Меня зовут Анна, и ещё год назад я была на грани. Грани нервного срыва, отчаяния и полной потери себя. Виной всему был мой собственный сын. Мой Сашка, который в четырнадцать превратился в чужого, колючего, агрессивного подростка. Мы не просто ругались. Мы вели войну на уничтожение. И я проигрывала.
Между нами выросла стена. Высокая, кирпичная, в которую я билась головой каждый день. Его ответом на любое моё слово была грубость. «Отстань», «Не твоё дело», «Ты ничего не понимаешь». Дневник пестрел двойками и замечаниями. Он стал врать. По мелочам и по-крупному. Про «не задали» и про «я у Миши». Я чувствовала, как с каждым днём теряю его. Мой милый, послушный мальчик растворялся, а на его месте оставался ёрничающий, неуправляемый незнакомец с глазами, полными ненависти ко мне.
Я перепробовала всё. Уговаривала, кричала, плакала, шантажировала, лишала телефона. Ничего не работало. Только усугубляло. После каждого скандала я сидела на кухне и трясущимися руками пила успокоительное. Мне казалось, я схожу с ума. Я была плохой матерью. Я не могла найти ключ к своему же ребёнку. Мир сузился до размеров нашей квартиры, наполненной напряжением и молчаливой злобой.
Последняя капля
Последней каплей стал звонок из школы. Классная руководительница, сдавленным, недовольным голосом, сообщила, что Сашку поймали в туалете с электронной сигаретой. И не одного. И что это, оказывается, «не в первый раз».
Я ехала домой с ощущением, что земля уходит из-под ног. Курение. В моей голове это было табу, последняя черта. В голове стучало: наркотики, криминал, пропасть. Дома я не стала ничего выспрашивать. Просто выдавила из себя: «Курил?» Он что-то буркнул в ответ, и во мне что-то оборвалось. Началась истерика. Я кричала, что он губит свою жизнь, что я не знаю, что с ним делать, что он сводит меня в могилу. Он слушал с каменным лицом, а потом резко повернулся, хлопнул дверью в свою комнату так, что задребезжали стекла в серванте, и наглухо заперся.
Я соскользнула с нижней двери на пол и упала. Я поняла: я бессильна. Я ничего не могу сделать. И тогда, сквозь слёзы, родилась отчаянная, абсурдная мысль. Если он такой злой, агрессивный, полный негатива, пусть выплеснет это где-то там. Не на меня. Не на стены дома. Пусть идёт и бьёт кого-то. Так я решила отдать его в секцию бокса.
Неожиданный союзник
Я нашла ближайшую спортивную школу и буквально притащила его туда за руку. Он упирался, бурчал, что это «для быдла». Тренер, Виктор Сергеевич, мужчина лет пятидесяти с целым лицом и спокойными, внимательными глазами, выслушал мою сбивчивую, полную отчаяния речь. Он кивнул и коротко сказал Сашке: «Раз пришёл – переодевайся. Стоять будешь у груши. Пока не скажу».
Прошёл месяц. Изменений не было. Сашка ходил на тренировки с таким же кислым видом. Но дома… дома он стал чуть тише. Меньше грубил. Как будто часть его злости оставалась там, в зале.
А потом мне позвонил сам Виктор Сергеевич. «Анна, можете заехать? Поговорить».
Я ждала очередных жалоб. Но он сказал совсем другое. Он усадил меня в своём кабинете и сказал: «Ваш мальчик – не плохой. Он – боец. Сильный. Но он потерялся. Он не знает, куда деть свою силу, свой гнев. Он злится на весь мир, а самое главное – на себя. И вы с ним на одном ринге бьёте друг друга. Давайте действовать в команде».
Он объяснил мне, чего не видел ни один психолог. Что Сашке не нужны нотации и давление. Ему нужны жёсткие, но справедливые рамки. Ему нужен вызов. И ему нужен авторитет. Не мать, которая умоляет, а мужчина, которого он будет уважать и чьё мнение будет для него важно. Виктор Сергеевич стал для него таким авторитетом. Он не воспитывал его. Он тренировал. Требовал, ругал за плохую работу, хвалил за успехи. И Сашка… слушался. Он искал его одобрения.
Общий ринг
Тренер дал мне простой совет: «Перестаньте быть тюремным надзирателем. Станьте болельщицей. Его болельщицей».
В следующую субботу я впервые приехала на тренировку не как надсмотрщик, а как зритель. Я села на скамейку и просто смотрела. Я видела, как мой сын, весь в поту, задыхаясь, отрабатывает комбинации. Как он падает и поднимается. Как тренер строго поправляет его стойку. И как Сашка, не пререкаясь, слушается.
После тренировки я не стала закидывать его вопросами. Просто сказала: «Я видела, ты здорово поработал у груши в конце». Он удивлённо на меня посмотрел и промямлил: «Ага… Нормально».
Это стало нашим новым ритуалом. Я приезжала, смотрела, иногда подвозил его. Мы начали с разговоров о спорте. О том, как правильно бинтовать руки, о знаменитых боксёрах. Потом как-то само собой стало получаться говорить о чём-то ещё. О школе, о музыке, о каких-то пустяках.
Он не стал идеальным сыном. У него всё так же бывают двойки, и иногда он хамит. Но между нами не стало той стены. Мы научились слышать друг друга. Я перестраивалась, и он стал проявлять агрессию.
Спасение пришло оттуда, откуда я не ждала – из душного боксёрского зала, от строгого мужчины с добрыми глазами. Он дал нам главный урок: чтобы найти общий язык с ребёнком, иногда нужно сменить язык. Перестать читать мораль и начать болеть за него. Перестать быть надзирателем и стать союзником. Спасибо ему за это.
Читайте еще: