Марина накрывала на стол, когда в замке повернулся ключ. Она поправила белоснежную скатерть, расставила тарелки с тонкой золотой каймой — фамильный сервиз, который достался ей от бабушки и который она доставала только по особым случаям. Сегодня был именно такой: двадцать лет со дня их с Игорем свадьбы. Фарфоровая свадьба. Хрупкая, как и их отношения в последнее время, но от этого не менее ценная. По крайней мере, так думала Марина.
Игорь вошел в гостиную, не снимая пальто. Его лицо, обычно холеное и самоуверенное, было напряжено, а в глазах плескалась холодная решимость. Он бросил ключи на комод, и они звякнули с какой-то зловещей окончательностью.
— Что-то случилось? — спросила Марина, отрываясь от сервировки. — Ты сегодня рано. Я ужин почти закончила, твою любимую утку с яблоками запекла.
Он усмехнулся, но уголки губ не дрогнули. Усмешка получилась кривой, злой.
— Можешь не стараться, Марина. Я не останусь на ужин. И вообще… я ухожу.
Воздух в комнате стал плотным, вязким. Марина замерла с салфеткой в руках. Ей показалось, что она ослышалась. Двадцать лет. Двое детей, пусть уже и взрослых, свой дом, налаженный быт, общие друзья, общие воспоминания. Все это не могло вот так просто закончиться в один миг, между уткой и праздничным сервизом.
— Что значит «ухожу»? — переспросила она, и ее голос прозвучал на удивление ровно. Ни дрожи, ни слез. Только ледяное недоумение.
Игорь, кажется, ожидал другой реакции. Он ждал истерики, упреков, мольбы. Он приготовился к сцене, где он будет великодушно объяснять, что так будет лучше для всех, что чувства ушли, и он не может больше врать. А вместо этого — спокойный, почти безразличный вопрос. Это сбило его с толку.
— То и значит, — сказал он, повышая голос, чтобы вернуть себе контроль над ситуацией. — Я ухожу от тебя. К другой женщине. Я полюбил, Марина. По-настоящему. И больше не хочу жить в этой лжи.
Он выпятил грудь, словно произнес нечто героическое. В его представлении он был рыцарем, который рвет опостылевшие цепи ради великой любви. Он ждал, что Марина сейчас рухнет на стул, зарыдает, начнет хватать его за руки, спрашивать, чем та, другая, лучше нее. Он уже приготовил ответ: «Она просто другая, она живая, понимаешь?»
Но Марина молчала. Она медленно положила салфетку на стол, расправила невидимую складку. Ее взгляд скользнул по его лицу, по дорогому пальто, по новым ботинкам, которые она сама ему выбрала на прошлой неделе. И в этом взгляде не было ни боли, ни отчаяния. Было что-то другое, похожее на брезгливость.
— Понятно, — сказала она так же тихо. — Чемоданы уже собрал?
Это был удар ниже пояса. Он-то думал, что застал ее врасплох, что сейчас она будет в шоке, раздавлена. А она спрашивает про чемоданы, будто он уезжает в командировку.
— Да! — рявкнул он. — Собрал! Они в машине. Я не собирался устраивать тут цирк. Думал, мы поговорим как взрослые люди.
— А разве мы не говорим? — Марина слегка приподняла бровь. — Ты все сказал. Я все поняла. Что еще обсуждать? Ключи только оставь.
Она протянула руку, изящную, с ухоженными ногтями. Игорь смотрел на эту руку, и в нем закипала ярость. Где слезы? Где крики: «Как ты мог?! Я отдала тебе лучшие годы!»? Почему она не падает к его ногам, не умоляет не рушить семью? Ее спокойствие было оскорбительным. Оно обесценивало его «великий» поступок, превращая его в банальную измену.
— Ты… ты даже не спросишь, кто она? — выдавил он, все еще надеясь на всплеск эмоций.
— Зачем? — Марина пожала плечами. — Мне это неинтересно. У каждого свои вкусы. Кто-то любит утку с яблоками, а кто-то — дешевый фастфуд. Надеюсь, у тебя хватит ума не приводить ее в этот дом.
И тут его прорвало. Он ждал драмы, а получил унижение.
— Да как ты смеешь! — заорал он, срываясь на визг. — Я тут душу тебе изливаю, а ты про фастфуд! Да ты просто холодная, бесчувственная кукла! Всегда такой была! Я задыхался рядом с тобой! А она… она дарит мне тепло! Она ценит меня!
Он ожидал, что эти слова ранят ее, заставят плакать. Но Марина лишь горько усмехнулась.
— Ценит? Игорь, она ценит твои деньги и положение. А тепло… Тепло нужно было дарить мне, а не искать на стороне. Все эти годы я создавала уют в этом доме, воспитывала наших детей, поддерживала тебя во всех твоих начинаниях, пока ты строил карьеру. А ты решил, что имеешь право все это перечеркнуть ради… — она на мгновение задумалась, подбирая слово, — ради новой игрушки. Что ж, играй. Только помни, что игрушки имеют свойство ломаться или надоедать.
