Найти в Дзене
Литературный салон "Авиатор"

Лейтенантизм. 8-е марта...Обычная жизнь. Квартирный вопрос.

Оглавление

Безмв

Монгохто. Фото из Яндекса.
Монгохто. Фото из Яндекса.

Лейтенантизм

«Лейтенантизм» - опасная пора. Опьяненные свободой и спиртными напитками, лейтенанты, не умеющие себя контролировать, не знающие, чего и кого надо бояться, могут, сами себе, сильно навредить. Именно это с нами и произошло. Летали мы, не побоюсь этого слова, прекрасно, а я - даже излишне хорошо, и на этом фоне началось «головокружение от успехов». Были проблемы с «поведением», были… Командир эскадрильи, которому мы чем-то понравились, пытался сгладить  то отрицательное мнение о нас, которое мы сами о себе и создавали, но мы, «закусив удила», продолжали чудить. Чего мы только не вытворяли… Помню, не поделив музыку, которую будем слушать на дорогущем магнитофоне, мы, чтобы не ссориться, просто выкинули его в форточку, с третьего этажа, прямо под окна штаба дивизии. А когда какой-то специалист из политотдела дивизии примчался разбираться, почему летают магнитофоны, он застал в комнате общаги двух братьев, которые пытались отправить вслед за магнитофоном и телевизор, но тот в форточку не пролезал. Задав тупой вопрос, и увидев, как брат, в ответ, потянулся к «двухстволке», висевшей на стене, политрабочий убежал, но прибежал патруль, и ружье пытались отобрать, но ничего не вышло. Да, есть, что вспомнить…
     Как-то зашел я в Дом офицеров, «с запахом», как и положено юному лейтенанту, а меня одернул какой-то тип «гражданской наружности». Без всяких сомнений, я его послал по известному адресу, но он не успокоился, и вызвал патруль, который и доставил меня в комендатуру. Этот тип оказался заместителем командира дивизии по ИАС, и я получил 3 суток ареста от имени комдива. Утром я доложил обо всем комэске, сажать он меня не стал, мотивируя тем, что летать некому, да еще и «забыл» записать это взыскание.
   Брат тоже достиг кое-каких успехов в безобразиях.  К этому времени брат уже успел уснуть во время перелета на Ленино (Камчатка), экипаж уклонился, брата поощрили тремя сутками ареста. Это взыскание еще не успело сыграть своего воспитательного значения, как ему «дали» еще пять суток ареста, за самовольное оставление гарнизона, так как командир полка обнаружил его в 60 км от гарнизона, в луже целебной горячей воды, с бутылкой «Плиски» в руках. На Сахалине брат отобрал у аборигена гужевую повозку, чтобы доставить экипажи к месту сбора «По тревоге». Хотя сделал он это из лучших побуждений, памятуя о том, что во время войны у населения реквизируются все виды транспорта, с подачи замполита полка брат был осужден Судом офицерской чести, приговорен к выговору.
     Понимая, что в деятельности моего брата присутствует некоторый перебор, по прибытии на базу, комэска решил спрятать нас от замполитского глаза, и отправил в принудительный отпуск. Чтобы никто не сказал, что он нам потворствует, этот отпуск был сокращен на 10 суток, так сказать, в дисциплинарных целях. Поехали в отпуск втроем, я с женой, и брат. Ничего хорошего из этого не вышло. Родителям мы соврали, что отпуск сокращен из-за осложнений вьетнамо-китайских отношений. Правда, следом прибыл в отпуск один штурман из нашего полка, его теща жила с нашими родителями в одном подъезде, так он зачем-то сразу рассказал всем, что отпуск нам сокращен «по дисциплинарным соображениям». Короче, сволочью оказался.
      Отпуск мы проводили в ресторанах города Ворошиловграда (Луганска).
 Я – с женой, брат – с кем придется. И вот пришлось ему увести девушку прямо в ресторане, у одного из посетителей. Уезжая её провожать, брат попросил меня отвлечь внимание этого товарища, пока они в такси не сядут. И вот я, дурак, напившийся водки, плохо соображающий, что делаю, отвел товарища в уголок, что-то ему бормотал, он испугался, что я начну драться, начал первым, от первого же удара я упал, ударился бровью о бордюр, и тут же уснул. Мужика забрали в милицию, а меня – в травмпункт. Когда я протрезвел, то оказался дома, с опухшей рожей, с зашитой бровью, с марлевой нашлепкой на лбу. Ни мать, ни жена меня не поняли, и пива не принесли. А потом меня пригласили в милицию, где из потерпевшего я постепенно превратился в человека, спровоцировавшего драку, и в полк полетела телеграмма. Остаток отпуска я провел дома, ожидая, когда спадет опухоль, и заживет бровь.
       Когда мы с братом прибыли из отпуска в полк, там уже все знали, в телеграмме было сказано, что я спровоцировал драку, а к уголовной ответственности меня не привлекли только по причине моей принадлежности к славным Вооруженным Силам, но попросили строго наказать имеющимися средствами. Вызвал нас с братом комэска, хмуро на нас посмотрел, и сказал, что даже сокращенный отпуск на нас не повлиял, мы упрямо идем к какой-то, только нам известной цели, которую он понять не может. Народ веселился, подкалывал, но скоро все забылось, жизнь пошла своим чередом. Меня даже начали уговаривать стать кандидатом в члены партии, но, когда пришел срок давать нам «старлеев», замполит полка обо всем вспомнил, и встал на пути нашего карьерного роста. Мне кажется, это все потому, что мы ещё успели набить морду мужу его дочери…
    Вот такая была служба в «лейтенантизме». Но «старлеев» мы все-таки получили в срок, я об этом уже как-то рассказывал.

