Валентина Ивановна позвонила в четверг вечером. Я готовила ужин Алине, когда зазвонил телефон. Незнакомый номер.
— Марина? — голос был хриплый, старческий, но властный. — Это Валентина Ивановна.
Я чуть не уронила сковородку. Свекровь не звонила мне пять лет — с момента развода.
— Добрый вечер, — осторожно сказала я.
— У Кирилла инсульт. Лежит в больнице. Вера сбежала. Нужна твоя помощь.
Мир словно остановился. Инсульт. Кириллу сорок лет.
— Что... как он?
— Плохо. Левая сторона парализована. Речь нарушена. Врачи говорят, нужен постоянный уход.
Алина выглянула из своей комнаты, услышав мой тон.
— Мам, что случилось?
Я прикрыла трубку рукой.
— Папа заболел. Серьёзно.
Первое «нет»
— Валентина Ивановна, я сочувствую, но...
— Но что? — резко перебила она. — Он отец твоей дочери! Ты не можешь просто отвернуться.
— Мы в разводе пять лет. У него была жена.
— Вера? — в голосе свекрови прозвучало презрение. — Эта дрянь исчезла, как только узнала диагноз. Оставила записку: «Не подписывалась на инвалида».
Боль кольнула в груди. Не за Кирилла — за Алину. Девочка любила отца, несмотря на развод.
— Валентина Ивановна, я понимаю, как вам тяжело, но у Кирилла есть родственники...
— Какие родственники? Племянник в Америке? Двоюродная сестра в Сибири? Марина, ты единственная, кто может ему помочь.
— Почему я?
— Потому что ты его любила. И он тебя любил. По-настоящему.
Любил. Странно слышать это от женщины, которая пять лет назад говорила: «Хорошо, что вы развелись. Кирилл найдёт кого-то лучше».
Память против разума
Ночью я не спала. Ворочалась, вспоминая.
Кирилл на нашей свадьбе — молодой, красивый, счастливый. «Я буду любить тебя всегда, Марин. Всегда.»
Кирилл с новорождённой Алиной на руках — растерянный, но нежный. «Она на тебя похожа. Значит, будет красавицей.»
Кирилл за год до развода — усталый, раздражительный. «Ты не понимаешь давления! У меня на работе аврал, а ты со своими претензиями!»
Кирилл в день, когда я узнала об измене — растерянный, виноватый. «Это ничего не значило, Марин. Ты же знаешь, я тебя люблю.»
Кирилл в суде — чужой, холодный. Смотрел в сторону. Не попытался даже извиниться.
А теперь он лежит в больнице. Парализованный. Брошенный.
Первый визит
Утром я отвела Алину в школу и поехала в больницу. Не к нему — к врачу. Узнать правду.
— Обширный ишемический инсульт, — объяснил доктор Петров, невролог. — Левосторонний парез, афазия. Восстановление возможно, но потребуется длительная реабилитация. Месяцы, возможно годы.
— А прогноз?
— При правильном уходе и реабилитации может восстановить до семидесяти процентов функций. Но ключевое слово — «правильный уход». Ему нужен человек рядом. Постоянно.
— У него есть мать...
— Женщина преклонного возраста, с больным сердцем. Она физически не сможет.
Я молчала, переваривая информацию.
— Можно его увидеть?
Кирилл лежал в палате на четверых. Худой, бледный, с трубками. Левая рука безжизненно лежала поверх одеяла. Он спал.
Господи, как он изменился. Где тот сильный мужчина, за которого я вышла замуж?
Валентина Ивановна сидела рядом, держала его за правую руку.
— Марина, — шепнула она. — Спасибо, что пришла.
Кирилл открыл глаза. Увидел меня. Попытался что-то сказать, но получился только невнятный звук.
Слёзы покатились по его щекам.
Разговор с дочерью
— Мам, я хочу к папе, — сказала Алина вечером.
— Алинка, папа сейчас очень болен...
— Я знаю. Бабушка Валя мне рассказала. Мам, а папа может умереть?
Детская прямота. Я села рядом с дочерью, обняла.
— Нет, солнышко. Папа будет жить. Но ему нужно время, чтобы поправиться.
— А тётя Вера где?
Как объяснить четырнадцатилетней девочке, что люди бегут от проблем?
— Тётя Вера... не смогла помочь папе.
— А мы поможем?
Я посмотрела на дочь. В её глазах была решимость взрослого человека.
— Алинка, это сложно. Папе нужен постоянный уход...
— Мам, он мой папа. И твой бывший муж. Но он же не чужой человек?
Не чужой. Точно.
Тайна из прошлого
На следующий день Валентина Ивановна попросила меня остаться после посещения.
— Марина, я должна тебе кое-что сказать.
Мы сидели в больничном кафе, пили остывший кофе.
— Кирилл никогда не переставал тебя любить.
— Валентина Ивановна, зачем вы это говорите? Он изменил мне. Ушёл к другой.
— Он ошибся. Ему было тяжело тогда. Проблемы на работе, кредиты, твоя беременность...
— Моя беременность?
— Второй ребёнок. Ты не знала, а он знал.
Мир закружился. Какой второй ребёнок?
— О чём вы говорите?
— Ты была беременна за месяц до развода. Кирилл подслушал твой разговор с врачом по телефону. Ты планировала сказать ему в день рождения.
Я вспомнила. Да, была беременна. На раннем сроке. Но когда узнала об измене...
— Я сделала аборт, — тихо сказала я.
— Кирилл знал. Он винил себя. Считал, что из-за его измены ты убила ребёнка.
— Но он же не пытался остановить развод!
— Пытался. Письма писал. Звонил. Ты трубку не брала.
Письма? Я помнила только одно сообщение: «Прости».
— Он полгода ходил к психологу. Потом встретил Веру. Решил, что должен попытаться быть счастливым. Но говорил мне: «Мариночка была единственной».
"Семейная честность дороже любой недвижимости"
Решение
В ту ночь я много думала. О прошлом. О настоящем. О том, что значит прощение.
Кирилл изменил мне. Но он не знал о беременности в момент измены. А когда узнал — было поздно.
Вера бросила его в болезни. Но я же не Вера.
У меня есть дочь, которая любит отца. У меня есть воспоминания о хорошем времени. И у меня есть возможность помочь.
Утром я позвонила Валентине Ивановне.
— Я заберу его к себе. На реабилитацию.
— Марина... спасибо.
— Но я делаю это не для вас. И не для него. Для Алины. И для себя.
Новая глава
Кирилл переехал к нам через неделю. Я освободила гостиную, поставила медицинскую кровать, наняла сиделку на день.
Речь к нему возвращалась медленно. Сначала отдельные слова, потом короткие фразы.
— Марин... спасибо, — сказал он в первый день.
— Не благодари. Я не святая. Просто делаю то, что считаю правильным.
— Я... знаю.
Постепенно он начал рассказывать. О работе, которую потерял. О Вере, которая исчезла с его карточками. О страхе, что останется беспомощным.
— Я думал... ты никогда... не простишь.
— Я не простила, — честно сказала я. — Я просто поняла, что прощение — это не про тебя. Это про меня.
Полгода спустя
Кирилл научился ходить с тростью. Речь восстановилась почти полностью. Левая рука работает плохо, но он упорно занимается.
Алина счастлива — папа рядом. Они вместе смотрят фильмы, он помогает с математикой.
А мы с Кириллом... мы учимся быть друзьями. Не мужем и женой. Друзьями.
— Марин, а что будет, когда я совсем поправлюсь? — спросил он вчера.
— Найдёшь своё жильё. Устроишься на работу. Будешь жить.
— А мы?
— А мы будем родителями Алины. Хорошими родителями.
Он кивнул. Понимает.
Любовь не всегда означает быть вместе. Иногда любовь — это отпустить. А иногда — помочь встать на ноги и отпустить.
А вы смогли бы помочь человеку, который когда-то предал ваше доверие? Где граница между добротой и слабостью?