Она повернулась к нему спиной и подошла к окну, давая понять, что разговор окончен. Этот жест окончательно вывел Игоря из себя. Он думал, что уходит победителем, а чувствовал себя оплеванным. Он сорвал с комода ключи, швырнул их на пол и выбежал из дома, громко хлопнув дверью.
Марина еще долго стояла у окна, глядя на то, как его машина срывается с места и исчезает за поворотом. Она не плакала. Внутри была пустота, выжженная пустыня. Но где-то в глубине этой пустыни уже пробивался маленький, но упрямый росток гордости. Он думал, что она будет рыдать и падать к его ногам. Но она оказалась сильнее, чем он предполагал. А он… он оказался обычным трусом, который даже не смог уйти достойно, без криков и оскорблений.
Только когда гул мотора затих вдали, ее плечи дрогнули. Но это были не слезы. Это был смех. Тихий, нервный смех. Фарфоровая свадьба. Что ж, посуда бьется к счастью.
Первым делом, как и следовало ожидать, позвонила свекровь, Тамара Павловна. Ее звонок раздался спустя полчаса после бегства Игоря — очевидно, сыночек тут же помчался к маме за поддержкой и одобрением. Марина смотрела на экран телефона, на высветившееся «Тамара Павловна», и на мгновение захотела просто сбросить вызов. Но потом она глубоко вздохнула и нажала на зеленую кнопку. Она знала, что этот разговор неизбежен.
— Марина, что у вас там происходит?! — Голос свекрови был пронзительным, как сирена. Никаких «здравствуй» или «как дела». Сразу в атаку. — Игорь только что приехал, сам на себя не похож! Ты что ему наговорила?! Ты решила разрушить семью?!
Марина молча отодвинула телефон от уха, чтобы не оглохнуть. Она представила себе эту сцену: ее пятидесятилетний муж, крупный, солидный мужчина, директор строительной фирмы, сидит на кухне у мамочки и жалуется, как обиженная девчонка.
— Здравствуйте, Тамара Павловна, — спокойно ответила Марина. — Семью разрушила не я. Спросите у вашего сына, где он был последние полгода, пока якобы задерживался на работе.
На том конце провода повисла пауза. Тамара Павловна явно не ожидала такого ответа. В ее картине мира ее Игоречек был идеальным, а во всех проблемах всегда была виновата невестка.
— Что ты хочешь этим сказать? — уже не так уверенно спросила она. — Ты намекаешь на измену? Не смей клеветать на моего сына! Он порядочный человек! Это ты, наверное, его довела! Вечно недовольная, холодная, пилила его с утра до ночи!
— Я его не пилила, — так же ровно парировала Марина. — Я просто просила его хотя бы иногда ужинать дома, а не в ресторанах с «деловыми партнерами» в лице двадцатилетних секретарш.
— Ах ты!.. — задохнулась от возмущения Тамара Павловна. — Да как ты можешь! Он работал, семью обеспечивал, чтобы ты ни в чем не нуждалась! А ты, неблагодарная! Он тебе и дом, и машину, и шубы! А ты ему что? Вечно кислое лицо!
Марина слушала этот поток обвинений и чувствовала, как ледяное спокойствие сменяется глухим раздражением. Двадцать лет она пыталась угодить этой женщине, быть для нее хорошей невесткой. Называла ее «мамой», хотя язык не поворачивался. Помогала на даче, выслушивала ее бесконечные жалобы на здоровье и соседей, терпела ее непрошеные советы и критику. И вот она, благодарность.
— Тамара Павловна, — прервала она ее. — Ваш сын ушел к другой женщине. Это его решение. Он взрослый мальчик, сам разберется. А в чем я виновата, а в чем нет, решать не вам.
— Я его мать! — взвизгнула свекровь. — Я имею право! Ты хочешь оставить его ни с чем, да?! Отобрать дом, который он построил?! Не выйдет! Мы тебе не позволим! Этот дом принадлежит нашей семье!
«Нашей семье». Марина криво усмехнулась. Все двадцать лет она была для них чужой. Просто приложением к Игорю, инкубатором для внуков, бесплатной домработницей.
— Этот дом принадлежит и мне тоже, — отчеканила она. — Я вложила в него не меньше вашего сына. Если не деньгами, то своим трудом и своей жизнью. Так что не волнуйтесь, на улице я не останусь. И детей своих в обиду не дам.
— Дети! — ухватилась за новое обвинение Тамара Павловна. — Ты и детей против него настроишь! Я знаю тебя!
— Дети уже взрослые. Они сами все видят и понимают. В отличие от некоторых. Всего доброго, Тамара Павловна. Мне нужно убрать со стола.
И Марина нажала на отбой, не дожидаясь ответа. Руки ее мелко дрожали. Не от страха, а от гнева. Она подошла к столу, накрытому на двоих. Утка в духовке уже остыла. Фарфоровые тарелки сиротливо блестели в свете люстры. Она сгребла скатерть вместе со всей посудой в узел и с силой швырнула его в мусорное ведро. Звон разбитого фарфора прозвучал как выстрел, как салют в честь начала новой жизни. Жизни, в которой больше не будет места ни трусливому мужу, ни его злобной матери.