8-е марта...

Вот и отгремел женский праздник, жертв и разрушений нет, пришло время вспомнить, как этот праздник проходил в Армии. По-разному проходил…
    Командир нашего ракетоносного полка был большим затейником, не жилось ему спокойно. Если бы проводился конкурс на самое оригинальное поздравление женщин с 8-м марта, то он легко бы всех победил. Недавно назначенный на должность, этот командир  все время находился в поиске, хотел привнести что-то новое в эту устоявшуюся военную службу, встряхнуть личный состав. Ему это удалось. Он устроил, в честь "женского дня", торжественное построение полка, с выносом Боевого Знамени, поздравление военнослужащих-женщин, а затем - прохождение полка по всему гарнизону с оркестром. Больше всех были «рады» этому сами военные женщины, ведь командир заставил их всех встать в строй, найти и надеть шинели, которых у них никогда и не было. Два соседних полка, не охваченные этим глобальным "праздником", просто умирали от смеха, глядя на нас.
    А в другой избушке – свои игрушки. Когда я перевелся в соседний противолодочный полк, то был уже зрелым офицером, подполковником, и не сразу кинулся изучать новые самолеты, а сначала осмотрелся, и начал с изучения моих новых сослуживцев. Изучая внутренне устройство нового, для меня, штаба полка, я отметил одну особенность – большинство военных женщин, в штабе, были в приличном возрасте, незамужние, и страшной красоты, причем, в буквальном смысле слова «страшная», и это при том, что командиром полка был красавец в расцвете лет. Побродив по штабу, я пришел в штурманский цех, и задал ребятам мучивший меня вопрос - «Откуда вы набрали в свой штаб эту особую породу штабных теток – "ужасная кривоногая низкожопка"?». Ребят мой вопрос совсем не удивил, и они ответили, что теток в штаб набирала жена командира, которая служит в этом же штабе, и критерий отбора один – никакая тетка не должна, своим внешним видом, отвлекать командира от выполнения его прямых обязанностей. Смирившись со всем этим ужасом, я начал свою службу в этом полку, и вскоре был назначен начальником штаба полка, а значит, и начальником всех этих теток. Ну, а что делать?
    Как бы то ни было, но 8-марта отменить невозможно, поэтому и мы поздравляли всех этих женщин, как положено, цветами и водкой. Как-то раз, 7 марта, мы, всем штабом, слишком засиделись за этими поздравлениями, по домам расходились уже сильно затемно. Может, это и к лучшему, никто не видел, в каком состоянии мы расходились. Праздник все, кроме наряда, провели дома, а 9 марта начали с построения, ну, надо же  осмотреться, подсчитать потери. Я проверял управление полка. Вроде, все были на месте, но внешний вид начальника разведки мне не понравился, он выглядел так, как будто по нему ездили на тракторе, и я попросил его подойти ко мне, после построения. Изможденный разведчик подполз ко мне…
- Что, такой трудный был праздник?
- Не то слово! Какой праздник? Надо мной надругались, в прямом смысле этого слова! Я не знаю, что мне делать…
- Не плачь, давай помедленнее, с чувством, толком, расстановкой.
- Докладываю. 7 марта, очень поздно вечером, после штабных
посиделок, я пошел провожать Людмилу-секретчицу, мы же живем
в соседних домах.
- Ну?
- Ну что ну… Ну, «с запахом» я был, с сильным, она тоже не лучше…
- И…? Давай, четче докладывай!
- Да просто стыдно… Она обманом заманила меня к себе, напоила водкой, и очнулся я у нее в постели… А потом опять поила водкой, и неоднократно склоняла меня к соитию, воспользовавшись моим бесчувственным состоянием, и из квартиры меня не выпускала, отобрав одежду. Короче, дома я, с 7 марта, еще не был, что делать, не знаю, семья рухнет, а Людку ты же видишь каждый день…, а-а-а…, это же ужас…
- Все понятно. Ну что же, отрицательный опыт тоже нужен, будешь еще лучше относится к своей жене. Семью попробуем спасти, а с Людкой разбирайся сам, я тоже её боюсь. Иди домой, жене скажешь, что 7 марта, во время официальных посиделок, внезапно нажрался оперативный дежурный, и тебя, как самого трезвого, я, известная сволочь, назначил вместо него дежурить,
и утром не заменил, мол, ничего страшного, подежуришь побольше.
Если возникнут вопросы, посылай жену ко мне, я буду врать согласно легенды.
    Как проходили разборки в семье разведчика, я не знаю, семью удалось сохранить, разведчик еще долго служил в полку, окончил академию, и ушел на вышестоящую должность. Ну а я, в процессе службы, практически всех «ужасно красивых» военных теток заменил на обычных, чтобы ребятам, в случае чего, не так было страшно и обидно.
(Имена и должности изменены.)

