Спорт и летный труд рядом идут!
Этот лозунг навсегда запечатлен в моей памяти. Навсегда. До самой смерти.
Но, начну с начала…
Я не был великим спортсменом никогда, несмотря на то, что мне удалось
приобщиться к «спорту высоких достижений». После того, как отца перевели в Луганск, в училище штурманов, наши родителя начали наверстывать все то, что нам с братом не додали во время службы за Полярным Кругом. Мать купила пианино, и отдала нас в музыкальную школу, невзирая на полное отсутствие, у нас, музыкального слуха. Отец, то ли из лучших побуждений, то ли в отместку матери, пристроил нас в секцию легкой атлетики. И началась каторга. С 8.00 до 10.00 –легкая атлетика, с 11.00 до 12.30 – музыка, с 13.30 – школа. Ну, с музыкой мы быстро распрощались, за полтора года общения с нами, преподаватели поняли, что пианистов из нас не получится, и настойчиво порекомендовали заняться чем-нибудь
другим. А вот с легкой атлетикой пришлось повозиться, и на это ушло более 5-ти лет.
Тренером по легкой атлетике оказался какой-то заслуженный тренер СССР, мы, высокие и худые, ему «глянулись», и взялся он готовить из нас олимпийских чемпионов, в беге на средние дистанции, - 800, 1500, … Причем, взялся так серьезно, что мы прокляли всю эту легкую атлетику, включая и бег на средние дистанции. Но, как бы то ни было, каких-то результатов мы достигли, и не только выполнили разрядные нормы, но и удостоились выдачи бесплатной беговой обуви – нам выдали «шиповки».
Прекрасно зная, что мы будем офицерами морской авиации, мы, через 5 лет, поняли, что бегать по самолету нам не придется, и резко прекратили ходить на тренировки, невзирая на требования отца продолжить спортивную карьеру. Отец в спорте кое-что понимал, в молодые годы он был «перворазрядником» по десяти видам спорта, играл в хоккей с шайбой и мячом за сборные Авиации Северного флота. Короче, с легкой атлетикой мы завязали, осталось только ярко выраженное глубокое отвращение к спорту. Вот с таким спортивным багажом мы поступили в ВВВАУШ.
Физическая подготовка (физо) в училище состояла из двух основных элементов – утренняя зарядка, и плановые занятия. На утренней зарядке занимались бегом, спортивными комплексами, упражнениями на турнике. Ну, с бегом особых проблем не было, сказывалась прежняя практика, только сильно мешали сапоги, и сбившиеся портянки в них. Комплекс спортивных упражнений – это как детском саду, а вот перекладина не всегда давалась, были проблемы с «подъемом переворотом». На плановых занятиях нас готовили к сдаче нормативов по лопингу, бегу, «подъему переворотом», «углу в упоре», упражнениям на брусьях. Вроде, все шло нормально,
но были проблемы с проклятым «подъемом переворотом», не понимал техники, да и отношения с преподавателем не сложились. На первом занятии, преподаватель «Варвар» построил нас в спортивном зале, и начал вступительную речь, про то, что если мы будем серьезно относиться к физо, то станем… Тут я увидел, как из двери, за спиной препода, вышел завхоз кафедры, старый и согнутый старичок лет 65, и конечно, я не сдержался, и перебил препода вопросом – «Станем такими как он?». Ну, вы поняли, что у меня возникли проблемы со сдачей физо на весь период обучения. «Варвар» измывался надо мной, как хотел, и, перед сдачей контрольного зачета по физо, передо мной замаячила перспектива остаться в отпуске по «физо».
Набрался я наглости, пошел к «Варвару», и спросил, чего он добивается, что мне еще надо сделать, чтобы сдать «физо». «И «Варвар» прямо сказал - «Данные у тебя есть, но техника хромает», и сдать ему «физо» я смогу лишь тогда, когда прикручу на ограждение стадиона тот идиотский лозунг, который я вынес в заголовок. Оценив возможные угрозы своему отпуску, я согласился. Выдали мне ржавую ручную дрель, самое тупое сверло, болты, и сам лозунг, каждая буква которого была написана на отдельном листе какого-то авиационного железа, размером метр на метр. И прикрутить все это я должен был к ограде стадиона, и сделана она была из труб.
