— Опять икру себе на хлеб мажешь? Не жирно ли тебе, Леночка? – голос свекрови, Тамары Павловны, прозвучал так же резко, как скрип несмазанной двери. Он разрезал уютную тишину кухни, где пахло свежезаваренным чаем и яблочным пирогом.
Елена замерла, её рука с ножом, покрытым тонким слоем красных икринок, повисла над куском батона. Она медленно подняла глаза. За столом сидел её муж, Артём, и старательно делал вид, что изучает узор на своей кружке. Он всегда так делал, когда его мать начинала свои атаки – уходил в себя, становился маленьким и незаметным, словно надеялся, что буря пронесется мимо.
— Мама, это же не черная осетровая, а обычная, по акции, – тихо сказала Елена, стараясь, чтобы её голос не дрожал. – Мы с Артёмом вчера вместе купили.
— «Мы купили», – передразнила Тамара Павловна, поджав тонкие, недовольные губы. – Деньги-то Артёмкины. А ты у нас теперь барыня, на всем готовом. Сидишь целыми днями дома, прохлаждаешься. Конечно, можно и икоркой побаловаться. Не свои же кровные тратишь. Нахлебница.
Последнее слово прозвучало негромко, почти буднично, но ударило Елену под дых. Воздух вышел из легких. Она посмотрела на мужа, и в её взгляде была отчаянная, безмолвная мольба: «Скажи хоть что-нибудь. Защити. Ты же муж».
Артём поднял голову, его взгляд метнулся от матери к жене и обратно. В его глазах была усталость и… страх. Он открыл рот, но не издал ни звука. Потом тяжело вздохнул и снова уставился в свою кружку, словно на её дне был написан ответ на все вопросы мироздания. Он промолчал. Снова.
И в этот момент внутри Елены что-то оборвалось. Та тонкая ниточка надежды, за которую она цеплялась последние полгода, с того самого дня, как её сократили из библиотеки, где она проработала десять лет. Ниточка лопнула с оглушительным звоном, который слышала, кажется, только она одна.
Они жили втроем в двухкомнатной «хрущевке», доставшейся Тамаре Павловне от её родителей. Это был её главный козырь, её несокрушимый аргумент в любом споре. «Моя квартира», – говорила она, и это означало, что и правила здесь её. До сокращения Елены это ощущалось не так остро. Лена работала, получала пусть и не огромную, но стабильную зарплату, которую почти целиком вкладывала в семью. На её деньги делали ремонт в ванной, покупали новый холодильник и стиральную машину, ездили в отпуск в Анапу. Тогда Тамара Павловна была если не ласковой, то хотя бы сдержанной.
Но полгода назад библиотеку, где работала Елена, «оптимизировали». Новое модное слово, за которым стояли судьбы десятков людей, выброшенных на улицу. Для сорокалетней женщины без востребованной специальности найти работу в их небольшом городке оказалось практически невозможно. И вот тогда начался ад.
Сначала это были просто намеки. «Что-то за свет много платим в этом месяце. Наверное, кто-то телевизор целыми днями смотрит». Или: «Ах, спина болит, сумки тяжелые из магазина тащила. Некому помочь, все на диванах лежат».
Елена старалась не обращать внимания. Она взяла на себя всё хозяйство. Квартира блестела, обеды из трех блюд всегда были готовы к приходу Артёма и его мамы с работы. Тамара Павловна работала гардеробщицей в местном театре, но вела себя так, будто была как минимум его директором.
Но чем больше Лена старалась, тем сильнее становились нападки. Свекровь будто упивалась своей властью, своей возможностью унизить и растоптать. Она находила пыль в самых дальних углах, критиковала её стряпню, высмеивала её попытки найти работу.
— Куда тебе? В твои-то годы! – фыркала она, когда Лена собиралась на очередное собеседование. – Сидела бы уже тихо и спасибо говорила, что крыша над головой есть и кусок хлеба.
Артём же, её любимый Артёмка, с которым они когда-то мечтали о своем доме с садом и двумя детьми, превратился в тень. Он уставал на своей работе в автосервисе, приходил домой, ужинал и утыкался в телевизор или телефон. Все попытки Лены поговорить, объяснить, как ей больно и обидно, натыкались на стену.
— Лен, ну ты же знаешь маму. У нее характер тяжелый, – бормотал он, не отрывая глаз от экрана. – Не обращай внимания. Она не со зла.
«Не со зла?» – хотелось кричать Елене. – «Она планомерно уничтожает меня, а ты говоришь, что это не со зла?!»
Но она молчала, глотая слезы по ночам, уткнувшись в подушку, чтобы муж не слышал. Она всё ещё надеялась. Что он очнется, вспомнит, что она его жена, а не прислуга, и поставит мать на место. Но сегодняшний день с этой банкой икры показал – надеяться больше не на что.
После того ужина Елена не спала всю ночь. Она лежала рядом с мирно посапывающим Артёмом и смотрела в потолок, на котором плясали тени от уличного фонаря. Обида и гнев, которые она так долго подавляла, сменились холодной, звенящей пустотой. А потом, под утро, пришла ясность. Резкая, как пощечина. Бороться можно и нужно. Но не за любовь и уважение этих людей. А за себя.
На следующий день она позвонила своей единственной близкой подруге, Ольге. Они дружили ещё со школы. Ольга была женщиной боевой, разведенной, работала риелтором и знала жизнь не по книжкам.
— Оль, привет. Это я, – голос Елены был хриплым от бессонной ночи.
— Ленка, привет! Что стряслось? На тебе лица нет, я по голосу слышу, – тут же отреагировала подруга.
Елена, с трудом сдерживая рыдания, рассказала всё. И про «нахлебницу», и про икру, и про молчание Артёма.
Ольга слушала, не перебивая. А потом сказала твердо:
— Так, подруга, слёзы в кулак. Хватит быть жертвой. Они из тебя всю кровь выпьют и косточки выплюнут. Скажи мне, когда вы ремонт в квартире делали, чеки, договоры какие-нибудь сохранились?
— Ремонт? – удивилась Лена. – Да, года три назад. В ванной плитку меняли, сантехнику новую ставили. И на кухне гарнитур новый. Чеки… я не помню. Может, и сохранились где-то в старых бумагах. А зачем?
— А за тем, милая моя, – в голосе Ольги появились стальные нотки, – что по нашему Семейному кодексу, статья 37, если быть точной, имущество одного из супругов может быть признано их совместной собственностью, если в период брака за счет общего имущества или труда другого супруга были сделаны вложения, значительно увеличивающие стоимость этого имущества. Проще говоря, если ты докажешь, что в «её» квартиру были вложены ваши общие деньги, а еще лучше – твои личные, то ты можешь претендовать на долю. Или, как минимум, на компенсацию. Это называется «неотделимые улучшения».
Елена слушала, затаив дыхание. Этого она не знала. Она всегда считала квартиру неприкосновенной собственностью свекрови.
— Ты думаешь… это возможно? – с надеждой спросила она.
— Я не думаю, я знаю. У меня был похожий случай в практике. Муж клиентки тоже кричал на каждом углу, что дача его, родительская. А мы доказали, что она туда за десять лет брака столько денег и труда вбухала, что отсудили ей почти половину. Так что первое твоё задание: перерой весь дом и найди все чеки, квитанции, договоры. Любую бумажку. Второе: прекращай играть в Золушку. Готовь только на себя и на Артёма. И третье, самое главное, – тебе нужны свои деньги. Срочно.
— Но где я их возьму? Работы нет…
— А руки у тебя на что? – не унималась Ольга. – Ты же у нас торты печешь – пальчики оближешь! Помнишь, ты мне на юбилей «Наполеон» делала? У меня все гости рецепт просили!
Елена действительно любила печь. Это было её единственной отдушиной в последнее время. Она находила в интернете новые рецепты, экспериментировала с кремами и украшениями. Но ей и в голову не приходило, что на этом можно заработать.
— Ой, Оль, да кому это нужно? Сейчас в каждой кондитерской…
— А ты попробуй! – перебила подруга. – Создай страничку в соцсетях, выложи фотки своих тортов. Для начала предложи знакомым, сделай скидку. Я буду твоим первым клиентом! Испеки мне на выходные свой фирменный медовик. Деньги сразу на карту переведу. Понимаешь, Лена, тебе нужно почувствовать почву под ногами. Финансовая независимость – это твоё главное оружие.
Этот разговор с Ольгой стал для Елены спасательным кругом. В ней проснулся азарт. Весь день, пока свекровь была на работе, она, как ищейка, ползала по антресолям и шкафам. И удача ей улыбнулась! В старой папке с документами она нашла почти всё: и договор с фирмой на установку кухонного гарнитура, и чеки на плитку, ванну, смесители. И самое главное – несколько старых банковских выписок, где было видно, что крупные суммы списывались с её зарплатной карты как раз в те месяцы, когда шел ремонт.
Она аккуратно сложила все бумаги в отдельный файл и спрятала его. Это была её маленькая тайна. Её страховка.
Вечером она приготовила ужин – гречку с котлетами. Но, накрывая на стол, поставила только две тарелки – себе и Артёму.
Тамара Павловна вернулась с работы, по привычке вошла на кухню, ожидая увидеть накрытый стол.
— А это что такое? – её тонкие брови поползли вверх. – Ты почему на меня не накрыла?
Елена, не поднимая головы, спокойно ответила:
— Я больше не ваша прислуга, Тамара Павловна. Вы сами сказали, что я нахлебница. Нахлебники не готовят. Я приготовила для своей семьи – для себя и для мужа. А вы можете приготовить себе сами. Или поесть то, что осталось со вчерашнего дня.
В кухне повисла звенящая тишина. Тамара Павловна побагровела. Она открывала и закрывала рот, как рыба, выброшенная на берег. Она привыкла к тому, что невестка молчит и терпит. Такого отпора она не ожидала.
— Да ты… да ты что себе позволяешь?! В моём доме! – наконец прошипела она.
— В нашем общем доме, – так же спокойно поправила Елена. – Мы здесь живем с мужем, и я вкладывала в этот дом не меньше вашего. Так что имею право.
Она посмотрела на Артёма. Он сидел бледный, с вилкой в руке, и смотрел то на неё, то на мать. В его глазах был шок.
— Артём, ты это слышал?! – взвизгнула Тамара Павловна, обращаясь к сыну. – Она меня оскорбляет! Ты будешь молчать?!
Артём вздрогнул. Он посмотрел на жену. Но сегодня в её взгляде не было мольбы. Там была холодная сталь. И он снова промолчал. Но на этот раз Елене было уже всё равно. Она спокойно доела свою котлету и ушла в комнату.
С этого дня жизнь в квартире превратилась в холодную войну. Они практически не разговаривали. Елена, как и советовала Ольга, создала в социальной сети страничку под названием «Ленина выпечка» и выложила фотографии своих лучших работ. Ольга сделала репост, написав восторженный отзыв. И заказы пошли. Сначала один, потом два. Знакомые, потом знакомые знакомых.
Елена пекла по ночам, когда все спали, чтобы не занимать кухню днём. Она вкладывала в каждый торт всю свою душу. Аромат ванили и корицы, смешиваясь с запахом бисквита, вытеснял из квартиры ядовитые миазмы ненависти. Когда она получала первые деньги на карту, у неё от радости закружилась голова. Это были её деньги! Заработанные! Она больше не была «нахлебницей».
Она купила себе новый миксер, качественные формы для выпечки. Тамара Павловна с презрением наблюдала за её деятельностью.
— Ишь, бизнес-леди нашлась. Кухню мне тут уделала своей мукой. Думаешь, разбогатеешь на своих кренделях?
Елена не отвечала. Она просто делала своё дело. Через два месяца у неё было уже по 3-4 заказа в неделю. Она завела блокнот, куда записывала доходы и расходы. Она стала откладывать деньги на отдельный счет, о котором никто не знал.
Артём делал вид, что ничего не замечает. Ему было так удобнее. Он по-прежнему молчал, существуя где-то между двух огней. Но он не мог не видеть, как изменилась Лена. Она выпрямилась, в её глазах появился блеск. Она перестала ждать его защиты, она научилась защищаться сама.
Развязка наступила внезапно.
Однажды Елена вернулась домой после встречи с заказчицей. Войдя в квартиру, она почувствовала едкий запах гари. На кухне, над раковиной, стояла Тамара Павловна и со злорадной усмешкой скребла ножом что-то черное. Это был её новый, дорогой силиконовый коврик для выпечки. Он был безнадежно испорчен.
— Ой, Леночка, а я тут блинчики решила испечь, – пропела свекровь, не глядя на неё. – Взяла твою эту подстилку, а она, видать, бракованная. Прилипла к сковородке и сгорела.
