Наш брак с Антоном длился десять лет. Десять лет, которые, как мне казалось, были сплетены из солнечного света, запаха утреннего кофе и тихого общего счастья. Мы жили в нашей уютной двухкомнатной квартире, в которую вложили не только все сбережения, но и всю душу. Каждую полочку, каждую вазочку, каждый оттенок краски на стенах мы выбирали вместе. Я помню, как мы, смеясь, лежали на голом полу, когда только получили ключи, и строили планы. Планы на целую жизнь.
Наш дом был нашей крепостью. Единственным «но», маленькой трещинкой в этой идеальной стене, был тот факт, что квартира была записана на маму Антона, Светлану Петровну. Когда мы ее покупали, пять лет назад, Антон настоял на этом.
— Так будет проще, Мариш, — говорил он, обнимая меня за плечи. — Меньше бумажной волокиты, меньше вопросов от разных служб. Это чистая формальность. Ты же знаешь, это наш дом. Наш с тобой.
И я верила. А как я могла не верить? Я любила его. Я доверяла ему больше, чем самой себе. Мы были одним целым, и мысль о том, что он может меня обмануть, казалась такой же абсурдной, как мысль о том, что солнце завтра взойдет на западе. Я сама видела, как он вкладывал каждую копейку, как радовался покупке, как с гордостью говорил друзьям: «Это мы с Мариной наше гнездо свили».
Последние полгода что-то неуловимо изменилось. Антон стал задерживаться на работе, ссылаясь на важные проекты. Его телефон, который раньше мог валяться где угодно, теперь был его вечным спутником, даже в ванной. Он стал более раздражительным, замкнутым. На мои вопросы о том, что случилось, он лишь отмахивался:
— Все нормально, просто устал. Конец года, завал на работе, сама понимаешь.
Я старалась понимать. Готовила его любимые ужины, создавала уют, не лезла с расспросами. Думала, что это просто сложный период, который нужно пережить. Мы ведь команда. Команды проходят через трудности вместе.
Тот вечер начался как обычно. Антон, одетый в свой лучший костюм, который он надевал только по особым случаям, собирался на «важный корпоративный ужин с партнерами». От него пахло дорогим парфюмом, который я ему подарила на годовщину.
— Ты сегодня просто неотразим, — сказала я, поправляя ему воротник рубашки.
— Стараюсь соответствовать, — он улыбнулся, но улыбка не коснулась его глаз. В них была какая-то холодная отстраненность, от которой у меня неприятно засосало под ложечкой.
— Я заберу тебя, когда закончишь? Во сколько примерно? — спросила я, это было нашей традицией.
— Нет, не нужно, — он как-то слишком быстро ответил. — Мы засидимся допоздна, не хочу тебя гонять по ночи. Возьму такси.
Он поцеловал меня в щеку — мимолетное, почти невесомое прикосновение — и вышел. Я осталась стоять в прихожей, вдыхая аромат его парфюма, смешанный с чем-то тревожным, витавшим в воздухе. Дверь захлопнулась, и тишина в квартире вдруг стала оглушительной, давящей. Я подошла к окну и смотрела, как его фигура удаляется по освещенной фонарями дорожке. Что-то было не так. Какая-то мелочь, деталь, выбивающаяся из привычной картины мира. Раньше он всегда радовался, когда я за ним заезжала, говорил, что ему приятно видеть мое лицо после долгих переговоров. А сегодня... Сегодня он будто хотел поскорее избавиться от меня, от моего присутствия.
Я легла спать, но сон не шел. Я ворочалась с боку на бок, вслушиваясь в тиканье часов на стене. Каждый тик-так отдавался в голове гулким эхом. Я представляла его на этом ужине: вот он сидит за столом в дорогом ресторане, вежливо улыбается партнерам, обсуждает цифры и контракты. Но интуиция, этот тихий, но настойчивый внутренний голос, шептала мне совсем другое. Она рисовала иные картины, которые я гнала от себя, боясь даже представить. В тот момент я еще не знала, что моя жизнь уже летит под откос, а этот вечер — лишь начало долгого и мучительного падения. Я просто чувствовала необъяснимый холод одиночества в нашей большой и теплой постели.
Он вернулся далеко за полночь. Я притворилась спящей, лежа неподвижно и слушая, как он тихо раздевается в темноте. Он двигался на цыпочках, стараясь не шуметь. Этот факт почему-то уколол больнее всего. Он не хотел меня будить. Или боялся, что я проснусь и что-то спрошу? Когда он лег рядом, я уловила тонкий, едва заметный аромат чужих женских духов. Сладкий, цветочный, совсем не похожий на мой. Он смешался с запахом его дорогого парфюма и создал тошнотворный, предательский коктейль. Я сжала кулаки под одеялом, чтобы не закричать. Дыши, Марина, дыши. Может, просто показалось. Может, он сидел рядом с какой-то женщиной-коллегой. Не делай поспешных выводов. Но сердце уже колотилось как бешеное, и ледяной ком подкатил к горлу.
Утром, когда он был в душе, я не выдержала. Руки дрожали, пока я проверяла карманы его вчерашнего пиджака. Внутри, в боковом кармане, я нашла сложенный вдвое чек из ресторана. Ресторан был одним из самых дорогих в городе. Я пробежалась глазами по позициям... и замерла. В конце чека, в графе «Гости», стояла цифра «два». Не корпоратив. Не ужин с партнерами. Ужин на двоих. Дата и время совпадали со вчерашним вечером.
Я сунула чек обратно, и меня затрясло. Значит, я не сошла с ума. Значит, тот запах, его отстраненность, его ложь про такси — все это звенья одной цепи. Весь день я ходила как в тумане. Пыталась работать, но строчки в документах расплывались перед глазами. В голове крутился один и тот же вопрос: кто была эта вторая?
Вечером я попыталась завести разговор.
— Как вчера прошел ужин? Удалось договориться с партнерами? — спросила я как можно более беззаботно, наливая ему чай.
— Да, все отлично, — ответил он, не отрываясь от экрана телефона. — Было шумно, утомительно, но продуктивно.
Он врал. Врал так легко и непринужденно, глядя мне в глаза, и от этой его способности у меня внутри все похолодело. Это был не мой Антон. Мой Антон не умел так лгать.
Подозрения копились, как снежный ком. То я видела в его телефоне, который он на секунду оставил на столе, всплывающее уведомление от контакта «Игорь Шиномонтаж»: «Целую, жду вечера». Какой еще Игорь? Зачем шиномонтажнику писать такие сообщения? То он вдруг начинал говорить о деньгах, о том, что «нужно оптимизировать расходы», и его взгляд при этом становился каким-то оценивающим, будто он прикидывал, сколько я стою.
Я решила поговорить с его матерью, Светланой Петровной. Раньше у нас были неплохие отношения, она всегда казалась мне рассудительной женщиной. Я позвонила ей под предлогом спросить рецепт ее фирменного пирога.
— Светлана Петровна, здравствуйте! Как ваши дела?
— Здравствуй, Мариночка. Все потихоньку. Что-то случилось? — ее голос был настороженным.
— Да нет, все в порядке. Просто хотела спросить… Антон в последнее время такой уставший, нервный. На работе, говорит, проблемы. Вы не знаете, что там у него?
Наступила короткая пауза.
— Марина, Антон — взрослый мужчина, — отрезала она сухо. — У него свой бизнес, свои дела. Не мешай ему. Ему сейчас нужно сосредоточиться, а не отвлекаться на женские глупости.
Ее слова резанули меня. «Женские глупости». «Не мешай ему». Она говорила так, будто я была не его женой, а какой-то досадной помехой. В этот момент я впервые отчетливо поняла: они заодно. Она все знает. И она на его стороне.
Мой мир, такой уютный и стабильный, рушился на глазах. Каждый день приносил новые трещины. Я начала замечать мелочи, на которые раньше не обращала внимания: как он избегает моего взгляда, как вздрагивает, когда я подхожу сзади, как прячет телефон. Наша квартира, наше гнездо, перестала быть безопасным местом. Воздух в ней стал густым и тяжелым от недомолвок и лжи. Я ходила по комнатам, где каждый предмет напоминал о нашем общем прошлом, и чувствовала себя призраком в собственном доме. Я вспоминала, как мы клеили эти обои, споря до хрипоты из-за узора, как вместе собирали этот шкаф, и слезы подступали к глазам. Неужели все это было обманом?