Новость о разрыве Игоря и Марины разлетелась по кругу их родственников и знакомых со скоростью степного пожара. Телефон не умолкал. Звонили все: двоюродные тетки, старые друзья, соседи по даче. И каждый считал своим долгом высказать свое мнение, дать совет или просто посочувствовать — чаще всего с нескрываемым злорадством.
Первой ласточкой стала Зоя, двоюродная сестра Игоря. Женщина едкая, завистливая, всю жизнь считавшая, что Марине незаслуженно повезло с мужем.
— Мариночка, привет! — пропела она в трубку с фальшивым сочувствием. — Слышала я тут… новость. Ужас какой! Как же ты теперь? Держишься, бедняжка?
Марина стиснула зубы. «Бедняжка». Как же ей хотелось ответить что-нибудь резкое. Но она сдержалась.
— Держусь, Зоя. Спасибо за беспокойство.
— Ой, да что ты! Мы же родня! Я всегда говорила, что Игорек у нас мужчина видный, за ним глаз да глаз нужен. А ты, наверное, расслабилась? Думала, раз в ЗАГСе расписались, так он твой навеки? Мужчину, Мариночка, нужно в тонусе держать! Удивлять, интриговать! А ты все дом, дети, борщи… Скучно ему стало, вот и все.
Марина слушала эту лекцию по семейной жизни от женщины, которая сама сменила трех мужей, и не знала, смеяться ей или плакать.
— Наверное, ты права, Зоя, — сказала она ровным голосом. — Недосмотрела. В следующий раз буду умнее.
— Вот-вот! — обрадовалась Зоя, приняв ее слова за чистую монету. — Главное, не вешай нос! Мужиков много, а ты у нас еще женщина ничего, видная. Хотя, конечно, в твоем возрасте уже сложнее… Конкуренция, сама понимаешь. Молодые на пятки наступают. Кстати, а кто она, эта… разлучница? Говорят, совсем молоденькая? Из его фирмы?
Сплетни. Вот что ей было нужно. Свежие, горячие подробности чужой драмы, чтобы потом перемывать косточки со своими подругами.
— Не знаю, Зоя. Я не интересовалась, — сухо ответила Марина.
— Как это?! — искренне изумилась та. — Ты что, даже не выяснила? Надо же знать врага в лицо! А вдруг она его приворожила? Сейчас ведь это модно. Сходи к бабке какой-нибудь, пусть посмотрит. У меня есть одна на примете, проверенная…
— Спасибо, Зоя, я как-нибудь сама, — прервала ее Марина. — Извини, у меня вторая линия.
Она отключилась и с отвращением посмотрела на телефон. Враг. Приворот. Какая дикость. Ее врагом был не мифический образ молодой соперницы, а тот человек, с которым она прожила двадцать лет и который оказался ей совершенно чужим.
Следующий звонок был от старой подруги, Лены. Они дружили еще с института, но в последние годы виделись редко. Лена была женщиной одинокой, с неустроенной личной жизнью, и всегда немного завидовала семейному счастью Марины.
— Марин, привет. Это Лена. Мне сейчас Зойка звонила, рассказала… Я в шоке! — в ее голосе слышалось неподдельное волнение, но в глубине его Марина уловила нотки торжества. Наконец-то! Успешная и замужняя Марина оказалась в той же лодке, что и она. — Я же тебе говорила, что все мужики — козлы! Нельзя им доверять! Помнишь, как мой сбежал? Один в один история! Ой, держись, подруга! Если что, я рядом! Хочешь, приеду с бутылочкой вина? Поплачем вместе!
Марине не хотелось ни вина, ни слез. Ей хотелось тишины.
— Спасибо, Лен. Не надо. Я в порядке.
— Да какой там в порядке! — не унималась Лена. — Тебя предали! Растоптали! Ты должна его ненавидеть! Ты должна ему отомстить! Давай я тебе помогу! Мы ему шины проколем! Или напишем на его машине что-нибудь нехорошее!
— Лена, успокойся, — устало сказала Марина. — Не нужно никакой мести. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.
Но покоя не было. Телефон разрывался. Каждый звонивший считал себя экспертом в области семейных отношений. Одни советовали немедленно подавать на развод и делить имущество до последней вилки. Другие, наоборот, убеждали проявить мудрость, простить и попытаться вернуть «заблудшего барана» в семью. «Стерпится — слюбится», «Все они гуляют, главное, чтобы домой возвращался», — неслось из трубки.
Марина слушала все это и понимала, насколько она одинока. Никто не пытался понять, что чувствует она сама. Всех интересовал только сам факт скандала, возможность поучаствовать, дать оценку, осудить или пожалеть. Она была для них не живым человеком, а персонажем из сериала, за чьей драмой так интересно наблюдать со стороны.
Вечером позвонила дочь, Аня. Она училась в другом городе, в медицинском.
— Мам, привет. Мне бабушка Тамара звонила, — голос у Ани был встревоженный. — Рассказала, что вы с папой… это правда?