Оценив объем предстоящей работы, я понял, что это – «северный пушной зверек».
А что делать? И начал я сверлить… Сначала каждую букву по углам, потом примерять эту букву к трубам, потом сверлить трубы, потом все это соединять. Пристроив к трубам пару букв, я стер руки в кровь, и так разозлился, что бросил всю эту ерунду в кладовку, пошел в спортзал, и, на глазах у «Варвара» и других преподов, демонстративно сделал не только нужное количество «подъемов переворотом», но и слегка перекрыл норматив. Исподлобья взглянув на «Варвара», я сказал, что он
может делать со мной все, что ему угодно, но писать лозунг на заборе я не буду.
Оценив сложившуюся ситуацию, а все происходило в присутствии других преподов, «Варвар» процедил – «Сдал». Так я распрощался с «физо» в училище, и в полк пришел с ненавистью ко всему этому спорту.
С первого дня в полку я понял, что тут к спорту относятся серьезно, но
именно такое отношение меня очень порадовало. Старший штурман полка представил нас, четырех выпускников училища, командиру полка, рассказал о наших достижениях в летной работе, и, для полноты картины, задал вопрос – «Может, у кого есть скрытые таланты, может, спортсмены есть?». Мы еще даже не успели придумать, что врать в ответ, как командир полка вскочил, сильно возбудился, и выкрикнул –«Какие еще нах… спортсмены? Да я, этих еб… спортсменов, каленым железом буду выжигать! Они, суки, по соревнованиям катаются, а у меня летать некому!». Так я понял, что «большой спорт» мне больше не грозит, и с удовольствием занялся любимым делом, - летной работой. Не, мы с удовольствием гоняли мяч на заснеженном футбольном поле, по колено в снегу, в тяжелых летных сапогах, и даже после того, как командиру полка попали мячом прямо в лицо, эти игрища не прекратились, и проводились каждую предварительную подготовку к полетам. Играли, обычно, всем полком, разделившись на две команды, «штурмана» и «деревянные», и количество игроков в командах значения не имело. Собирали на игру криком в учебном корпусе – «Кто деревянных не порол?». Результат никого не интересовал, тут был важен сам процесс. А по воскресеньям все шли смотреть хоккей, в гарнизоне было несколько команд, в каждом полку, и в некоторых частях. После игры все выпивали в
раздевалке, с горя, или с радости, в зависимости от результата. Но, игра в хоккей постепенно сошла на нет, и тут сыграл свою роль случай, который имел интересное продолжение. Командиру корабля Ту-16, Вовке «Яшухе», шайбой сломали челюсть. Дело обычное, челюсть скрепляется скрепками, и срастается в течении месяца, вот только разговаривать нельзя, и с едой проблемы. Но…
Вова был молодым, «небоеготовым»(НБГ) командиром, должен был летать по три смены в неделю, чтобы быстрее ввестись в строй, по каждому его полету докладывали вплоть до Москвы, это же не шутка, командир носителя ядерных ракет, а тут такой облом, месяц без полетов, утраченные навыки, придется начинать все с начала. Командир полка взвыл белугой, обматерил и Вову, забыв о том, что он защищал честь полка, и весь этот хоккей. Да и сам Вова расстроился, в наши времена, быть НБГ, считалось, у реальных пацанов, «не комильфо». Народ стал думать…
Вова холостяк, но питаться в столовой не может, рот не открывается. Попросили выдать ему реактивный паек на месяц на руки, мы перенесли все это в общагу, распихали за окнами и в холодильники, и правак, такой же холостяк, готовил Вове бульоны, кашку, перетирал мясо, кур, научили Вову пить через соломинку. Не подумайте плохого, водку мы ему не давали, боялись, если пойдет обратная реакция, ну, вырвет, то он захлебнется со скрепленными зубами. Разговаривать Вова толком не мог, писал все на бумажке, и руками помогал. Научившись есть, Вова написал рапорт, с просьбой разрешить летать, мол, он будет только пилотировать, а все
разговоры, за командира, будет вести правак. Это категорически запрещено, что это за командир, если он слова не может сказать. Но Вове так хотелось летать, а командиру полка так хотелось получить, в срок, подготовленного летчика, что правака изнасиловали проверками в умении говорить «командирские» слова и вовремя подавать все «командирские» команды, и решили попробовать. И все получилось, хотя и запрещено, и стали продолжать, не афишируя, и Вова вовремя встал в строй.
