Римма поставила чайник и привычно открыла форточку — пусть свежий воздух выгонит запах вчерашней жареной картошки. Кошка Муська потёрлась о ноги, требуя завтрак.
— Потерпи немного, — проговорила Римма, доставая из холодильника молоко. — Петя опять ушёл, не позавтракав. Куда торопится в субботу утром?
Радио тихо шипело на подоконнике. Диктор говорил о курсе доллара, о новых законах. Римма слушала вполуха — эти девяностые годы принесли столько перемен, что голова кружилась. Хорошо хоть работа стабильная, в ПТО бухгалтера всегда нужны.
Она нарезала хлеб, намазала масло. Надо бы на дачу съездить на выходных. Смородину проверить, может, уже созрела. И яблони побелить пора.
Мысли о даче всегда грели душу. Маленький участок в сорока километрах от города, домик размером с сарай, но свой, любимый. Их с Петром уголок, где можно забыть о городской суете.
Через час Римма собралась на рынок. Нужно было купить мяса на воскресный обед и картошки — своя ещё не поспела.
На рынке толпилось много народу. Продавцы расхваливали товар, покупатели торговались. Римма купила курицу, взяла пару килограммов картофеля у знакомой тётки Нины.
— Рим, а ты чего такая задумчивая сегодня? — спросила Нина, взвешивая картошку.
— Да так, о даче думаю. Надо съездить, посмотреть, как там всё.
— Правильно. У меня вон сын каждые выходные ездит, участок в порядке держит.
Возле подъезда Римму поджидала Марианна с огромной сумкой газет.
— Привет, соседка! — крикнула она. — Ты не знаешь, Петрова из двенадцатой квартиры дома? Хочу ей журнал отдать.
— Не видела сегодня, — ответила Римма, ставя сумки на землю. — Руки отваливаются уже.
Марианна подошла ближе, понизила голос:
— А ты слышала про дачи в нашем товариществе? Говорят, участки нарасхват идут. Деньги у людей появились.
— Не слышала особо, — Римма пожала плечами. — А что?
Тут к ним подошёл Егор в своём вечном ватнике. Даже в июльскую жару он не снимал его.
— Ой, Риммочка! — заулыбался он, шепелявя. — А я тебя ишкал. Пождравить хотел!
Римма удивилась:
— С чем поздравлять, Егор Петрович?
— Как это с чем? — Егор округлил глаза. — Так с выгодной жделочкой! Не знал, что Пётр у тебя такой деловой человек!
Сердце Риммы пропустило удар. Она переглянулась с Марианной.
— Какой сделкой? — тихо спросила она.
— Ну как же! — Егор замахал руками. — Ваш участок вчера продали! Я шам видел, как Пётр ключи новому хожяину передавал. Молодая пара такая, с ребёнком. Говорят, за хорошие деньги вжяли.
Мир качнулся. Римма почувствовала, как лицо заливает жар, а руки начинают дрожать.
— Вы… вы ошибаетесь, — прошептала она. — Мы ничего не продавали.
— Да что ты, Римочка! — Егор покачал головой. — Даже соседи видели. Пётр документы покажывал, деньги считал. А новые хожяева уже планы строят — баню хотят поставить на месте вашего сарайчика.
Ноги подкосились. Римма схватилась за стену подъезда.
— Рим, ты что, бледная как мел! — воскликнула Марианна. — Егор Петрович, может, вы что-то перепутали?
— Да што я, шлепой? — обиделся старик. — шам с Петром говорил. Он шказал, что деньги шрочно нужны, вот и решил продать.
Римма подняла сумки дрожащими руками. Это неправда. Не может быть. Пётр бы мне сказал.
— Я… я пойду, — пробормотала она и быстро зашла в подъезд.
Поднимаясь по лестнице, Римма пыталась успокоиться. Может, Егор действительно ошибся? Может, речь шла о каком-то другом участке?
Но в глубине души уже поселилась тревога. Пётр последнее время стал странный — молчаливый, нервный. А позавчера долго говорил по телефону, когда думал, что она спит. Говорил тихо, но она слышала обрывки: "не могу больше ждать", "найду деньги".
Дома Римма машинально убрала продукты, поставила чайник. Муська мурлыкала у ног, но она не замечала кошку.
Наша дача… Перед глазами встали знакомые картины. Как они с Петром впервые приехали на участок двадцать лет назад. Сплошные заросли, ни тропинки толком. Как копали грядки, строили крошечный домик. Пётр тогда был другой — весёлый, полный планов.
Помню, как мы первую картошку сажали. Петя шутил: "Будем как настоящие дачники!" А я мечтала о яблонях, о том, как внуки приедут ягоды собирать.
Дверь хлопнула. Пётр вернулся раньше обычного.
— Что сидишь, как сыч? — буркнул он, снимая ботинки. — Обед готов?
Римма обернулась. Муж выглядел усталым, но в глазах было что-то настороженное.
— Пётр, — начала она осторожно, — я встретила Егора Петровича. Он говорил какую-то чушь про нашу дачу.
Пётр замер с ботинком в руках. Потом выпрямился:
— И что он говорил?
— Что ты… что ты её продал. — Римма старалась говорить спокойно. — Скажи, что это неправда.
Пётр прошёл на кухню, сел за стол. Долго молчал, разглядывая свои руки.
— Римка, — сказал он наконец. — Мне деньги были нужны. Очень нужны.
Мир рухнул. Римма почувствовала, как внутри всё обрывается.
— То есть… это правда? — прошептала она.
— Слушай, не устраивай истерику! — Пётр стукнул кулаком по столу. — Андрей попал в историю. Серьёзную. Могли посадить. Я должен был помочь сыну!
Андрей — его сын от первого брака. Римма никогда особо не ладила с пасынком, но и плохого ему не желала.
— Почему ты мне не сказал? — голос её дрожал. — Почему решил без меня?
— А ты бы вошла в положение? — Пётр встал, начал ходить по кухне. — Ты бы начала ныть, что дача святое, что воспоминания… А у меня сын под следствием был!
— Но это же наш дом! — крикнула Римма. — Наша дача, наши планы, наша жизнь!
— Твоя жизнь — это кастрюли да телевизор! — огрызнулся он. — А у меня проблемы посерьёзнее!
Слова ударили больнее пощёчины. Римма опустилась на стул.
Двадцать лет брака. Двадцать лет я варила, стирала, экономила на себе. Радовалась каждой поездке на дачу как празднику. А для него это всё — ничто.
— Сколько ты выручил? — спросила она тихо.
— Достаточно, чтобы закрыть Андрюхины долги, — уклончиво ответил Пётр.
— А новым хозяевам уже передал ключи?
— Ещё вчера. Дело сделано, Римка. Не надо теперь копья ломать.
Пётр ушёл в комнату, включил телевизор. А Римма осталась сидеть на кухне, глядя в окно на серые подмосковные крыши.
Как он мог? Как мог взять и продать то, что для меня дороже всего на свете?
На следующий день позвонила Лена из института.
— Мам, как дела? — спросила дочь привычно весёлым голосом.
— Нормально, — соврала Римма. — Учёба как?
— Да ничего. Мам, а папа правда дачу продал? Мне Андрей звонил, говорил, что папа ему помог деньгами.
Значит, все уже знают. Все, кроме меня.
— Продал, — сказала Римма.
— Ну и правильно! — неожиданно заявила Лена. — Зачем нам эта дача? Одни расходы да проблемы. А Андрею реально помощь была нужна.
— Лена…
— Мам, не расстраивайся. Папа же для семьи старался. Вы найдёте другое место для отдыха.
После разговора с дочерью Римма почувствовала себя ещё хуже. Выходит, я одна переживаю. Для всех остальных дача — просто кусок земли.
Вечером пришла Марианна.
— Ну как ты? — спросила она, устраиваясь на кухне с кружкой чая.
— Плохо, — честно призналась Римма. — Очень плохо.
— А я так и знала, что Егор не врёт! — Марианна заломила руки. — Как Пётр-то мог? Без тебя такое решение принять!
— Говорит, сыну помогал. Долги у того были большие.
— Да плевать на его сына! — вспылила Марианна. — Ты что, не жена ему? Не имеешь права голоса?
Римма молчала, размешивая сахар в чае.
— Римка, — Марианна наклонилась через стол, — ты сколько ещё будешь позволять с собой так обращаться? Ты же не пустое место! У тебя есть права!
— Какие права? — устало спросила Римма. — Дача оформлена на него. Он и распорядился.
— Но ты же не знала! Он тебя обманул! — Марианна говорила быстро, взволнованно. — Подавай в суд! Требуй компенсацию!
— Да брось ты. — Римма покачала головой. — Семью разрушать из-за участка земли?
— Это не участок земли! — Марианна стукнула кулаком по столу. — Это твоя жизнь, твои мечты! И он это прекрасно понимал!
Римма чувствовала, как внутри нарастает что-то горячее, злое. Но тут же гасила эти чувства. Не положено мне злиться. Не положено скандалить. Я жена, мать. Должна держать семью.
— Знаешь что, — сказала Марианна, допивая чай, — я тебе завидовала всегда. Думала — вот Римка счастливая, муж заботливый, дача есть. А оказывается, он тебя за человека не считает.
— Марианн, не надо…
— Надо! — подруга встала. — Сколько лет я тебя знаю? С детства! И всегда ты всем жертвовала. Сначала матери больной, потом мужу, дочери. А когда ты для себя жить начнёшь?
После ухода подруги Римма долго сидела одна. Пётр смотрел телевизор в комнате, иногда громко смеялся над какой-то передачей. Ему хорошо. Совесть чистая.
Прошла неделя. Римма пыталась жить как прежде — готовить, убирать, ходить на работу. Но что-то внутри изменилось. Исчезла прежняя покорность, желание угождать.
В субботу вечером она не выдержала. Пётр сидел на кухне, точил ножи — его любимое занятие по выходным.
— Пётр, — сказала Римма, — нам надо поговорить.
— О чём? — не поднимая глаз, спросил он.
— О том, что ты сделал. О даче.
Пётр отложил нож, посмотрел на жену:
— Римка, опять за старое? Сколько можно жевать одну и ту же жвачку?
— Почему ты решил, что можешь распоряжаться нашим общим имуществом без меня?
— Каким общим? — Пётр усмехнулся. — Дача на меня оформлена. Я и решаю.
— Но мы же семья! — голос Риммы дрожал. — Я двадцать лет вкладывала в неё душу!
— Душу… — Пётр скривился. — Ты грядки полола да огурцы солила. Не преувеличивай.
— Ты меня не уважаешь, — тихо сказала Римма. — Совсем не уважаешь.
— Да брось ты! Кормлю тебя, крышу над головой даю. Чего ещё надо?
— Чтобы ты со мной советовался! Чтобы спрашивал моё мнение!
Пётр встал, начал ходить по кухне:
— Слушай, Римка, я Андрюху спасал. Его могли посадить за мошенничество. А ты про какие-то мнения говоришь!
— А если бы Лене помощь понадобилась, ты бы тоже без меня решал?
— Лена — другое дело. Она моя дочь тоже.
— И Андрей твой сын. Но дача была наша! — Римма почувствовала, как внутри всё кипит. — Ты предал меня, Пётр. Предал наши отношения.
— Да что ты несёшь? — он махнул рукой. — Какие отношения? Мы живём рядом двадцать лет, вот и всё.
Слова ударили как молния. Римма поняла — наконец-то он сказал правду.
— Живём рядом… — повторила она. — Значит, я для тебя просто сожительница? Домработница?
Пётр остановился, посмотрел на неё долгим взглядом:
— А ты думала, что между нами большая любовь? — в голосе появилась странная жестокость. — Римка, мне пятьдесят шесть лет. Хочется ещё пожить для себя, понимаешь? А ты… ты как гиря на ноге.
Римма почувствовала, как мир вокруг становится каким-то нереальным. Гиря на ноге. Двадцать лет замужества, и она — гиря на ноге.
— Тогда зачем ты со мной живёшь? — спросила она.
— По привычке, — равнодушно ответил Пётр. — Да и куда мне в моём возрасте деваться?
Что-то внутри Риммы оборвалось окончательно. Она встала, посмотрела на мужа — этого чужого человека.
— Знаешь что, Пётр, — сказала она удивительно спокойным голосом, — а ведь ты прав. Действительно, зачем жить по привычке?
Не дожидаясь ответа, она пошла в спальню, достала сумку и начала складывать самые необходимые вещи.
— Ты что делаешь? — спросил Пётр, появившись в дверях.
— Ухожу к Марианне. На несколько дней.
— Римка, ты того… не психуй. Ну погорячился немного.
— Нет, — она обернулась. — Ты сказал правду. Наконец-то.
Марианна встретила её с распростёртыми объятиями.
— Ну что, дошло наконец? — спросила она, помогая нести сумку.
— Дошло, — кивнула Римма. — Он сказал, что я гиря на его ноге.
— Подлец, — коротко выдала Марианна. — Ну ничего, обойдётся он без своей гири.
Ночь Римма почти не спала. Лежала на диване у подруги, смотрела в потолок и думала. Что дальше? Мне пятьдесят два года. Куда идти? Что делать?
Но к утру странным образом почувствовала облегчение. Не нужно было думать о том, что приготовить Петру на завтрак, выстирать его рубашки, выслушивать его недовольное ворчание.
— Знаешь, — сказала она Марианне за утренним чаем, — а ведь хорошо без него.
— Конечно хорошо! — подруга улыбнулась. — Теперь главное — не давать заднего хода.
— Не дам, — твёрдо сказала Римма. — Хватит быть тенью.
В понедельник она пошла к юристу. Подала на развод и раздел имущества. Да, дачу уже не вернуть, но квартира тоже кое-что стоит.
Через месяц Римма нашла работу в небольшой фирме — знакомая с прежнего места работы позвала. Зарплата была даже больше, чем в ПТО.
Лена приехала на каникулы расстроенная:
— Мам, зачем ты от папы ушла? Он же старый уже, со спиной проблемы.
— Лена, — спокойно сказала Римма, — я прожила двадцать лет ради семьи. Пора пожить для себя.
— Но как же мы? Как же наша семья?
— А нас и не было, дочка. Была видимость семьи. — Римма погладила Лену по голове. — Ты уже взрослая, у тебя своя жизнь будет. И у меня есть право на свою.
— Мам…
— Я устала быть невидимкой, Лена. Устала от того, что мнение моё никого не интересует. — Римма села рядом с дочерью. — И тебе советую — никогда не позволяй к себе так относиться. Ты достойна уважения просто потому, что ты человек.
Через месяц Римма сняла небольшую квартирку недалеко от работы. Привезла свои вещи, кошку Муську. Развесила занавески, расставила цветы на подоконниках.
Вечером села за стол с чашкой чая, посмотрела в окно. За стеклом мелькали огни города, спешили люди, жила своей жизнью большая Москва.
Да, дачи больше нет. Но зато есть свобода выбирать. Есть право голоса. Есть я сама — не чья-то тень, а живой человек.
Муська запрыгнула к ней на колени, замурлыкала.
— Знаешь, Муська, — тихо сказала Римма, поглаживая кошку, — жизнь только начинается.
Читайте так же:
А вы бы смогли начать жизнь заново в пятьдесят два года?
Поделитесь в комментариях 👇, интересно узнать ваше мнение!
Поставьте лайк ♥️, если было интересно.