— Правда, дочка, — тихо ответила Марина.
— Но… как? Почему? — в голосе дочери слышались слезы. — Из-за чего?
Марина на мгновение замолчала, подбирая слова. Она не хотела выливать на дочь всю грязь.
— Так бывает, Анечка. Люди меняются. Чувства проходят.
— Это из-за другой женщины? Бабушка сказала…
— Да.
Аня молчала. Марина слышала, как она всхлипывает.
— Мам, только ты не плачь, ладно? — сказала наконец дочь. — Он… он этого не стоит. Я скоро приеду на выходные. Мы что-нибудь придумаем. Я с тобой.
И от этих простых слов, от этой детской, но такой искренней поддержки, ледяная броня, которую Марина выстроила вокруг себя, дала трещину. Впервые за весь этот бесконечный день к горлу подкатил комок, и глаза защипало. Она не заплакала. Она просто поняла, что не одна. У нее есть дочь. У нее есть сын, который хоть и был больше похож на отца — такой же самовлюбленный и эгоистичный, — но все же он ее сын. У нее есть она сама. И этого было достаточно, чтобы не сломаться.
Прошла неделя. Игорь не звонил. Марина тоже. Она жила в странном, подвешенном состоянии. Дом, который всегда был полон жизни, теперь казался огромным и пустым. Тишина давила на уши. По привычке она готовила ужин на двоих, а потом съедала свою порцию в одиночестве, глядя в темное окно.
Она ждала, что он одумается. Не потому, что хотела его вернуть. Нет, эта страница была перевернута. Она ждала, что в нем проснется совесть, что он позвонит и хотя бы просто поговорит о том, как они будут жить дальше, как делить то, что наживали двадцать лет. Но телефон молчал. Игорь словно испарился, вычеркнул ее из своей жизни.
Зато Тамара Павловна не унималась. Она звонила каждый день, и каждый разговор превращался в пытку.
— Ну что, дождалась? — злорадствовала она. — Думала, он приползет к тебе на коленях? А он счастлив! Он живет полной жизнью! А ты сидишь одна в своем огромном доме, как сыч!
— Это и мой дом тоже, — механически повторяла Марина.
— Пока что твой! — шипела свекровь. — Игорь не собирается тебе ничего оставлять! Ты ничего не заслужила! Ты всю жизнь сидела на его шее!
Марина бросала трубку, но через час Тамара Павловна звонила снова, с новыми обвинениями и угрозами. Она рассказывала, какая у Игоря замечательная новая пассия — «Светочка, ангел, а не девушка!», — как она о нем заботится, как вкусно готовит, и как они собираются поехать отдыхать на Мальдивы. Каждое слово было пропитано ядом, рассчитанным на то, чтобы причинить Марине как можно больше боли.
Иногда ей это удавалось. После особенно мерзкого разговора Марина бродила по дому, и стены начинали на нее давить. Она смотрела на фотографии, где они были вместе — молодые, счастливые, — и не понимала, в какой момент все пошло не так. Где та точка невозврата, после которой их брак превратился в фикцию?
Она пыталась занять себя делами. Разобрала шкафы, выкинула все вещи Игоря. Сначала хотела сжечь их, но потом передумала. Слишком много чести. Просто аккуратно сложила в мешки и выставила за дверь. Переставила мебель в гостиной, чтобы ничто не напоминало о прошлом. Но пустота никуда не уходила.
Однажды вечером, не выдержав одиночества, она позвонила своей младшей сестре, Кате. Катя жила в небольшом городке за триста километров, была замужем за простым работягой, воспитывала двоих детей и никогда не лезла в жизнь Марины со своими советами.
— Катюш, привет, — сказала Марина, стараясь, чтобы голос не дрожал.
— Привет, сестренка! — бодро отозвалась Катя. — Что-то случилось? Голос у тебя какой-то…
И Марина не выдержала. Она рассказала все. Про уход Игоря, про его новую любовь, про звонки свекрови. Она говорила долго, сбивчиво, и впервые за все это время дала волю слезам. Это были не слезы жалости к себе, а слезы обиды и усталости.
Катя молча слушала, не перебивая. А когда Марина замолчала, опустошенная и обессиленная, она сказала просто:
— Приезжай ко мне.
— Зачем? — удивилась Марина.
— Просто так. Побудешь у нас недельку. Отдохнешь, развеешься. Свежим воздухом подышишь. А то ты там в своем дворце совсем зачахнешь.
Марине эта идея показалась дикой. Бросить все и уехать в какую-то глушь? Но потом она подумала: а что, собственно, ее здесь держит? Пустой дом? Звонки свекрови? Ожидание неизвестно чего?
— Хорошо, — сказала она. — Я приеду.
На следующее утро она села в свою машину и поехала. Дорога успокаивала. Мелькание деревьев за окном, ровный гул мотора, музыка из приемника — все это отвлекало от тяжелых мыслей. Она ехала и чувствовала, как с каждым километром ей становится легче дышать. Она уезжала от своей прошлой жизни, от боли и предательства.
Катя встретила ее на пороге своего небольшого, но уютного домика. Обняла крепко, как в детстве.