Хотя, это было очень смешно слушать, как правак сам себе подает команду – «Шасси убрать», и сам же докладывает –«Шасси убираю». Вот так, раньше, заботились о боеготовности отдельных командиров кораблей, и обороноспособности Родины, в целом.
Вернемся к спорту. За 26 лет службы в двух полках, я ни разу не сдавал зачеты по «физо», для этого есть начальник физподготовки полка, целый майор, чтобы правильно заполнять ведомости. Спортом, в буквальном смысле, я занимался два раза за всю службу, совершенно осознанно, на спор, и оба раза выиграл по бутылке водки. Сначала, поспорил со своим штурманом эскадрильи, что через месяц буду подтягиваться 10 раз, купил раздвижную перекладину, закрепил её в дверном проходе в квартире, и, проходя мимо, подтягивался. Через месяц я выиграл первую бутылку. Огорченный такой неудачей, этот же штурман эскадрильи выразил сомнение
в том, что я смогу пробежать на лыжах 5 километров. Несмотря на то, что
последний раз я стоял на лыжах 20 лет назад, еще в Североморске, я смело встал на лыжню, и заработал еще одну бутылку водки. После этих подвигов я завязал со спортом навсегда, резонно рассудив, что за водкой можно ходит в магазин, не напрягаясь.
Ну, вот и все, если коротко.
О полетах
Каждый полет экипажа оценивается, как в школе, по пятибалльной шкале. Из чего же складывается оценка за полет экипажа боевой авиации, и кто какой вклад вносит в эту общую оценку?
Напоминаю, что речь идет о боевой авиации.
Так вот, штурман вкладывает в общую копилку оценки за точность выдерживания маршрута, за выход на цель в заданное время, за пуск ракеты, за бомбометание, и за воздушную разведку. Именно это и относится к боевому предназначению самолета. А роль летчика, его вклад?
Будете смеяться, но его деятельность в полете оценивается, примерно так же, как и прыжки в детской песочнице - точность приземления, мягкость приземления, и скорость приземления.
И все!
Можете не сомневаться в том, что именно летчицкий вклад, в общую оценку за полет, имеет решающее значение.
О жизни
Помню, еду я, начальник штаба оплап, за рулем своей машины
"Тойота-Кариб", из "города" (пос. Ванино), а сзади пьют водку
командир оплап и мой брат, начальник штаба мрап. Пьют, песни
поют, и ко мне пристают, чтобы и я выпил. А ехать еще около 10
км, и сил терпеть больше нет, тогда я их предупреждаю, что сейчас
высажу из машины, если не отстанут.
Отстали, но пить и петь не перестали. И ведь зрелые люди, старшие
офицеры, полковник и подполковник, но ничего страшного я в этом не
вижу, чего не попить и не попеть, если обстановка позволяет, а душа
просит.
О летчиках
Я не припомню, в длительных командировках, чтобы летчики
жили отдельной командой, всегда жались к штурманам, мотивируя
контролем за экипажем. А на самом деле, с штурманами и сытнее,
и веселее, и чище. Если поселить летчиков отдельно, то это будет
сплошная пьянка под корочку хлеба, оголтелый преферанс, окурки
по всей комнате, сон, не снимая ботинок, и, в конце концов, все
они припрутся к штурманам, попросят еды, тепла и заботы.
Помню, в командировке, я жил в одной комнате с командиром
полка. Жить с ним было трудно, по вышеперечисленным причинам,
поэтому отирался я у штурманов, а к себе приходил только спать.
Каждое утро командир хватал зубную щетку, и бежал в общий
умывальник. Я этому очень удивлялся, потом не выдержал, и
спросил - "Что ты бегаешь в коридор умываться, если тебе, как
главному командиру, выделили комнату с личным умывальником,
в который ты постоянно бросаешь свои окурки?". Командир тоже
очень удивился...
Летчики - прекрасные парни, спору нет, но требуют постоянного
контроля.
О службе
Никогда и не считал авиацию уделом избранных.
Если вы заметили, я, в своих рассказиках, никогда не делал из полетов
культа, а из летчиков - приближенных к Богу. Полеты, летная работа, -
это такая же работа, как и работа шофера-дальнобойщика, или шахтера.
"Работу" подводников считаю более трудной и важной, чем работу летного
состава, несмотря на то, что некоторые подводники смотрят на это иначе,
и считают, что летать «страшнее», чем под водой лазить.
Ну откуда может взяться "избранность" летного состава? Летчик советских
времен, налетывал около 3000 часов, то есть, всего 125 суток, за 30 лет
службы. Все остальное время летчик "учил уроки", ходил в наряды, чистил
снег на стоянке, и убирал мусор в гарнизоне. И никакой романтики...
О жизни
Иногда слышу, в телевизоре, рассказы о людях, которым доступны путешествия во времени и пространстве, а также о том, что они даже понимают язык животных.
И не удивляюсь. Ведь большинству из нас, офицеров с приличной выслугой, все это было доступно - начинаешь выпивать в пятницу на службе, а приходишь в себя в понедельник утром, дома, после ласковых слов жены - "Вставай на службу, чучело!". Тут вам все, и путешествие во времени, - из пятницы в понедельник, и в пространстве - из штаба домой, причем, ничего не помнишь, остается только "ждать вспышек памяти, или сведений со стороны".
После путешествия во времени и пространстве, я, обычно, задавал вопрос своей кошке Хмырьке - "Что тут было, чего "она" орет"? Кошка шла на кухню, спрашивала у жены, и я слышал ответ - "Что было? Сейчас я тебе все расскажу...".
О докторах
Срочный вылет с Камчатки, глубокая ночь, быстро приползаем в санчасть, не
можем найти дежурного доктора. Устав искать этого доктора, я громко кричу: - "Где этот кудесник, который умеет тискать "грушу"? На мой крик вышел матрос-бурят, который оказался фельдшером, молча расписался в листе контроля, и сказал - "Летите с Богом". Я, как всегда, не смог это дело пропустить, и уточнил:
- "Наверное, с Буддой?", на что получил прекрасный ответ: - "Да хоть с Кришной, лишь бы с посадкой.".
Вообще, я докторов люблю...
О товарище
Удивительную деликатность проявлял ст.штурман полка в "тяжелые" моменты,
по утрам. Он приходил ко мне в кабинет, и спрашивал - "Можно я на диване
посижу?". Раньше, в полку ракетоносцев, мы летали с ним в одном экипаже,
оба были штурманами полка, я его хорошо знал, и ждал продолжения. Сидя
на диване, он тяжело дышал, мял руками "квадратную" голову, просил закурить, курил, и вежливо спрашивал - "А что, Михаил Владимирович, у тебя ничего нет?".
И я ему так же вежливо отвечал - "У меня все есть, Михаил Владимирович, вон, за шторкой стоит, но не больше двух подходов!". Обрадованный Мишка шел к окну, звенел и булькал, выдыхал и стонал, закусывал лимончиком, и благодарно говорил:
- "Что бы мы без тебя делали? Ну, я тогда пойду?".
О правдоискателях
Они, эти правдоискатели, бывают двух видов:
- правдорубы;
- правдокопатели.
"Правдорубов" мы все знали и любили, и командование относилось к ним с
пониманием, не зажимало, всегда предоставляло им слово. Получив это "слово", "правдоруб" лихо рубил правду-матку в глаза: "Товарищ полковник! В столовой кормят отвратительно! Я должен, питаясь по реактивной норме, на х... ведро воды заносить на второй этаж, а я еле ботинки туда затаскиваю!Надо что-то делать!". Все смеялись, а командир полка приказывал изыскать дополнительное время для тренировок важнейшего органа "правдоруба".
"Правдокопатели" ни о чем не кричали, они строчили рапорта - "Думаю, что официантки летной столовой, после смены, выносят в сумочках продукты. Предлагаю организовать "летучую группу" по внезапному выхватыванию, из рук официанток, этих сумочек, с последующей проверкой на предмет наличия продуктов. Предлагаю мою инициативу распространить на все гарнизоны ВВС ТОФ". Получив такой рапорт, командир тоскливо смотрел в потолок, потом вызывал непосредственного командира "правдокопателя", и предлагал принять меры к тому, чтобы у "правдокопателя" больше не было времени на написание подобных глупости. Очень хорошо помогали, в этом случае, длительные командировки "на целину", или в военный совхоз, на заготовку картошки.
"Я ему давеча говорю - у меня насморк, а он – ныряй, да ныряй".
("Джентельмены удачи").
Надо было забирать самолет с завода, из Хабаровска. Я не хотел ехать,
немного простудился, да и жена должна была, через 3-4 дня вернуться из отпуска.
Но, как всегда - поезжай, в поезде "оздоровишься", и жену свою встретишь в
Хабаровске, на паровоз посадишь, а то ведь больше некому... Ну, поехали, ехать около суток. Конечно, несмотря на "лечение", в поезде еще больше продуло, насморк, и даже температура. Приехали, а на "Большом аэродроме" (ВВС ДВО) похороны - экипаж Ан-26 "Стандарт" полетел на облет средств связи и РТО "Смирных" (Сахалин), вечером выпивали, утром взяли в полет официанток и их детей, в полете выделывались, и разбились. Как всегда - усилить медконтроль "чужих" экипажей.
Меня доктор и завернул с ознакомительного полета, даже послал сдать анализы.
Посмотрел анализы, и сказал, чтобы я за ним больше не бегал, мол, меня уже надо на носилках носить, и вообще, надо вызывать другого штурмана. Позвонили командиру полка, "Ляпа" в трубку нудил, что он знает эти "болезни", небось, всю дорогу бухали, он во всем разберется, и всех накажет, но другого штурмана отправили поездом. А я встретил жену, поселил в гостиницу, и мы стали ждать этого нового штурмана. И вот невезуха - поезд, в котором ехал этот штурман, потерпел какое-то крушение, и больше суток стоял под откосом, вместе с этим штурманом. Я даже переживал за него, вроде, это я виноват в крушении поезда...
Потом приехал новый штурман, я ему все рассказал, как и куда лететь, он в
первый раз был на этом заводе, и мы с женой уехали поездом. Пришел в полк,
командир полка, "Ляпа", решил сам разобраться в моей болезни, но я же грамотный- показал ему справку, что был отстранен от полетов из-за простуды, и тут же сказал, что я всех предупреждал, что был болен, и только их настойчивость привела к такой чехарде.
Федька
Жене брата подарили маленького "овчаренка". Назвали его Фредом, домашнее имя - Федя. Федя быстро вырос в огромного кобеля, стал наглым и бесцеремонным, и утихомирить его можно было единственным способом - налить 50 грамм водки. Федя с удовольствием выпивал, хорошо закусывал, и шел спать на свой коврик.
Брата перевели в другой гарнизон. Встал вопрос - как доставить туда Федьку?
На паровозе ехать двое суток, Федька паровозов никогда не видел, вполне мог и покусать пассажиров, от волнения, так сказать. Решили воспользоваться самым традиционным транспортом - самолетом Ан-26, всего 2.5 часа лететь. Но Федька и самолетов никогда не видел, а разъяренная овчарка, в самолете, могла натворить много всякой ерунды. Ладно, решили мы, начнем приучать Федьку к самолету. Стали приводить Федьку на аэродром, заводить в Ан-26, приучать к авиационным запахам, и к собачьему месту у рампы. Когда Федька перестал упираться при входе в самолет, перешли к следующему этапу - заводили собаку в самолет, привязывали у рампы, командир запускал двигатели, и мы ждали, когда Федя или привыкнет к звуку работающих двигателей, или сойдет с ума. Около месяца тренировали.
Наступил день перелета. Брат весь на нервах, Федя тоже. Завели в самолет Федю в наморднике, привязали у рампы, постелили его родной коврик, дали выпить 50 грамм, закусить, и они полетели. Среди пассажиров был и наш любимый генерал -"Ильич", заместитель нашего Командующего по боевой подготовке. Увидев брата, генерал позвал его за столик, ну, не пьет генерал в одиночку... Брат отказывался, показывал на Федю, но генерал был непреклонен. Пришлось вести Федю вперед,
привязывать к столику, и "общаться" с генералом. Все пассажиры, увидев Федю, сместились назад, что очень порадовало генерала, он не любил лишних свидетелей.
Федя спокойно продремал весь полет.
Другие рассказы автора на канале: https://dzen.ru/suite/0cb61be6-f35a-43d5-a6de-cae853a2ec5f
Предыдущая часть:
Продолжение: