю жизнь посвятил, а ты…
— Хватит, Володя, — прервала его Ирина. Её голос был тихим, но в нём звучала сталь. — Твоя жизнь — это сплошной обман. Ты обманывал меня, детей, собственную мать. Мне просто интересно, как тебе спалось по ночам? Когда ты знал, что твоя жена в это время считает копейки, чтобы купить еды? Когда ты смотрел, как я надрываюсь на двух работах? Тебе не было стыдно?
Он ничего не ответил. Просто развернулся и выбежал из квартиры.
А через час в дверь позвонили. На пороге стояла Антонина Павловна. За её спиной маячил помятый Сергей.
— Душегубка! Воровка! — с порога закричала свекровь, размахивая руками. — Решила последнее у сиротинушки моего отобрать? Да я тебе волосы вырву!
— Успокойтесь, Антонина Павловна, и не кричите в моей квартире, — холодно сказала Ирина, преграждая ей дорогу.
— В твоей? — взвизгнула та. — Да тут всё моих мальчиков! Ты приживалка, всю жизнь за их счёт жила!
Этот абсурдный упрёк стал последней каплей. Ирина вдруг почувствовала, как внутри неё что-то обрывается. Весь страх, вся покорность, которые копились годами, исчезли.
— За их счёт? — переспросила она, глядя свекрови прямо в глаза. — Это я-то жила за их счёт?! Да вы хоть знаете, что ваш «сиротинушка» Володенька, пока я горбатилась, дома себе строил за пятнадцать миллионов?! А второй ваш орёл, — она перевела взгляд на Сергея, который испуганно вжал голову в плечи, — годами у меня деньги тянул, якобы на еду, а сам их пропивал! Вы вырастили двух эгоистов и паразитов, Антонина Павловна! И вы ещё смеете меня в чём-то упрекать?
— Это неправда! — закричала свекровь. — Володенька всё для семьи делал! Он… он эти деньги заработал! Тяжким трудом! А ты хочешь их отнять!
И тут произошло нечто неожиданное. Сергей, который всё это время молча стоял сзади, вдруг шагнул вперёд. Он был пьян, но в его глазах стояли слёзы.
— Мама, хватит, — прохрипел он. — Хватит врать… Ирка… Ирка, прости меня. Я тебе всё расскажу…
— Замолчи, идиот! — шикнула на него Антонина Павловна, пытаясь оттащить его назад.
Но его было уже не остановить.
— Это не Вовкины деньги были, — он икал и размазывал слёзы по небритым щекам. — Это… это бабкины монеты. Прадедовы.
Вовка их тогда нашёл у тебя в комоде, когда помогал по хозяйству. Он сказал, что ты разрешила взять…» Сказал, продадим, бизнес откроем… А потом… он меня обманул. Сказал, что ничего не вышло. А сам… дом построил… А мне только на водку и давал… Чтобы молчал…
Он рухнул на колени прямо в коридоре и зарыдал, как ребёнок.
— Прости, Ирка… я скотина… прости…
Ирина смотрела на эту сцену, и у неё не было ни злости, ни радости. Только пустота и огромная, всепоглощающая жалость. Не к этим людям. А к себе. К той молодой, наивной девочке Ире, которая тридцать лет своей жизни положила на алтарь этой лживой, прогнившей семьи.
Она вспомнила, как много лет назад, когда они с Володей только поженились, он принёс ей полевые ромашки. Просто так. Нарвал у дороги. И она была абсолютно счастлива. Она прижала этот маленький букетик к груди и подумала, что вот оно, настоящее счастье. В тот момент она бы отдала за него жизнь. И, по сути, она её и отдала. Только он этого не оценил.
Слёзы покатились по её щекам. Это были не слёзы обиды или гнева. Это были слёзы прощания. Прощания со своими иллюзиями, со своей украденной молодостью, со своей верой в то, что любовь может всё преодолеть. Не может. Особенно если любви никакой и не было.
Антонина Павловна, увидев, что всё вскрылось, замолчала. Её лицо стало серым, как пепел. Она смотрела то на рыдающего младшего сына, то на Ирину, и в её глазах был животный ужас. Крах. Полный крах её мира, где её мальчики были самыми лучшими.
— Уходите, — тихо сказала Ирина. — Просто уходите все.
Она закрыла за ними дверь и медленно сползла по ней на пол. Жужа подбежала к ней, тявкнула и начала вылизывать солёные слёзы с её щёк. А Ирина обняла маленькую собачку и впервые за долгие годы позволила себе просто плакать. Плакать о себе.
Суд был недолгим. Представленные Ольгой доказательства были неопровержимы. Дом и участок признали совместно нажитым имуществом. Владимир пытался кричать, обвинять, доказывать, что деньги ему «подарили», но выглядел жалко. Суд постановил взыскать с него в пользу Ирины половину рыночной стоимости недвижимости.
Чтобы выплатить долг, ему пришлось продать свой «дворец» в «Тихих зорях». Говорят, он остался почти ни с чем. Переехал в маленькую съёмную квартирку на окраине. Антонина Павловна после пережитого шока слегла и больше не вставала. Сергей окончательно спился.
Ирина получила свои деньги. Большие, немыслимые для неё деньги. Она могла бы купить себе новую квартиру, машину, уехать к морю. Но она сделала по-другому.
Часть денег она отдала Оле — на расширение их с мужем жилплощади. Часть положила на счёт внуку — на будущее образование. На оставшиеся деньги она сделала то, о чём мечтала, но боялась себе позволить: вставила, наконец, хорошие зубы, съездила в санаторий в Кисловодск и открыла маленькое ателье по пошиву и ремонту одежды. Прямо на первом этаже своего дома.
Её дело пошло. У Ирины были золотые руки, и скоро у неё не было отбоя от клиентов. Она работала в своё удовольствие, много общалась с людьми, смеялась. Вечерами она сидела в своём уютном кресле, пила травяной чай, вязала и смотрела старые фильмы. И была абсолютно счастлива.
Однажды в её ателье зашёл Дима, её сын. Он долго мялся, переминался с ноги на ногу, а потом сказал:
— Мам, прости меня. Я был таким же, как отец. Слепым эгоистом. Но глядя на тебя… я понял. Я хочу быть другим.
Он положил на стол деньги.
— Это мой первый долг тебе. За тот телефон. Я буду отдавать всё, что смогу.
Ирина посмотрела на сына, и в её сердце шевельнулось что-то тёплое. Возможно, ещё не всё было потеряно. Возможно, её пример чему-то научил хотя бы его.
Она знала, что впереди ещё много лет жизни. Спокойной, светлой, наполненной простыми радостями. И она больше никогда и никому не позволит себя обмануть. Потому что самая главная битва, которую она выиграла, была не за дом и не за деньги. Это была битва за себя. И эту победу у неё уже никто не мог отнять.