— Ну, здравствуй, потеряшка. Проходи, самовар уже кипит.
И Марина вошла. И впервые за много дней почувствовала себя дома.
Неделя, проведенная у сестры, стала для Марины глотком свежего воздуха. Она спала на старом диване в гостиной, который пах детством и яблоками. Ела простую, но вкусную еду, которую готовила Катя. Гуляла по осеннему лесу с племянниками, собирала грибы и дышала полной грудью.
Здесь, вдали от своего пустого дома и ядовитых звонков свекрови, она смогла посмотреть на свою жизнь со стороны. И то, что она увидела, ей не понравилось. Она поняла, что все эти двадцать лет жила не своей жизнью, а жизнью Игоря. Его интересы, его друзья, его карьера — все это было на первом месте. А она… она была лишь тенью, удобным приложением, которое обеспечивало ему надежный тыл.
Она вспомнила, как в юности мечтала стать ландшафтным дизайнером. Она даже поступила в институт, но на втором курсе вышла замуж, родила сына, и учебу пришлось бросить. Игорь тогда сказал: «Зачем тебе это? Я буду работать, а ты — создавать уют в доме». И она согласилась. Она с энтузиазмом взялась за обустройство их сначала квартиры, а потом и большого загородного дома. Она сама проектировала сад, выбирала растения, создавала альпийские горки и цветники. Все восхищались ее вкусом, а Игорь гордо говорил: «Это все моя Марина». Но это была не профессия, а хобби, развлечение для богатой домохозяйки.
— А почему бы тебе не вернуться к этому? — спросила Катя, когда Марина поделилась с ней своими мыслями. — Ты же талантливая! Помнишь, как ты наш огород превратила в райский сад? Соседи до сих пор ходят на экскурсию.
— Кому я сейчас нужна? — горько усмехнулась Марина. — Мне сорок пять. У меня нет ни диплома, ни опыта работы.
— Глупости! — отрезала Катя. — У тебя есть опыт, и еще какой! Твой дом и сад — это твое портфолио. Начни с малого. Дай объявление в местную газету. У нас тут много новых коттеджей строится, люди богатые, а вкуса никакого. Уверена, клиенты найдутся.
Слова сестры запали Марине в душу. А почему бы и нет? Что она теряет? Хуже, чем сейчас, уже не будет.
Вернувшись домой, она почувствовала себя другим человеком. Пустота в доме больше не давила на нее. Теперь она видела в нем не символ разрушенной семьи, а поле для деятельности. Она сфотографировала свой сад, самые удачные уголки, создала простое портфолио и разместила объявление на нескольких сайтах и в местной газете.
Первый звонок раздался через три дня. Звонила женщина, которая недавно купила участок и хотела разбить на нем «что-нибудь красивое». Марина волновалась, как школьница перед экзаменом. Но когда она приехала на место, увидела заросший бурьяном пустырь и услышала пожелания хозяйки, все волнение ушло. Она начала говорить, рисовать эскизы, предлагать варианты. Она была в своей стихии.
Заказчица была в восторге. Она сразу же дала Марине аванс и полностью доверилась ее вкусу.
Это была первая маленькая победа. Первый заработанный рубль за последние двадцать лет. Марина держала в руках эти деньги и чувствовала небывалый прилив сил. Она может! Она все может сама!
Работа захватила ее. Появились новые заказы. «Сарафанное радио» работало лучше любой рекламы. Ее проекты были стильными, продуманными и, что немаловажно, она умела слушать клиентов и воплощать в жизнь их мечты. Она моталась по питомникам, выбирая лучшие саженцы, контролировала рабочих, сама копалась в земле, не боясь испачкать руки. Она уставала так, что вечером падала в кровать без сил, но это была приятная усталость. У нее не оставалось времени на тоску и самокопание.
Игорь и Тамара Павловна на время исчезли с ее горизонта. Видимо, они решили, что достаточно ее помучили, и теперь ждали, когда она придет с повинной, готовая на любые условия. Они не знали, что Марина строит свою новую жизнь, в которой для них уже не было места.
Затишье оказалось недолгим. Однажды, вернувшись с очередного объекта, грязная и уставшая, Марина увидела у ворот своего дома знакомую машину. Сердце неприятно екнуло. Из машины вышел Игорь. Он выглядел не так лощено, как обычно. Костюм был слегка помят, под глазами залегли тени.
Он смотрел на нее с каким-то странным выражением. Смесь удивления и раздражения. Он ожидал увидеть заплаканную, опустившуюся женщину, а перед ним стояла она — в рабочих джинсах, с землей под ногтями, но с горящими глазами и прямой спиной.
— Привет, — сказал он, нарушив неловкую паузу.
— Зачем приехал? — холодно спросила Марина, не приглашая его войти.
— Поговорить надо, — он замялся. — Про дом. Про имущество.
— Я слушаю.
Игорь явно чувствовал себя не в своей тарелке. Он привык вести переговоры с позиции силы, а тут ему приходилось стоять у ворот собственного дома, как просителю.
