Людмила после похорон мамы все не могла привыкнуть к тишине в квартире — пока не раздался звонок в дверь. За дверью стояли сестра Галина и племянница Маринка с такими лицами, будто пришли не соболезновать, а делить наследство. И они действительно пришли делить.
— Людочка, открывай! — раздалось из-за двери.
Людмила замерла с чашкой в руках. Не виделись они с Галкой сколько? Года четыре. С тех пор, как та переехала к зятю в новостройку и стала изображать городскую леди. На похоронах, правда, появилась. Постояла у гроба, всплакнула для приличия. И сразу — по делам.
— Иду! — крикнула Людмила и поплелась к двери.
За дверью стояли не только Галина, но и ее дочка — Маринка. Племянница. Двадцать пять лет, а такая наглая морда, что хочется по щекам дать. В модных джинсах, с телефоном в руке.
— Привет, тетя Люда, — кивнула Маринка, даже не отрываясь от экрана. — Мы тут решили, ну, вещи мамины разобрать.
Галина прошла в прихожую, оглядела квартиру цепким взглядом.
— Да уж, — вздохнула, — столько всего накопилось. Одной тебе не справиться. Мы поможем.
— Спасибо, конечно, но я пока не готова, — начала было Людмила.
— Отдай нам этот шкаф, — перебила Маринка, наконец подняв глаза от телефона. — Зачем тебе два?
Людмила растерялась:
— Какой шкаф?
— Вот этот, — Галина уже прошла в гостиную и похлопала рукой по резной дверце старинного шкафа. — Помнишь, дед его еще сам делал? Руками. Такие теперь по сто тысяч стоят.
— Сто тысяч? — Людмила опешила.
— Да ладно, может, и больше, — махнула рукой Маринка. — У подруги такой же продали за сто пятьдесят. Так что? Отдашь?
Людмила стояла и молчала. Шкаф. В детстве она пряталась в нем, играя в прятки. Мама хранила там праздничные платья. И пахло от него кедром — дедушка специально кедровые досочки внутрь клал, чтоб моль не заводилась.
— Маме просто очень нравится, — продолжила Маринка. — Идеально в нашу гостиную впишется. И вообще, бабушка бы отдала. Она же нас любила.
— Ты же не собираешься жить как коллекционер! — подхватила Галина. — Всё нужно делить по-честному!
Людмила посмотрела на сестру. На племянницу. На шкаф.
— А второй шкаф? — тихо спросила. — Тот, что в спальне?
— Тот простой, — пожала плечами Галина. — Советский. Копейки стоит.
— То есть мне оставляете тот, что копейки стоит?
— Да ладно тебе! — рассмеялась Маринка. — Тебе-то зачем дорогой? Ты же одна. У тебя шмоток-то нет особо. А у нас семья, дом большой. Гости приходят.
Людмила почувствовала, как внутри что-то сжалось. Неужели так просто?
— Я подумаю, — сказала она наконец.
— Что тут думать? — возмутилась Галина. — Или отдаешь, или нет!
— Подумаю, — повторила Людмила чуть тверже.
Маринка закатила глаза:
— Тетя Люда, ну не будь жадной. Тебе же все досталось! Квартира, дача.
— Дача-то тут при чем?
— А при том, что мы тоже родня!
Людмила стояла посреди маминой гостиной и понимала: началось. То, чего она боялась. То, о чем соседка Вера Петровна предупреждала — сразу налетят, как коршуны.
— Через неделю приедем с машиной, — сказала Галина, направляясь к выходу. — Договорились?
— Нет, — тихо, но отчетливо произнесла Людмила. — Не договорились.
Сестра обернулась:
— Что значит — не договорились?
— Значит, нет. Пока нет. Мне нужно время.
Галина и Маринка переглянулись. В воздухе повисло что-то тяжелое. Неприятное.
— Ну смотри, — сказала Галина, — сама еще пожалеешь.
И они ушли. А Людмила осталась одна в тишине маминой квартиры, где теперь каждая вещь казалась под угрозой.
