Ольга поднялась по покосившейся ступеньке крыльца, придерживая дверцу старого платяного шкафа, чтобы та не скрипнула лишний раз. В доме пахло прошлогодней краской, пылью и пряностями, оставшимися с осени. За спиной осторожно ступал Лёша — брат на три года младше, с лицом уставшего человека, который слишком долго не решался заглянуть сюда один.
Им было: Ольге — пятьдесят два, Лёше — сорок девять. Ольга уже двадцать седьмой год преподаёт биологию в школе, получая скромную зарплату и иногда подрабатывая репетиторством; Лёша — инженер в районном ЖЭКе, с постоянной ставкой и редкими премиями к праздникам. Отец их давно был на пенсии; пенсия небольшая, но хватало оплатить электричество да заправить газовую плиту. После его смерти все счета легли на Ольгу: она знала эти квитанции наизусть.
Вчера они оба возвращались из зала прощаний: короткая служба, несколько соседей, пара слов сочувствия. Потом — поезд до станции и пешком к дому. Ночевали у дальних родственников в посёлке; сегодня решили разобрать дачные вещи. Завтра с утра уезжать обоим: Ольге к занятиям, Лёше — на объект.
— Давай с кухни начнём? — предложил Лёша.
Ольга кивнула: кухня — самое простое место. Всё ясно разложено по полкам и коробкам, ничего тайного или особенно ценного. Чайник с отбитым носиком, рюмки времён перестройки, стопка потемневших ложек.
— Мама любила вот эту чашку, помнишь? — Ольга приложила к щеке толстостенную белую фарфоровую кружку с потёртым золотом.
— Да кто её брать будет… Сколотая вся, — Лёша пожал плечами.
Ольга аккуратно поставила чашку обратно. Слова брата резанули неожиданно остро: он всегда так — всё по делу. Она могла бы забрать чашку домой, поставить на полку… Но зачем? Дома своих ненужных вещей хватает.
Пошли дальше: веранду заняли банки из-под компота и деревянные ящики. В спальне отец хранил документы и инструменты. Пока Лёша возился со старыми часами «Слава», Ольга открыла ящик письменного стола. Там лежали аккуратные стопки: письма от мамы, пожелтевшие фотографии, талон на сахар 1983 года.
— Ты что-то ищешь? — спросил Лёша напрямик.
— Нет… Просто разбираю.
Он посмотрел поверх очков:
— Не трогай папины ножи! Они мои.
— Забирай… Мне не нужны.
Каждый предмет здесь был поводом для спора: кому достанется радиоприёмник без ручки громкости? Кому две алюминиевые ложки? Кому нужна клетчатая рубашка или потрёпанный блокнот?
Пауза затянулась; за окном слышался только ветер в зарослях крапивы возле сарая. Сарай стоял особняком — низкий, обшитый еловыми досками, дверь давно перекосилась.
— Кстати… Где ключ от сарая? Я не могу найти его нигде! — вдруг вспомнил Лёша.
Ольга задумалась:
— Обычно он висел у гвоздя в коридоре.
Гвоздь всё ещё торчал из стены возле дверей на веранду. На нём висел только старый зонтик и кусок бечёвки; ключа не было ни рядом, ни под полкой для обуви.
— Без него не открыть. Там папин велосипед и наш старый чемодан…
Лёша раздражённо побарабанил пальцами по косяку:
— Ну как всегда! Всё потеряно!
Ольга промолчала; она устала спорить даже из-за мелочей. Вдруг заметила у самого пола маленькую коробочку из-под пуговиц — ту самую жестянку со сломанной крышкой.
Открыла её: внутри лежал ржавый ключ на истёртом синем шнурке. Ключ был тяжёлый, явно старше их обоих; отец всегда говорил про него: «Этот от сарая ещё дед делал».
Ольга подняла ключ:
— Вот же он…
Лёша взял его осторожно двумя пальцами:
— Почему он здесь?
— Может, отец боялся потерять…
Помолчали. Ключ был холодный на ощупь; металл под пальцами шершавый от времени.
На улице становилось прохладнее; облака нависли низко над огородом. Решили идти сразу к сараю: что тянуть?
Дверь открылась туго; замок заедал всю жизнь, но ключ повернулся сразу же — будто только этого и ждал долгие недели после похорон.
В сарае пахло сырой древесиной и машинным маслом. Велосипед стоял у стены; брезентовый чемодан занимал почти весь проход. На стеллаже пылились банки с гвоздями и коробка с подписанными этикетками: «Лето 77», «Мамина фурнитура».
Лёша заглянул под полку:
— Вот они… Папины инструменты! Я думал, они пропали ещё после ремонта крыши…
Он перебирал отвёртки и молотки с неожиданной бережностью; казалось бы — обычное железо, ржавое да тяжёлое.
Ольга тем временем открыла чемодан: сверху лежала старая зелёная куртка отца, под ней аккуратно сложенные тетради и два мотка тонкой проволоки для подвязки помидоров.
Вдруг она улыбнулась:
— Помнишь это лето? Мы с тобой таскали эту проволоку через весь участок!
Лёша хмыкнул:
— Я тогда себе ладонь порезал… Ты мне бинтовала какой-то тряпкой от маминой юбки.
Смех прозвучал неожиданно легко — не потому что весело, а потому что можно наконец выдохнуть среди этих вещей. Как будто каждый предмет здесь хранил не только пыль прошлого, но и обрывки их собственной жизни вместе.
Вышли обратно во двор молча; ключ Ольга по привычке намотала на ладонь шнурком наружу. Лёша смотрел куда-то мимо неё:
— Прости меня за утро… Я просто нервничаю. Всё это…
Она покачала головой:
— Я тоже не подарок сегодня. Просто тяжело всё это решать вдвоём…
Повисла пауза; ветер шевелил сухие стебли крапивы под окнами кухни.
Лёша вздохнул:
— Может быть… Давай решим вместе: пусть сарай будет общий? Всё, что там есть, — общее на двоих? Без дележа?
Ольга сжала ржавый ключ в ладони:
— Давай так… Только ты иногда проверяй замок — если он заест совсем, я одна не справлюсь.
Он улыбнулся по-настоящему мягко:
— Буду приезжать весной и осенью обязательно…
Они стояли рядом перед домом; солнце вышло из-за облаков ненадолго. Ключ теперь висел у Ольги в руке легко — не как тяжесть воспоминаний или повод для спора, а просто как обычная нужная вещь между братом и сестрой.
Поддержите наш проект в Дзене
Если текст согрел — можно поддержать проект: лайк, комментарий и, по желанию, небольшой перевод через официальную кнопку Дзена «Поддержать». Это просто и безопасно, без лишних действий, а нашей команде авторов — стимул продолжать. Поддержать ❤️.