Обычная жизнь

Утреннее планирование. Комэска докладывает, что когда он шел на службу, его подчиненный, стоя на балконе, обзывал его «земляным червяком», размахивал кортиком, обещал на всех «пописАть». Немного предыстории. Этому технику, этот же комэска недавно выклянчил «майора». Подвигов техник не совершал, а занимался коммерцией, и видимо, немного поделился с комэской «нетрудовыми» доходами, за что и получил высокое воинское звание. А получив «майора», делиться перестал, комэска стал его «прижимать», вот «коммерсант», пропив всю ночь, и выплеснул свое негодование в такой форме.
   Спрашиваю у комэски, что он предпринял, услышав оскорбления и угрозы в свой адрес? Ответ комэски – «Вот докладываю…». Я ему объяснил, что «докладывание» - это уровень лейтенанта, а не воинского начальника в чине подполковника, увидевшего своего подчиненного в неадекватном состоянии, опасном для жизни окружающих, да и жизни самого «протестующего борца с кровавым режимом». Короче, получив необходимые указания, комэска послал офицеров к этому майору, с целью обезвредить оного, изъять холодное оружие, и отправить товарища, в сопровождении доктора и группы поддержки, в госпиталь, в «психическое» отделение. Сам комэска должен заняться подготовкой документов на увольнение майора «за дискредитацию…».
   Товарища приняли в госпитале, как родного, и заперли в палате для буйных, на втором этаже. Когда наступило похмелье, возникла необходимость в водке. Майор, поняв, что его «замуровали», ничего лучшего не придумал, как выйти за водкой из окна, на котором почему-то не было решеток. Полет со второго этажа прошел нормально, но приземление получилось жестким, в результате были сломаны обе ноги.Не пополам сломал, но что-то в пятках сломалось. Через некоторое время майора выписали их «психушки», уж и не знаю, по каким показателям, и стал он лазить по штабу на костылях, в сопровождении жены, пытаясь оформить перелом ног как травму, полученную во время несения службы. Кажется, психическое здоровье оказалось подорванным сильнее, чем думали военные медики.
   Я запретил выдавать ему различные справки, печать запрятал поглубже, да и вообще, запретил пускать этого инвалида в штаб. Но, некоторые «добренькие» офицеры все-таки пропустили его в штаб. Сижу в кабинете, слышу какое-то «цоконье» в коридоре, как лошадь идет… Смотрю, «поднимается медленно в гору» наш герой на костылях, и прется прямо в кабинет. Спрашиваю, что привело ко мне, если я не вызывал? Ответ – «по личному вопросу». Реагирую – «НШ не проводит прием по личным вопросам, и печать на липовые справки не ставит». Ну, тут мне пообещали, что скоро я буду уволен, я вяло отреагировал, что «дембель – неизбежен», и прибывший дежурный проводил товарища выходу.
   В ожидании своего «неизбежного дембеля», эта семья забросала жалобами все инстанции, и нам предложили все вернуть «в исходное». Я очень удивился такому решению, но меня попытались убедить, что в нашей Армии психов нет, просто надо лучше «работать с людЯми». Только жесткая позиция командира полка, которому досталась порция оскорблений от жены «героя», позволила уволить этого наглеца без пенсии и квартиры.
    Вот такая жизнь, совсем и не героическая…

Квартирный вопрос

Вспомнил, как нам жилось, вернее, где жилось. Были проблемы, были…
Сейчас всю правду расскажу про себя, про свои жилищные условия.
     Когда прибыли к месту службы, нам с братом, двум холостякам, выделили комнату в офицерском общежитии нашего полка, 7 кв. метров, кладовка и умывальник в «прихожей», туалет - общий на этаже, общий душ предусмотрен, но не работает, по причине отсутствия горячей воды, да и холодной тоже. Помещение душа превращено, семейными жильцами, в кладовку. Еще, на этаже, была общая кухня, её оккупировали жены семейных жильцов. Таких этажей было три, на первом этаже сидели дежурные по общежитию, тетки преклонного возраста, и мерзкого характера. Несмотря ни на что, жили весело, вокруг свои ребята, несколько семейных пар, но, в основном, балбесы-холостяки. Ну, выпивали, конечно, не без этого, но без драк, кому нужны были драки, шли в Дом офицеров, на танцы, там можно было и подраться, с такими же холостяками других частей.
     Свою первую квартиру, вернее, комнату в коммунальной квартире «на трех хозяек», я получил после первой женитьбы, совсем внезапно, обстоятельства получения комнаты я уже рассказывал, повторю, для целостности картины. Приехала ко мне девушка, которая стала моей первой женой. А жить нам негде. Всего полгода назад, к нам в гарнизон посадили "хунхузов", противолодочный полк, они позанимали, по-моему, даже все собачьи конуры. Вот и слонялись мы по общаге, по комнатам, где временно отсутствовали жильцы. Каждый вечер приходилось думать, где будем спать. Трудно. Обратился к командиру экипажа. Что-то он поузнавал, и обрадовал меня - с квартирами плохо, надо ждать. А сколько ждать, и главное - где? Вот сижу на предварительной, мысли только о жилье, командир заботу "проявляет" - выкинь все из головы, думай о полетах. Легко сказать...
 Впереди сидит командир отряда, Семен, вполне зрелый майор. Прекрасный летчик, и как оказалось, еще более прекрасный командир. Он нами никогда и не командовал, только посмотрит с укоризной, и скажет - "Ну, ты что? Завязывай". Командиром отряда он был "вечным", был за ним грех - попивал. Причем, делал это всегда, с перерывом на пилотирование самолета. Сидит, сопит, уже опохмеленный. И все слышит. Поворачивается, смотрит на меня вопросительно. Ну, я ему все и рассказал. Выслушал он меня, посопел, молча встал, и пошел куда-то. А мой, так называемый, командир, уже весь на сопли изошел, мол, что ты отрядного грузишь... Пришел Семен, протянул мне ключи, и сказал - "Театральная 9 - 15, завтра не летаешь, иди заселяйся, на службу придешь послезавтра". И сел, и опять засопел.
     Так я стал жить в коммунальной квартире. С нами жил мой однокашник с женой, и прапорщик из нашей эскадрильи, с женой и дочкой. Общая кухня, у каждой семьи свой стол и своя электрическая плитка, свой холодильник, общие туалет и ванная комната. Горячей воды нет, зато есть титан, который каждый топил своими дровами. У меня дров не было, я топил старыми военными ботинками. Перед каждой помывкой я шел в «общагу» к брату, за жизнь поболтать. Болтали с водкой, «на запах» лезли холостые соседи, с каждого пришедшего я брал старые ботинки, в общем, всегда хватало обуви на пару титанов. Жили мы с соседями дружно, скандалов не помню, но и особой близости тоже не было. В общем, все было нормально. А потом я развелся, и перешел жить в общежитие. Так как я развелся с целью создать новую семью с другой женщиной, то  выбил себе отдельную комнату в общежитии, куда  и привез, через 6 месяцев, новую жену. Ну вот, и стали мы жить в общежитии, там уже много семейных было, мне, в принципе, без разницы было, где спать, мы же целыми днями на службе пропадали, и я, и жена, встречались только вечером, если полетов ночных не было. Меня все устраивало, и брат рядом, за стенкой жил.