Всю неделю Людмила не находила себе места. Днем вроде бы дела — сходить в пенсионный, в поликлинику за справками, разобрать мамины документы. А вечером садилась в кресло у окна и смотрела на шкаф.
Она помнила, как дед его мастерил. Ей тогда лет шесть было. Дед в сарае возился, строгал, подгонял дощечки. А она рядом крутилась, стружки собирала в корзинку.
— Людочка, — говорил дед, — этот шкаф для твоих детей будет. И для их детей. Чтобы добро в семье передавалось.
Для детей. Только детей у Людмилы так и не случилось. Муж ушел рано — к молодой. А времени на новую семью уже не хватило. Все силы на маму ушли.
Во вторник Галина позвонила:
— Ну что, решила?
— Еще думаю.
— Людка, ты что, издеваешься? Мы же договорились!
— Мы ни о чем не договаривались. Ты сама все за меня решила.
— Слушай, не наглей! У нас семья, дети! А ты одна сидишь в трешке! Тебе что, жалко племяннице подарок сделать?
Людмила положила трубку. Руки дрожали.
В среду приехала соседка Вера Петровна — с пирожками и сочувствием:
— Людочка, милая, как дела? Не скучаешь одна?
— Да вроде ничего, Вера Петровна.
— А то я слышала, сестра твоя приезжала. С дочкой.
— Приезжала.
— И чего хотели?
Людмила вздохнула и рассказала. Про шкаф, про требования, про угрозы.
Вера Петровна только головой покачала:
— Эх, Людочка. А знаешь, что мне Галка в магазине вчера говорила?
— Что?
— Что ты жадная стала. Что совесть потеряла. Мол, сестре родной шкафа пожалеть. И что у тебя все равно наследников нет — кому оставлять-то?
Людмила побледнела. Значит, уже по магазинам разносит. По всему району скоро будут знать — Людмила Сергеевна жадная, сестре добра не дает.
— Не слушай ты ее, — махнула рукой Вера Петровна. — Сама подумай: если б у тебя было что делить, она бы тридцать лет навещала?
— Не навещала.
— Вот и я о том! А теперь — милая какая, заботливая. На похороны денег не дала, между прочим.
— Не дала, — тихо подтвердила Людмила.
— А теперь требует! Нахалка!
В четверг Маринка написала: «Тетя Люда, мы в субботу приедем за шкафом. Грузчиков заказали. До встречи».
Людмила перечитала сообщение раз десять. Заказали грузчиков. Значит, решение уже принято. За нее.
Она встала, подошла к шкафу, открыла дверцу. Пахло кедром и чем-то теплым, домашним. На полках лежали мамины вещи — платки, кофточки, пакетики с травами. И старая шкатулка с украшениями.
Людмила села на пол и заплакала. Громко, навзрыд, как в детстве.
В пятницу вечером снова позвонила Галина:
— Завтра в десять утра будем. Приготовь документы на шкаф.
— Какие документы у шкафа?
— Справку, что добровольно передаешь! А то мало ли, потом скажешь, что силой забрали.
— Галя, я вообще-то не готова.
— А готовься быстрее! Грузчики дорого стоят, время дорожает. И не смей нас опозорить перед людьми!
— Каким людьми?
— Да хватит прикидываться! Весь район знает, что ты шкаф не отдаешь! Стыдно должно быть!
Людмила снова положила трубку. И вдруг поняла: они не остановятся. Завтра придут с грузчиками и заберут шкаф. А если она будет сопротивляться — поднимут такой скандал, что весь подъезд сбежится.
Будут кричать, что она неблагодарная. Что сестру обижает. Что жадная.
И люди поверят. Потому что Галина умеет говорить, убеждать. А Людмила всегда молчала.
Она ходила по квартире до полуночи и думала. Может, правда отдать? Чтобы мир в семье был? Чтобы не ругаться?
Но каждый раз, глядя на шкаф, вспоминала дедушку.
В два часа ночи Людмила приняла решение. Первый раз за всю жизнь — свое собственное решение, которое никому не понравится.
Завтра она встретит их у порога. И скажет то, что должна была сказать неделю назад.
Она легла спать и впервые за неделю спала спокойно. А утром проснулась с таким ощущением, будто выросла.
В девять утра Людмила встала у окна и стала ждать. Сердце стучало, но страха не было.
Будь что будет.
В половине десятого во двор въехала газель. Два мужика в спецовках вылезли, стали разгружать ремни и тележку. За ними — Галина с Мариной.
Людмила вышла на лестницу и встала в дверном проеме.
Она стояла в дверном проеме и смотрела, как по лестнице поднимаются четыре человека. Галина впереди — с такой миной, будто на экзекуцию идет. Маринка за ней — с телефоном наготове. И два грузчика с ремнями и тележкой.
Армия против одной.
— Привет, Людочка, — натянуто улыбнулась Галина. — Ну что, готова? Документы подписала?
— Не впущу, — тихо сказала Людмила. — Ни один шкаф отсюда не уедет.
Галина застыла на середине лестничной площадки:
— Что?!
— Это мой дом. И хватит считать, что я вам что-то должна.
Грузчики переглянулись. Один — старший, лет пятидесяти — почесал затылок:
— А мы тогда может, в машине подождем?
— Стойте! — рявкнула Галина. — Никуда не уходите! Людка, ты что творишь?!
— То, что должна была сделать неделю назад.
Людмила перегородила дверь руками. Как будто крошечная она могла остановить двух здоровых мужиков. Но стояла.
— Ты с ума сошла?! — завизжала Маринка. — Мы же договорились! Грузчиков наняли! Деньги заплатили!
— Я ни с кем не договаривалась. Вы сами все решили.
— Людка, не позорься! — Галина полезла к двери, но Людмила не отступила ни на сантиметр. — Весь подъезд услышит!
— Пусть слышат.
— Да ты что, совсем охренела?! Я твоя старшая сестра! Я имею право!
— Какое право?
— Право наследства! Мы тоже дети этих родителей!
Людмила вдруг рассмеялась. Коротко, зло:
— Дети? Когда мама лежала с переломом — ты где была? Когда ей капельницы ставили — ты где была? Когда она ночами стонала — ты приезжала?
— Я работала! У меня семья!
— А у меня что было? У меня тоже была жизнь! Я от всего отказалась ради мамы! А ты приехала только на похороны!
Галина побагровела:
— Не смей так со мной разговаривать!
На площадке стали появляться соседи. Сначала из 47-й квартиры высунулась бабушка Клава. Потом приоткрылась дверь напротив — там жила семья Михайловых.
— Что случилось-то? — спросила бабушка Клава.
— Ничего особенного, — зло бросила Галина. — Сестра моя жадничает. Шкаф не отдает.
— Какой шкаф? — заинтересовался Михайлов.
— Дедушкин! — выпалила Маринка. — Бабушка бы отдала! А она жадничает!
Людмила почувствовала, как щеки горят. Опять. Опять выставляют ее жадной перед людьми.
— А может, и правильно не отдает, — неожиданно заступилась бабушка Клава. — Если дедушкин — значит, ей и принадлежит.
— Да вы что?! — взвилась Галина. — Она одна! Зачем ей два шкафа?!
— А зачем тебе? — вдруг спросила Людмила.
— Что — зачем?
— Зачем тебе мой шкаф? Говори честно.
Галина растерялась:
— Ну, он же ценный.
— Дорогой, значит?
— И что с того?!
— То! — Людмила сделала шаг вперед. — Что тебе не шкаф нужен — тебе деньги нужны! Сто тысяч! Или сто пятьдесят!
— Людка, ты...
— А память? — Людмила смотрела сестре прямо в глаза. — Тебе на это насрать! Тебе бабки подавай!
— Не смей ругаться!
Маринка полезла с телефоном:
— Тетя Люда, вы неадекватная! Я все снимаю! Покажу всем, какая вы!
Людмила выхватила у нее телефон и со всей силы швырнула об стену. Телефон разлетелся на куски.
Повисла мертвая тишина.
— Ты что наделала?! — прошептала Маринка, глядя на обломки.
