Книга II. Огонь над Биляром
Старый военачальник Булан ненавидел осады. Вся его жизнь прошла в стремительных степных битвах, где исход решали скорость, натиск и отвага.
Осада же была чем-то другим. Она была похожа на гниющую рану. Медленная, грязная, полная болезней и дурных слухов. И рана, в которую превратилась осада Биляра, гнила особенно быстро.
Он шел по лагерю на закате, и то, что он видел, сжимало его сердце тревогой. Это был уже не тот гордый, несокрушимый лагерь, который они разбили здесь две недели назад.
Грязь, перемешанная с конским навозом и отбросами, покрывала все. В воздухе стоял кислый запах нечистот и дыма от сырых дров.
У костров сидели воины. Но они не пели боевых песен и не точили оружие. Они играли в кости с лихорадочным азартом или просто молча смотрели на огонь пустыми глазами.
Булан слышал обрывки их разговоров. Они говорили не о грядущей славе, а о том, что пайки снова урезали, что в лазарете от лихорадки умерло больше людей, чем от булгарских стрел.
А еще они шепотом говорили о призраках. О ночных тенях, которые выходят из болот, бесшумно режут часовых и исчезают, оставляя после себя лишь ужас и горящие обозы.
Вылазки отряда Айдара, хоть и были редкими, имели чудовищный психологический эффект.
Старый генерал подошел к лазарету. Зрелище там было еще хуже. Раненые лежали вповалку на грязной соломе. Лекари не успевали менять повязки. Простые раны гноились, унося жизни молодых, здоровых парней. Булан остановился у одного из них, совсем еще мальчика, чье лицо горело в лихорадке.
— Воды... — прошептал юноша.
Булан взял бурдюк у пробегавшего мимо слуги и смочил губы умирающего. Тот на мгновение открыл глаза.
— Мы... мы возьмем их город, господин тархан? — спросил он.
— Возьмем, сынок, — соврал Булан. — Спи. Тебе нужны силы.
Он вышел из палатки, чувствуя себя старым и бесконечно усталым. Он видел десятки войн. Но он никогда не видел такой. Войны, которую вели не ради славы или богатства, а из-за личной, слепой одержимости одного человека.
Он, Булан, старый волк, служивший еще отцу нынешнего Бека, видел, что их правитель теряет разум. Что его паранойя по поводу украденных реликвий и ненависть к булгарскому эмиру застилает ему глаза.
Они увязли. Зима приближалась. Кони слабели от недостатка хорошего фуража. Дисциплина падала. А город стоял. Потрепанный, горящий, но несгибаемый. Булан понимал: если они не снимут осаду до первых снегов, эта проклятая булгарская земля станет могилой для тысяч лучших воинов каганата.
Он принял решение. Он должен был еще раз поговорить с Беком. Сказать ему правду. Даже если это будет стоить ему головы.
Бек Каган-бек Завулон не замечал ни грязи, ни уныния в своем лагере. Он жил в своем мире, в мире карт, донесений и своей всепоглощающей ненависти. Он сидел в своем шатре, огромном и роскошном, как дворец, и слушал отчет своего нового главы тайной службы, Гюрзы.
— Мой агент внутри города подал знак, повелитель, — шипел Гюрза, похожий на ядовитую змею. — Три свечи в окне. Это значит, что предатели-сувары готовы. В ночь штурма они расчистят путь для «Головы Вепря».
— Отлично, — на лице Бека появилась довольная ухмылка. — Я знал, что этих дикарей можно купить. Их ненависть к эмиру-мусульманину сильнее их верности.
— Наконечник для тарана почти готов, — продолжал Гюрза. — Кузнецы работают без сна. Через два дня он будет готов к бою.
Бек был доволен. Его план, несмотря на мелкие неудачи, близился к завершению. Он сокрушит этот город. Он найдет реликвии. Он казнит Алмуша. Он покажет всему миру, что бывает с теми, кто бросает вызов его воле.
В этот момент в шатер вошел стражник.
— Повелитель, тархан Булан просит аудиенции.
— Впусти, — лениво махнул рукой Бек.
Старый генерал вошел в шатер. Он выглядел здесь, среди персидских ковров и золотой посуды, чужеродным элементом. Простым, грубым камнем среди шелков.
— Повелитель, я пришел просить тебя проявить мудрость, — начал он без предисловий.
— Мудрость? — переспросил Бек, поднимая бровь. — Ты хочешь сказать, я поступаю не мудро, Булан?
— Я хочу сказать, что армия устала. Моральный дух падает. Приближается зима, наши обозы с трудом пробиваются через степь, где их постоянно тревожат печенеги. Мы теряем больше людей от болезней, чем от вражеских стрел. Эта осада истощает нас.
Бек слушал, и его лицо каменело.
— И что ты предлагаешь, мой мудрый военачальник? Бежать? Поджав хвост, как побитые собаки, от стен этого городишки?
— Я предлагаю снять осаду и отойти на зимние квартиры. А весной вернуться с новыми силами. Или... — Булан замялся, — ...или предложить им мир на выгодных для нас условиях. Они заплатят любую дань, лишь бы мы ушли.
Это было последнее, что он должен был говорить.
— Мир? Дань? — Бек встал. Он был ниже ростом, чем Булан, но сейчас казалось, что он нависает над старым генералом, как грозовая туча. — Ты говоришь, как торгаш из Итиля, который боится за свой кошелек, а не как воин кагана! Ты что, не понимаешь, старик? Эта война — не о земле! Она о праве! О крови! О том, чтобы стереть саму память о роде Волка с лица земли! Они укрыли последнего из них. Они владеют его реликвиями. Пока этот город стоит, мой трон шатается!
— Но какой ценой, повелитель? — не отступал Булан. — Ценой гибели нашей лучшей армии?
— Армия — это лишь инструмент в руках кагана! — взорвался Бек. — И если ты, ее командир, затупился и заржавел, я найду другой, более острый!
Он хлопнул в ладоши. В шатер вошли его личные телохранители.
— Тархан Булан, — ледяным голосом произнес Бек. — За трусость и пораженческие настроения я отстраняю тебя от командования армией. С этой минуты ты — командир обоза. Будешь охранять мешки с зерном. Может, там от тебя будет больше пользы.
Старый генерал застыл, его лицо побелело. Это было не просто отстранение. Это было публичное, несмываемое унижение.
— А командующим я назначаю тебя, — Бек указал на молодого, дерзкого генерала с жестокими глазами, стоявшего в стороне. — Твоя задача — взять Биляр. Любой ценой.
Он снова повернулся к Булану.
— Убирайся с глаз моих. И молись своим старым богам, чтобы я не передумал и не приказал отрубить тебе голову.
Булан ничего не ответил. Он молча поклонился и вышел из шатра. Он шел через лагерь, и воины, видя его лицо, расступались перед ним. Он понимал, что все кончено.
Армия каганата, его дом, его жизнь, теперь была в руках безумца. И он вел ее прямо в пропасть. Прямо в ту ловушку, которую он, старый волк, чувствовал, но не мог видеть.
А в шатре Бек уже отдавал новый приказ.
— «Голова Вепря» почти готова. Предатели внутри ждут сигнала. Через два дня, на рассвете, — он посмотрел на карту Биляра, — мы начнем последний, решающий штурм.