Я чувствовала, что развязка близка. Напряжение стало почти невыносимым. Мы жили как соседи, обмениваясь лишь дежурными фразами. Я ждала. Я не знала, чего именно, но понимала, что скоро все закончится.
Этот день настал в субботу. Утро было серым и дождливым, под стать моему настроению. Антон сидел на кухне и пил кофе, уставившись в одну точку. Я села напротив. Тишина звенела в ушах. Я больше не могла ее выносить.
— Антон, нам нужно поговорить, — мой голос прозвучал на удивление твердо.
Он медленно поднял на меня глаза. В них не было ни вины, ни сожаления. Только холодная, ледяная усталость.
— О чем? — спросил он так, будто искренне не понимал.
— О нас. О твоих «корпоративных ужинах» на двоих. О сообщениях от «Игоря Шиномонтажа». О твоей лжи.
Я ожидала чего угодно: оправданий, отрицаний, криков. Но он просто спокойно поставил чашку на стол. На его лице промелькнуло что-то похожее на облегчение.
— Хорошо, — сказал он ровным, безжизненным тоном. — Давай поговорим. Мы разводимся.
Три слова. Просто три слова, которые он произнес так, будто сообщал, что на улице идет дождь. У меня перехватило дыхание. Мир сузился до его лица, до этих холодных глаз.
Разводимся. Слово ударило меня, как хлыст. Я знала, я чувствовала, что к этому все идет, но услышать это вслух было невыносимо. Десять лет жизни, любви, надежд — все было перечеркнуто одной фразой.
Я молчала, не в силах вымолвить ни слова. И тогда он продолжил. Он встал, прошелся по кухне, и на его лице появилась кривая, торжествующая ухмылка. Он смотрел на меня сверху вниз, как на что-то жалкое, уже побежденное.
— И я хочу, чтобы все прошло быстро и без проблем, — начал он, тщательно подбирая слова, будто произносил давно отрепетированную речь. — Ты соберешь свои вещи и съедешь. Надеюсь, ума у тебя хватит не устраивать сцен.
— Съеду? — прошептала я. — Куда я съеду? Это и мой дом тоже.
Тут он рассмеялся. Громко, неприятно, с издевкой.
— Твой дом? Марина, ты такая наивная. Неужели ты забыла? Квартира, — он сделал драматическую паузу, наслаждаясь моментом, — записана на маму. Так что юридически ты к ней не имеешь никакого отношения. Это ее квартира. А она, так уж и быть, разрешает мне в ней жить. Так что, извини, но из нашего бывшего «гнезда» вылететь придется только тебе. Можешь забрать свою посуду и одежду. Больше ты ни на что претендовать не можешь.
Он стоял, уперев руки в бока, и его лицо светилось от самодовольства. Он продумал все. Он и его мать. Они загнали меня в угол, лишили всего, и теперь он наслаждался своей победой, своим триумфом. В этот момент я смотрела на него и не узнавала. Передо мной стоял совершенно чужой, жестокий человек. Человек, который методично, хладнокровно готовил это предательство, пока я пекла ему пироги и верила в нашу «команду».
Он ушел к матери в тот же день, бросив на прощание: «Даю тебе неделю, чтобы собрать вещи». Я осталась одна в нашей квартире, которая внезапно стала чужой и огромной. Первые несколько часов я просто сидела на полу в гостиной и плакала. Не от обиды, а от опустошения. Будто из меня вынули душу, оставив лишь пустую оболочку.
Но потом слезы высохли. На смену им пришла холодная, звенящая ярость. Они решили, что я просто сдамся? Что я, как побитая собака, подберу свои пожитки и уйду в никуда? Нет. Они плохо меня знали.
Я начала действовать. Я вспомнила, что при сборах Антон в спешке забыл одну папку с документами в ящике письменного стола. Я открыла ее. Внутри, помимо копий наших паспортов и свидетельства о браке, я нашла то, что заставило мое сердце замереть. Это были распечатки с сайта по продаже загородной недвижимости. Дорогущий коттедж в элитном поселке. А под ними — бронь авиабилетов на Мальдивы. На двоих. На имя Антона и некой Ирины Ковалевой.
Так вот кто такой «Игорь Шиномонтаж». Ирина. Они не просто хотели вышвырнуть меня. Они собирались продать нашу общую, потом и кровью заработанную квартиру, и на эти деньги начать новую, красивую жизнь.
Эта находка стала последней каплей. Теперь это было не просто дело о разводе. Это было дело о справедливости. Я позвонила юристу, которого мне порекомендовала подруга. Выслушав мою историю, он посоветовал первым делом обратиться к нотариусу и поднять все документы по сделке купли-продажи квартиры.
Я позвонила Антону.
— Нам нужно встретиться у нотариуса, — сказала я ровным голосом. — Нужно формально заверить, что я не имею претензий на квартиру. Так будет проще для всех.
Он согласился моментально. Я слышала в его голосе самодовольные нотки. Конечно, он был уверен в своей победе. Глупая Марина решила сдаться без боя. Именно этого он и ждал. Мы договорились встретиться через два дня.
Нотариальная контора встретила нас тишиной и запахом старой бумаги. Стерильная обстановка, тяжелый дубовый стол, серьезная женщина-нотариус лет пятидесяти. Антон пришел не один. С ним была его мать, Светлана Петровна. Оба выглядели как победители. На их лицах было написано торжество. Они переглядывались и едва заметно улыбались.
— Здравствуйте, — начал Антон, едва мы сели. — Мы пришли по простому вопросу. Хотим оформить отказ моей бывшей супруги от любых претензий на недвижимость, которая принадлежит моей матери, Светлане Петровне. Вот документы.
Он с важным видом выложил на стол свидетельство о собственности. Нотариус взяла бумаги, надела очки и начала их внимательно изучать. Светлана Петровна сидела с прямой спиной, как королева на троне.
— Так, — произнесла нотариус, отрываясь от бумаг. — Квартира была приобретена пять лет назад, когда вы, — она посмотрела на Антона и на меня, — состояли в законном браке.
— Да, но оформлена она на маму! — с нетерпением вставил Антон. — Марина к ней не имеет никакого отношения.
Нотариус подняла на него спокойный, но строгий взгляд.
— Молодой человек, Семейный кодекс Российской Федерации гласит, что имущество, нажитое супругами во время брака, является их совместной собственностью, независимо от того, на имя кого из супругов оно приобретено. Попытка оформить совместно нажитое имущество на родственника может быть и, как правило, признается судом способом сокрытия имущества от раздела. Таким образом, данная квартира подлежит разделу между вами и вашей супругой в равных долях.
Лицо Антона вытянулось. Улыбка сползла с него, как маска.
— Как... как это? Она же на маму записана!
— А еще, — добавила я тихим, но отчетливым голосом, и выложила на стол еще один документ, который хранила все эти годы. — При покупке квартиры мы оформили нотариальное согласие от Светланы Петровны. Я настояла на этом. На всякий случай.
Я протянула бумагу нотариусу. Она пробежала ее глазами и кивнула.
— Да, все верно. Здесь черным по белому написано, что Светлана Петровна подтверждает, что квартира приобретается на денежные средства ее сына, Антона, и его супруги, Марины, а она выступает лишь номинальным владельцем. Этот документ полностью подтверждает режим совместной собственности. Квартира делится пополам. Или вы выплачиваете супруге половину ее рыночной стоимости.
Наступила мертвая тишина. Я посмотрела на Антона. Его лицо было багровым от ярости и унижения. Светлана Петровна вцепилась в подлокотники кресла, ее губы сжались в тонкую нитку. Их гениальный план, такой простой и жестокий, рассыпался в прах из-за одной бумажки, которую я когда-то заставила их подписать, поддавшись смутной тревоге.
Я встала. Я посмотрела на них обоих — на этих двух таких уверенных в себе, так хорошо все спланировавших людей, которые сейчас выглядели растерянными и злыми. Я ничего им не сказала. Все уже было сказано. Я просто развернулась и пошла к выходу. Открыв тяжелую дверь конторы, я шагнула на улицу. Шел мелкий дождь, но воздух казался невероятно свежим и чистым. Я сделала глубокий вдох. Впереди была новая жизнь. Без лжи.