— То, что давно должна была сделать.
Галина попятилась:
— Людка, ты больная! Совсем больная!
— Может быть, — кивнула Людмила. — Больная от того, что всю жизнь всем уступала. Мужу уступала — он к другой ушел. Тебе уступала — ты на голову села. Маме уступала — свою жизнь похоронила.
— Не смей про маму!
— Мама хорошая была. Но и она привыкла, что я всегда соглашусь! Всегда промолчу! Всегда пожертвую собой!
Людмила почувствовала, как что-то внутри рвется.
— Мужики, — обратилась Галина к грузчикам, — проходите в квартиру. Заберите шкаф.
Старший грузчик покачал головой:
— Не можем, гражданочка. Хозяйка против.
— Я плачу!
— А хозяйка против. Мы не бандиты.
— Сколько? — Галина полезла в сумку. — Десять тысяч дам! Пятнадцать!
Людмила смотрела на сестру и вдруг поняла: вот она. Настоящая Галина. Готова грузчикам взятку давать, лишь бы заполучить чужое добро.
— Мужчины, — тихо сказала Людмила, — идите. Извините за беспокойство.
Грузчики переглянулись и стали спускаться по лестнице.
— Стойте! Куда?! — заорала Галина. — Я деньги плачу!
— До свиданья, — бросил старший через плечо.
Галина металась по площадке:
— Людка! Ну нельзя же так! Мы же семья!
— Нет, — спокойно ответила Людмила. — Больше не семья.
— Что значит — не семья?!
— Семья — это когда друг о друге заботятся. А ты обо мне когда заботилась? Людмила обвела взглядом соседей. Пусть все слышат. — Когда у меня муж ушел — ты звонила? Когда я маму одна выхаживала — ты помогала? А теперь приехала за наследством и требуешь!
Маринка всхлипнула:
— Тетя Люда, ну зачем вы так?
— А зачем ты телефон доставала? Людмила посмотрела на племянницу. — Чтобы в интернет выложить, какая я плохая? Чтобы все осуждали?
— Я не хотела.
— Хотела. Людмила вздохнула. — Ладно. Хватит. Идите домой. И больше не приезжайте.
— Людка, ты еще пожалеешь! — бросила Галина напоследок.
— Не пожалею, — твердо ответила Людмила и вошла в квартиру.
За спиной хлопнула дверь. Первый раз в жизни — она хлопнула дверью.
И стало тихо.
Людмила прислонилась спиной к двери и закрыла глаза.
Месяц прошел. Может, два. Людмила перестала считать дни.
Галина не звонила. Маринка тоже. Как отрезало. И это было... странно. Всю жизнь она боялась их осуждения, их претензий, их вечного недовольства. А теперь — тишина.
Первую неделю она вздрагивала от каждого звонка телефона. Думала — вот, сейчас начнется. Угрозы, слезы, попытки надавить через знакомых. Но ничего не было.
Только один раз звонила бабушка Клава из соседней квартиры:
— Людочка, а твоя сестра больше не приезжает?
— Не приезжает.
— И хорошо, — неожиданно сказала соседка. — Наглая очень. И девчонка ее тоже. Правильно ты их прогнала.
Людмила даже растерялась. Она думала, все будут осуждать.
Во вторник к ней зашла Вера Петровна:
— Людочка, ты как? Не грустишь?
— Нет. Странно, но не грущу.
— А чего грустить? — Вера Петровна села за стол, разлила чай. — Паразитов прогнала — и правильно. Они же тебе звонили все эти годы?
— Не звонили.
— Вот и я о том! А теперь — родственнички нашлись. Когда делить стало что.
Людмила кивнула. И вдруг поняла: она больше не оправдывается. Не объясняет. Не мучается чувством вины.
Вечером Людмила подошла к шкафу, открыла дверцу. Пахло кедром. И еще домом.
Дедушка был прав. Этот шкаф — для семьи. Только семья бывает разная.
Друзья, не забудьте подписаться, чтобы не пропустить новые публикации!
Рекомендую почитать: