От последней оратории Генделя до ироничной симфонии Шостаковича — 30 августа в истории классической музыки.
Премьера-возвращение в Гамбурге: «Новомодный любовник Дамон»
30 августа 1724 года «Опера на Генземаркт» в Гамбурге открыла сезон постановкой Георга Филиппа Телемана «Новомодный любовник Дамон». Ради этой премьеры композитор вернулся к своей ранней лейпцигской пасторали «Сатиры в Аркадии» и переложил её в лёгкий комический зингшпиль на немецком — обновив речитативы, подправив арии и придав музыке модную смесь итальянской стремительности и французской пластики.
Премьера была символом перемен: годом раньше Телеман возглавил театр, сменив Рейнхарда Кайзера, и теперь представлял публике своё видение немецкой оперы — ясное слово, музыкальное остроумие и городской вкус.
Последняя точка пера: Гендель дописывает «Иеффай»
30 августа 1751 года Гендель, сражаясь с быстро тускнеющим зрением, ставит финальную дату в партитуре своей последней оратории — «Иеффай». В автографе после мрачного хора «Как непостижимы, Господи, суды Твои!» композитор оставляет горькую помету: «13 февраля 1751 дошёл досюда, не могу продолжать из-за ослабления зрения левого глаза» — сочинение останавливается почти на полгода.
После короткого рывка в конце февраля тишина затянулась до лета; к музыке он вернулся 18 июня и за тёплые месяцы довёл партитуру до финала. А уже 26 февраля 1752 года Ковент-Гарден услышит премьеру — прощальное слово мастера: путь от сумрака к свету, написанный человеком, который смотрит на мир сквозь туман собственной слепоты.
Неаполь в басовом ключе: Доницетти переписывает «Фаусту» ради Лаблаша
30 августа 1832 года «Фауста» в неаполитанском театре дель Фондо зазвучала иначе. В партии Константина вместо баритона Антонио Тамбурини вышел звёздный бас Луиджи Лаблаш — и композитор мгновенно подогнал партитуру под новый голос: дописал для Лаблаша свежий дуэт и скорректировал линии роли, чтобы император в музыке обрёл настоящий басовый вес.
В результате придворная драма о Константине, Фаусте и Криспе стала мрачнее и весомее, а публика фактически услышала новую редакцию — наглядный пример того, как бельканто 1830-х писали под конкретных певцов и их тембры.
История этого вечера — редкий штрих к портрету Доницетти как театрального портного: он не боялся перешивать уже идущую премьеру, если на сцене появлялся голос, ради которого стоило переписать музыку.
Рио слышит «Непредвиденное»: полная премьера Первой симфонии Вилла-Лобоса
30 августа 1920 года в Городском театре Рио-де-Жанейро впервые целиком прозвучала Первая симфония Эйтора Вилла-Лобоса — «Непредвиденное». Дирижировал сам автор; играл оркестр Общества симфонических концертов.
Ещё годом ранее публика знала лишь отдельные части, а теперь услышала цельное высказывание: плотная оркестровка, резкие повороты ритма, контрасты настроений. В европейской «выучке» композитора чувствуется порядок формы, но сквозь неё уже проступает будущая бразильская энергия.
Премьера закрепила за молодым Вилла-Лобосом репутацию музыканта, который смело соединяет академическую школу и местные интонации. Название оказалось точным: «Непредвиденное» принесло слушателям именно эффект неожиданности — и стало заявкой на его дальнейший путь.
Не гимн победе: Шостакович завершает Девятую симфонию
30 августа 1945 года Шостакович ставит последнюю точку в партитуре Девятой симфонии. На автографе сухая подпись: «Д. Шостакович. 30 VIII 1945. Москва».
Ещё два года назад он замышлял монументальное полотно с хором — своего рода «советский ответ» бетховенской Симфонии № 9. Но, вернувшись к замыслу в конце июля, композитор сворачивает в противоположную сторону: вместо бронзовых фанфар — лёгкость, прозрачность, классическая ясность и тонкая ирония; лидируют щебечущее пикколо и разговорчивый фагот, а не трубы и хор.
В начале сентября Шостакович показывает новое сочинение в четыре руки коллегам и чиновникам, а в ноябре Мравинский выводит его на сцену Ленинграда. Споры вспыхивают моментально: можно ли так завершать войну? Именно эта сознательная «несоответственность» — отказ от обязательного триумфа — и сделает Девятую симфонию одной из самых свободных страниц биографии Шостаковича.
История дня: Мерола умирает за пультом «Мадам Баттерфляй» в Сан-Франциско
Летний амфитеатр Stern Grove вдыхает эвкалиптовый аромат, в небе — бумажные облака, на эстраде — человек, который подарил городу оперу. 30 августа 1953 года 72-летний Гаэтано Мерола, основатель и генеральный директор San Francisco Opera, выходит к оркестру на бесплатном воскресном концерте под открытым небом. В этот день оперная столица Тихоокеанского побережья звучит особенно нежно: впереди — Пуччини.
«Un bel dì, vedremo…» — «Однажды прекрасным днём мы увидим…» Сопрано тянет фразу из «Мадам Баттерфляй», и на слове morire — «умереть» — Мерола делает шаг назад и падает. Сердце предаёт его в ту же секунду, и город становится свидетелем смерти маэстро в момент, когда музыка произносит судьбоносное слово. Он умирает за тем, что любил — за пультом. Так легенда завершает свою партию на сцене, где каждый жест дирижёра всегда был обещанием будущего.
Будущее, впрочем, не опоздало. Партитура не закрылась: палочку подхватит Курт Герберт Адлер — ученик, соратник, следующий рулевой оперного корабля. В память о маэстро вскоре оформят фонд, из которого вырастет Merola Opera Program — кузница молодых голосов, воплощающая его давнюю мечту давать шанс американским певцам. Мерола ушёл посреди «Баттерфляй», но оставил городу вечную идею: опера не кончается, пока звучит дыхание сцены.
Какая из этих историй показалась вам самой увлекательной? Поделитесь своими музыкальными открытиями в комментариях!
#КлассическаяМузыка #ИсторияМузыки #Опера #Гендель #Телеман #Доницетти #ВиллаЛобoс #Шостакович #Мерола #ИсторияДня #30Августа #Культура #Искусство
Подпишитесь на канал, чтобы не пропустить новые истории.