— В общем, так, — начал он, возвращая себе привычную нагловатую манеру. — Я тут подумал. Этот дом слишком большой для тебя одной. Я предлагаю тебе его продать, а деньги поделить.
Марина молча смотрела на него. Продать дом. Дом, в который она вложила всю свою душу.
— Нет, — сказала она коротко.
— Что значит «нет»? — взвился Игорь. — Ты не имеешь права! Я его строил!
— А я в нем жила. И продолжаю жить. Это мой дом. Если тебе нужны деньги — продай свою квартиру в городе. Или попроси у своей Светочки. Говорят, она из богатой семьи.
Упоминание о Светочке заставило его поморщиться. Видимо, не все так гладко было в его новом «раю».
— Не твое дело! — рявкнул он. — Я предлагаю тебе хороший вариант! Ты получишь свою долю и купишь себе квартирку. Будешь жить спокойно.
— Я и так живу спокойно, — усмехнулась Марина. — Это ты, кажется, не очень. Что, деньги закончились? Мальдивы отменяются?
Его лицо исказилось от злости.
— Я предупреждаю тебя, Марина! Если ты не согласишься по-хорошему, будет по-плохому! Я подам в суд! И ты останешься ни с чем!
— Подавай, — она пожала плечами. — Посмотрим, на чьей стороне будет правда. А теперь уезжай. У меня много дел.
Она развернулась и пошла к дому, не оглядываясь. Она слышала, как он что-то кричал ей в спину, какие-то угрозы, но не обращала внимания. Страха не было. Была только холодная уверенность в своей правоте.
Через день снова позвонила Тамара Павловна. На этот раз она сменила тактику. Вместо криков и угроз в ее голосе зазвучали вкрадчивые, жалостливые нотки.
— Мариночка, доченька, — заворковала она. — Ну что же ты делаешь? Зачем ты мучаешь и себя, и Игоря? Он же страдает!
Марина чуть не рассмеялась. Игорь страдает. Какая нелепость.
— Он совершил ошибку, с кем не бывает? — продолжала свекровь. — Бес попутал. Эта девица… она его просто окрутила! А он ведь тебя любит, я знаю!
— Если любит, пусть докажет, — отрезала Марина.
— А как же он докажет, если ты его на порог не пускаешь? — запричитала Тамара Павловна. — Будь мудрее, Мариночка! Прости его! Семья — это главное! Подумай о детях!
— О детях нужно было думать вашему сыну, когда он собирал чемоданы, — жестко ответила Марина. — А теперь уже поздно.
— Ах ты, змея бессердечная! — тут же сорвалась на крик свекровь, поняв, что уговоры не действуют. — Ты хочешь его по миру пустить! Ничего у тебя не выйдет! Мы найдем на тебя управу!
Марина молча нажала на отбой. Этот разговор только укрепил ее в мысли, что она все делает правильно. Они поняли, что она не сломалась, не плачет в подушку, а живет дальше. И это приводило их в ярость. Их план — довести ее до отчаяния и заставить отдать все за бесценок — провалился.
Она знала, что это еще не конец. Они будут давить, угрожать, манипулировать. Но теперь она была готова к этому. Она больше не была испуганной домохозяйкой, полностью зависящей от мужа. Она была женщиной, которая нашла в себе силы начать все с нуля. И она никому не позволит разрушить ее новую жизнь.
Игорь и его мать действительно не собирались сдаваться. Они начали действовать. Сначала по поселку поползли грязные слухи. Соседям, с которыми Марина прожила бок о бок десять лет, вдруг стали рассказывать, какой она была ужасной женой. Что она изменяла Игорю, тратила его деньги на любовников, а теперь, когда он все узнал и ушел, хочет отобрать у него последнее.
Распространяла эти сплетни, конечно же, Зоя, двоюродная сестра Игоря, которая с радостью взялась за эту грязную работу. Она обзванивала общих знакомых, приходила в гости к соседям и с самым сочувствующим видом выливала на Марину ушат помоев.
Марина узнала об этом случайно. Однажды она столкнулась в местном магазине с соседкой, тетей Валей, милой старушкой, которая всегда угощала ее яблоками из своего сада. Тетя Валя посмотрела на Марину как-то странно, поджала губы и, не поздоровавшись, прошла мимо.
Марину это задело. Вечером она набралась смелости и пошла к соседке.
— Тетя Валя, здравствуйте. «Я вас чем-то обидела?» —спросила она прямо.
Старушка смутилась, отвела глаза.
— Да нет, что ты, Мариночка…
— Я же вижу, что что-то не так. Вы со мной даже не поздоровались.
Тетя Валя вздохнула и, видимо, решив, что лучше сказать правду, выпалила:
— Вчера ко мне Зоя ваша заходила. Рассказывала тут… такое… Что ты, мол, мужа своего рогами наградила, а теперь дом у него оттяпать хочешь.
Марина почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо. Такого унижения она не ожидала.
— И вы поверили? — тихо спросила она.
— Да я-то что… — замялась тетя Валя. — Дыма без огня не бывает, говорят. Да и Игорь-то мужик видный, работящий. А ты все одна да одна…
Марина поняла, что спорить и оправдываться бесполезно. Семя сомнения уже было посеяно. Она молча развернулась и ушла.
Это было больно. Больно от того, что люди, которых она считала добрыми соседями, так легко поверили в грязную ложь. Она поняла, что оказалась в изоляции. Некоторые знакомые перестали отвечать на ее звонки, другие при встрече делали вид, что не замечают ее. Она стала изгоем в собственном поселке.
Но и это ее не сломило. «Пусть говорят, что хотят, — решила она. — Собаки лают, караван идет». Она с головой ушла в работу, которая стала для нее настоящим спасением. Ее бизнес потихоньку рос. У нее появились постоянные клиенты, которые рекомендовали ее своим друзьям. Она наняла двух помощников, купила небольшой грузовичок для перевозки растений и инструментов. Она больше не была просто Мариной, бывшей женой Игоря. Она была Мариной Сергеевной, уважаемым ландшафтным дизайнером.
Однажды ей позвонили с очень крупным заказом. Нужно было оформить территорию вокруг нового элитного ресторана. Это был шанс заявить о себе, выйти на новый уровень. Марина с энтузиазмом взялась за проект. Она дневала и ночевала на объекте, лично контролируя каждый этап работы.
В день открытия ресторана она приехала, чтобы внести последние штрихи. Она поправляла цветы в вазонах у входа, когда рядом остановился роскошный черный автомобиль. Дверь открылась, и из нее вышел… Игорь. А под руку его держала молоденькая, разодетая как кукла, девица — та самая Светочка.
Марина замерла. Игорь тоже увидел ее. На его лице отразилось целая гамма чувств: удивление, злость, растерянность. Он явно не ожидал встретить ее здесь, да еще в таком виде — уверенную, деловитую, красивую в своей простой рабочей одежде.
— Марина? — выдавил он. — Что ты здесь делаешь?
— Работаю, — спокойно ответила она. — А ты, я смотрю, отдыхаешь.
Светочка смерила Марину презрительным взглядом с ног до головы.
— Игорек, кто это? — капризно протянула она. — Какая-то садовница?
— Это моя… бывшая жена, — процедил Игорь сквозь зубы.
— А-а-а, — протянула девица с понимающей ухмылкой. — Та самая, которая хочет тебя обобрать? Слышала, слышала. Ну, что я могу сказать… на вкус и цвет товарищей нет.
Она демонстративно прижалась к Игорю, показывая, кто здесь хозяйка положения.
Марину эта сцена не задела. Она смотрела на эту парочку и чувствовала не боль, а какую-то странную жалость. К Игорю, который променял двадцать лет совместной жизни на эту пустую, глупую куклу. И даже к этой Светочке, которая так гордилась своей молодостью и красотой, не понимая, что это товар скоропортящийся.
В этот момент из ресторана вышел его владелец, солидный мужчина в дорогом костюме. Увидев Марину, он расплылся в улыбке.
— Марина Сергеевна, здравствуйте! Какую же красоту вы нам тут создали! Все гости в восторге! Я хотел бы обсудить с вами еще один проект, у меня есть загородный клуб…
Он говорил что-то еще, но Марина его уже не слушала. Она смотрела на лицо Игоря. Оно было белым от злости и унижения. Он, который всегда считал ее ни на что не способной домохозяйкой, вдруг увидел ее успешной, уважаемой, востребованной. Увидел, что она не просто выжила без него, а стала жить лучше, ярче, полнее.
Это был удар по его самолюбию, страшнее которого он еще не получал. Он что-то буркнул своей спутнице, развернулся и почти бегом пошел к машине.
Марина проводила его взглядом и впервые за долгое время улыбнулась по-настоящему. Она победила. Не в суде, не в спорах за имущество. Она победила в главной битве — битве за себя.
После той встречи у ресторана Игорь и Тамара Павловна на время затаились. Видимо, им нужно было время, чтобы переварить новую реальность, в которой Марина больше не была жертвой. Но Марина не обманывалась, она знала, что это лишь временное затишье перед новой бурей. И она оказалась права.
Однажды вечером, когда она сидела на веранде с чашкой чая и любовалась своим садом, на подъездной дорожке показалась машина. Но это была не машина Игоря. Из нее вышла Тамара Павловна. Одна.
Марина напряглась. Визит свекрови в одиночку не предвещал ничего хорошего.
Тамара Павловна вошла в калитку и остановилась, оглядывая сад. На ее лице была маска скорби. Она была одета во все черное, хотя никакого траура в семье не было. Явный театральный эффект.
— Здравствуй, Марина, — сказала она тихим, дрожащим голосом.
— Здравствуйте, — сухо ответила Марина, не двигаясь с места.
— Можно мне присесть? Ноги совсем не держат.
Марина молча указала на кресло напротив. Тамара Павловна медленно опустилась в него, достала из сумочки платок и приложила его к глазам.
— Горе у нас, Мариночка, — всхлипнула она.
Марина молчала, ожидая продолжения спектакля.
— Игорь… он болен. Очень серьезно.
Сердце Марины пропустило удар. Несмотря на все, что он сделал, он все-таки был отцом ее детей, человеком, с которым она прожила полжизни.
— Что с ним? — спросила она, и в голосе прозвучала неподдельная тревога.
Тамара Павловна подняла на нее глаза, полные слез.
— Сердце. Врачи говорят, нужно срочная операция. Очень дорогая. В Германии. А у нас… у нас сейчас нет таких денег.
Она снова зарыдала, на этот раз уже в голос.
Марина смотрела на нее и чувствовала, как тревога сменяется подозрением. Что-то в этой сцене было фальшивым. Слишком наигранно, слишком драматично.
— Почему нет денег? — спросила она прямо. — У Игоря успешный бизнес. У его… подруги, кажется, богатые родители.
— Бизнес… — махнула рукой Тамара Павловна. — Какие-то проблемы у него начались. Конкуренты давят. А эта… Света… как только узнала про болезнь, сразу же его бросила! Сказала, что не собирается связывать свою жизнь с инвалидом! Представляешь, какая дрянь!
Она говорила с такой искренней ненавистью, что Марина почти поверила ей.
— Вот я и приехала к тебе, Мариночка, — свекровь подалась вперед и попыталась взять ее за руку. — Ты же не чужой человек. Ты мать его детей. Помоги! Продай дом! Это единственный выход! Мы спасем Игоря, он поймет, какую ошибку совершил, он вернется к тебе! Вы снова будете вместе!
И тут Марина все поняла. Это был их новый план. Раз угрозы и сплетни не сработали, они решили надавить на жалость. Сыграть на ее доброте и сострадании.
Она медленно отняла свою руку.
— Какая операция ему нужна? — спросила она спокойным, деловым тоном. — В какой клинике? Как фамилия лечащего врача?
Тамара Павловна растерялась. Она не ожидала таких конкретных вопросов.
— Я… я не помню, — пролепетала она. — Мне не до того было… Какая-то сложная… на сердце…
— Понятно, — кивнула Марина. — Значит, так. Я сейчас позвоню нашей общей знакомой, Ларисе Петровне. Она заведующая кардиологическим отделением в областной больнице. У нее лучшие связи. Она поможет нам найти лучших врачей и здесь, и в Германии. Мы устроим Игоря в лучшую клинику. Я оплачу все расходы.
Она достала телефон и начала набирать номер.
Лицо Тамары Павловны изменилось. На нем проступил страх.
— Не надо! — вскрикнула она. — Не надо никуда звонить!
— Почему? — Марина подняла на нее глаза. — Вы же хотите спасти сына. А я хочу помочь.
— Ты… ты не так все поняла! — заюлила свекровь. — Ему нельзя сейчас… волновать его… врачи запретили…
— Врачи запретили его лечить? — усмехнулась Марина. — Интересно.
Она отложила телефон и посмотрела на Тамару Павловну в упор. Холодным, пронзительным взглядом. И свекровь не выдержала. Она опустила глаза, съежилась. Весь ее трагический образ рассыпался, как карточный домик.
— Уходите, — сказала Марина тихо, но властно. — Уходите. И больше никогда не появляйтесь в моем доме.
Тамара Павловна вскочила, как ошпаренная. Ее лицо исказилось от злобы.
— Ты еще пожалеешь об этом! — прошипела она. — Пожалеешь, что не помогла родному человеку!
— Родному человеку я бы помогла, — ответила Марина. — А лживым, подлым манипуляторам — никогда. Передайте своему здоровому сыну, что его спектакль провалился. И скажите, что, если он или вы еще раз попытаетесь меня обмануть, я сделаю все, чтобы его «проблемы с бизнесом» стали реальными. У меня теперь тоже есть связи.
Она встала, давая понять, что разговор окончен.
Тамара Павловна пулей вылетела из калитки, села в машину и умчалась.
Марина осталась одна. Руки ее дрожали, но на душе было странное облегчение. Она выдержала и это испытание. Она раскусила их подлую игру. Она поняла, что они не остановятся ни перед чем, чтобы добиться своего. Но она также поняла, что больше их не боится.
Она посмотрела на свой сад, залитый лучами заходящего солнца. Он был ее крепостью, ее миром, который она создала сама. И она никому не позволит его разрушить. Она знала, что впереди еще много битв. Но теперь она была уверена, что выйдет из них победителем. Потому что на ее стороне была правда. И сила. Сила, о которой она сама раньше не подозревала.
Вечером, когда стемнело, она заметила, что машина Тамары Павловны снова стоит в конце улицы. Двигатель был заглушен, фары погашены. Они наблюдали. Ждали. Марина задернула шторы, но не почувствовала страха. Только холодную ярость и презрение. Они думали, что она сломается. Но они не знали, что сталь, закаленная в огне, становится только крепче. И где-то там, в темноте, за рулем машины, сидел не грозный противник, а жалкий, растерянный трус, который проиграл все, потому что так и не понял, что настоящая сила — не в деньгах и не в наглости, а в достоинстве и чести. И что женщина, которую он предал, обладала и тем, и другим в полной мере.