У Елены потемнело в глазах. Этот коврик она заказала через интернет и ждала две недели. Он стоил почти тысячу рублей. И она знала, что свекровь сожгла его нарочно. Это была мелкая, пакостная месть за её успехи.
— Вы… вы сделали это специально! – выдохнула она.
— Да что ты, деточка! С ума сошла? – невинно захлопала глазами Тамара Павловна. – Руки у тебя не оттуда растут, вот и покупаешь всякое барахло.
И в этот момент дверь открылась, и вошел Артём. Он увидел почерневший коврик, заплаканное лицо жены и торжествующее – матери.
— Что здесь происходит? – устало спросил он.
И тут Елену прорвало. Всё, что копилось в ней месяцами, выплеснулось наружу.
— ЧТО ПРОИСХОДИТ?! – закричала она, и от её крика задребезжали стекла в серванте. – Я СЕЙЧАС СКАЖУ ТЕБЕ, ЧТО ПРОИСХОДИТ! ТВОЯ МАТЬ ТОЛЬКО ЧТО УНИЧТОЖИЛА МОЮ ВЕЩЬ! МОЮ! КУПЛЕННУЮ НА МОИ, СЛЫШИШЬ, МОИ ЗАРАБОТАННЫЕ ДЕНЬГИ! ОНА ПОЛГОДА НАЗЫВАЕТ МЕНЯ НАХЛЕБНИЦЕЙ, УНИЖАЕТ МЕНЯ КАЖДЫЙ ДЕНЬ! А ТЫ! ГДЕ В ЭТО ВРЕМЯ ТЫ, АРТЁМ?! ТЫ МОЛЧИШЬ! ТЫ ПРЯЧЕШЬ ГОЛОВУ В ПЕСОК, КАК СТРАУС! ТЫ НЕ МУЖ, ТЫ МАМЕНЬКИН СЫНОК, КОТОРЫЙ БОИТСЯ РОТ ОТКРЫТЬ!
Она кричала, захлебываясь словами и слезами гнева. Тамара Павловна опешила от такого напора.
— Прекрати истерику! – приказала она. – Ты в моём доме, не забывайся!
— НЕТ! ЭТО ВЫ НЕ ЗАБЫВАЙТЕСЬ! – Елена развернулась к ней. – ЭТО НЕ ТОЛЬКО ВАШ ДОМ! Я СЮДА ДЕСЯТЬ ЛЕТ СВОЮ ЗАРПЛАТУ ВНОСИЛА! ВОТ ЭТА КУХНЯ, НА КОТОРОЙ ВЫ СЕЙЧАС СТОИТЕ, КУПЛЕНА НА МОИ ДЕНЬГИ! ВАННАЯ, В КОТОРОЙ ВЫ МОЕТЕСЬ, ОТРЕМОНТИРОВАНА НА МОИ ДЕНЬГИ! У МЕНЯ ЕСТЬ ВСЕ ЧЕКИ! ВСЕ ДОКУМЕНТЫ!
Она выбежала в комнату и через секунду вернулась, швырнув на стол ту самую папку.
— ВОТ! СМОТРИТЕ! И ТЫ СМОТРИ, АРТЁМ! Я КОНСУЛЬТИРОВАЛАСЬ С ЮРИСТОМ! Я ИМЕЮ ПРАВО НА КОМПЕНСАЦИЮ ПОЛОВИНЫ СТОИМОСТИ ВСЕХ ЭТИХ УЛУЧШЕНИЙ! И ЕСЛИ ВЫ ДУМАЕТЕ, ЧТО Я ЭТО ТАК ОСТАВЛЮ, ВЫ ОШИБАЕТЕСЬ! Я ПОДАМ В СУД! И Я ЕГО ВЫИГРАЮ!
Артём и его мать смотрели на чеки и договоры, разложенные на столе, как на ядовитых змей. Они не могли поверить своим глазам. Они и забыли давно про тот ремонт, списали его со счетов. А она всё помнила. Всё сохранила.
— Так вот, – Елена перевела дыхание, её голос стал тише, но твёрже, – у вас есть два варианта. Первый: вы сейчас же собираете вещи и съезжаете. Я остаюсь здесь, в квартире, пока мы через суд не решим вопрос с моей долей. Или пока вы не выплатите мне мою компенсацию добровольно. Второй вариант…
Она сделала паузу, глядя прямо в глаза Артёму.
— Второй вариант: твоя мать просит у меня прощения. И с этого дня она относится ко мне как к хозяйке этого дома, а не как к прислуге. Она больше никогда не повышает на меня голос и не смеет трогать мои вещи. А ты, Артём, – она ткнула пальцем ему в грудь, – ты, наконец, решаешь, кто ты: муж или сын. И если ещё хоть раз, ХОТЬ ОДИН РАЗ, я услышу в свой адрес оскорбление, а ты промолчишь, я уйду в тот же день. И мы встретимся с тобой и с твоей мамой в суде. Выбирайте.
Она села на табуретку, сложив руки на груди. Она сказала всё. Внутри была звенящая пустота и странное спокойствие. Она была готова к любому исходу.
Первой опомнилась Тамара Павловна.
— Да она… она нам угрожает! Шантажистка! – закричала она, но в её голосе уже не было прежней уверенности. Был страх. Страх суда, позора перед соседями, страх потерять свою уютную квартиру или часть денег.
Артём молчал, переводя взгляд с искаженного злобой лица матери на спокойное и решительное лицо жены. Он вдруг увидел её по-новому. Не забитую домохозяйку, а сильную, незнакомую женщину. И понял, что может её потерять. Прямо сейчас. Навсегда. И эта мысль оказалась страшнее материнского гнева.
Он медленно поднялся, подошел к матери и тихо, но так, чтобы слышала и Елена, сказал:
— Мама. Извинись.
Тамара Павловна задохнулась от возмущения.
— Что?! Да никогда!
— Мама, – повторил Артём, и в его голосе прорезался металл, которого Елена не слышала никогда прежде. – Лена права. Во всём. Ты перешла все границы. Извинись. Пожалуйста.
Он смотрел на мать долго, не отводя взгляда. И она сломалась. Вся её спесь, вся её напускная важность съежились под этим неожиданным напором.
Она повернулась к Елене, поджала губы и процедила сквозь зубы:
— Прости.
Это было неискренне, зло. Но это было сказано.
— Я вас не расслышала, – спокойно сказала Елена.
— Прости! – громче, почти выкрикнула Тамара Павловна и, развернувшись, выбежала из кухни.
Елена посмотрела на Артёма. Он подошел к ней и взял её руки в свои.
— Прости меня, Лен. Я был таким дураком. Трусом. Я всё исправлю, слышишь? Я обещаю.
Елена не ответила. Она просто смотрела на него. Она знала, что впереди ещё долгий путь. Старые привычки не умирают за один день. Но сегодня она выиграла главное сражение. Сражение за себя.
Прошло ещё полгода. Жизнь в маленькой «хрущевке» изменилась до неузнаваемости. Тамара Павловна затихла. Она больше не лезла в жизнь молодых, разговаривала с невесткой исключительно на бытовые темы и подчёркнуто вежливо. Страх перед судом и твёрдость, которую теперь излучала Елена, сделали своё дело.
Артём изменился ещё больше. Он словно повзрослел за одну ночь. Он начал помогать Елене с её заказами – отвозил торты клиентам, закупал продукты. Они снова начали разговаривать по вечерам, делиться планами, смеяться. Он как будто заново влюбился в свою жену, увидев в ней ту силу, которой ему самому так не хватало.
А маленькое дело Елены росло. У неё появились постоянные клиенты, её «сарафанное радио» работало лучше любой рекламы. Она смогла накопить приличную сумму. Однажды вечером, когда они с Артёмом сидели на кухне, она открыла на ноутбуке сайт с объявлениями о продаже недвижимости.
— Что это ты смотришь? – спросил он.
— Нам нужно своё жильё, Артём, – серьёзно сказала она. – Маленький домик с участком. Как мы когда-то мечтали. У меня есть первоначальный взнос. И мы сможем взять ипотеку.
Артём посмотрел на неё, потом на экран ноутбука, где был изображен симпатичный домик с черешневой крышей. И улыбнулся.
— Да, – сказал он. – Нам давно пора.
В тот вечер они долго сидели обнявшись, листая объявления и строя планы на будущее. Елена чувствовала себя абсолютно счастливой. Она прошла через унижения и предательство, но не сломалась. Она нашла в себе силы дать отпор и построить свою жизнь заново. Она больше не была «нахлебницей». Она была хозяйкой своей судьбы. И этот урок она запомнила навсегда.