    Надо рассказать, как, вообще, было устроено распределение квартир в полку. Сверху спустили указание, командиру корабля – отдельная квартира, а про остальных ничего не указали, то есть, все отдали в руки замполитов. Конечно, существовали какие-то очереди, жилищные комиссии, кто-то писал рапорта на квартиру, но я этой ерундой не занимался, так как знал, что все решают замполиты. Командиры полков самоустранились от жилищных проблем, если они хотели кому-то дать квартиру, то давали, но это редко бывало. Короче, чем человек ближе к замполитам, тем он ближе к отдельной квартире. Допустим, если жена правака согласилась руководить полковым хором, то правак вскоре получит отдельную квартиру, несмотря на то, что его штурман живет в коммуналке. А если прапорщик делится добытой рыбой с замполитами, то и ему придется жить в отдельной квартире. Ну, вот так…
А я рыбу не ловил, а только полеты летал, моя жена служила в Армии, и хорами не руководила, да еще и мы, с замполитами, постоянно вели позиционную войну, так что, на квартиру я не рассчитывал, да и не просил, все ждал, может, совесть у замполитов проснется. Хотя, про замполитскую совесть, это я загнул. Пришло время, надумали мы ребенка рожать. И не только надумали, но и осуществили задуманное, жена забеременела. А я не просто летал, но и по должностям продвигался, и стал штурманом отряда, капитаном. Намекнул замполитам, что мне уже можно отдельную квартиру дать, все данные есть – штурман отряда, капитан, жена служит, и ждет ребенка. И ответ получил – всем трудно, квартир нет, да ты и в очереди не стоял, и когда мы, замполиты, летаем с тобой вторыми штурманами, ты, при всем экипаже, нас матом кроешь, и вообще, не все еще нужные праваки и прапорщики в отдельных квартирах живут. Так как я ничего хорошего от этих сволочей и не ожидал, то и не расстроился, спокойно жил в «общаге», и дочь туда же принес из роддома. Короче, стали мы жить в «общаге» втроем, с дочкой. Купил стиральную машинку, поставил на общей кухне, пеленки там стирали, там и еду готовили, ну, сами знаете эти заботы.
     Назначили нового командира полка, от соседей. Вот командир выпил немного, и пришел в «общагу» своего полка, с ознакомительным визитом. Ну, шарахался он по чужой общаге, ничего не понимает, никого не знает, а тут, ему навстречу, выходит майор Г-в, командир отряда. Командир полка его опознал, обрадовался, и спрашивает – «Что, тоже пришел посмотреть, как молодые офицеры живут?», на что Вова спокойно ответил – «Я сам тут живу, вот уже два года, после развода». Командир полка очень удивился, а увидев меня, спросил – «И что, может, и ты, штурман отряда, тоже тут живешь?». Получив утвердительный ответ, он взбеленился, наутро «построил» всех замполитов, и приказал немедленно предоставить отдельные квартиры заслуженным офицерам, тем более, что через пару месяцев сдается новый дом. Так я попал в списки на заселение в новый дом. Но… Эти сволочи-замполиты, так и не дали мне квартиру в первой очереди, этот дом сдавался по частям. Когда распределяли квартиры, я был в командировке, и мою квартиру отдали нужному человеку. Прилетел я с Камчатки, узнал эту новость, и, презрев всякие военные условности и ложный стыд, поймал командира полка, и спросил – «Если я и дальше буду так интенсивно летать по ответственным заданиям в отрыве от части, мне что, квартиру никогда не дадут?». Командир несколько опешил от моего напора, уточнил, что я имел в виду, а потом потащил меня в кабинет замполита полка, и там над ним издевался всячески, а я скромно стоял в сторонке, и с трудом сдерживал ехидную улыбку. Дали мне квартиру во второй половине дома, дали, и дал лично командир полка. И стал я жить в отдельной квартире, однокомнатной, конечно, но своей, с личными кухней, туалетом, и ванной комнатой. Нормально жил, ничего больше не просил, хотя, и дочь росла, и я рос по должностям и в звании. Дорос я до штурмана эскадрильи, и майора получил, но ничего не просил у замполитов, знал, что ничего они мне не дадут, так как с получением майора, я все откровеннее стал выражать свою ненависть к этому сучьему племени. Несмотря ни на что, я уже и до штурмана полка дорос, но так и жил в однокомнатной квартире, хотя, можно было бы и в двухкомнатной жить, если по заслугам смотреть.
       И опять назначили нового командира полка. Отличный парень, но с трудной судьбой. Развелся, жил один в двухкомнатной квартире. Как-то сидели на КДП, болтали «за жизнь», и он мне предложил поменяться квартирами, он пойдет в мою однокомнатную, а я – в его двухкомнатную, мол, давно уже мне пора расширяться. Тут опять мой дурной характер вылез… И сказал я Вадиму, что в его квартиру я не хочу, она в старом фонде, «маломерка», а если он так хочет меня расширить, то предлагаю следующий вариант – мой брат переводится в другой гарнизон, вот и давайте расселим одну коммуналку по его и моей квартирам, а я заеду в эту коммуналку, тем более, что она в моем же и подъезде. Ничего не поняв, слегка обидевшись на то, что я не пошел ему навстречу, командир полка махнул рукой, мол, делай, как знаешь. Отловив отиравшегося рядом замполита полка, я немедленно довел ему волю командира, а командир подтвердил свое решение – «Владимирович знает, как расселить коммуналку без ущерба для полка», и, через месяц, я уже жил в двухкомнатной квартире, в которой и собирался прожить до дембеля.
    Прошли годы… Я стал подполковником, перевелся в другой полк, и, через некоторое время, стал работать начальником штаба полка. Жена тоже на месте не стояла, дослужилась до старшего прапорщика, работала начальником столовой, короче, мы жили интенсивной военной жизнью, все в той же, двухкомнатной квартире. Все меня устраивало, но жена недоброе задумала… С новым командиром полка, начальником гарнизона, мы дружили семьями, и стал я замечать, что, как только тот подопьет, моя жена пристает к нему с вопросом о трехкомнатной квартире. При удобном случае, при командире и моей жене,  я заявил о своей позиции – никаких квартир, никаких ремонтов, никаких переездов, до дембеля осталось года три-четыре, нечего тут выдумывать, а пока печать у меня в руках, я её, на решение жилкомиссии, не поставлю. Но тут и командир свою волю высказал – если жена найдет себе квартиру, то он печать у меня отберет, и все нужные протоколы пропечатает. Короче, разошлись мы во мнениях, но не поссорились, а просто выпили еще, да и не стали напрягаться. А жена быстренько нашла себе «убитую» квартиру, созвала бригаду ремонтников, квартиру отремонтировала, завезла туда новую мебель, и пригласила меня жить с ней, а командира – на новоселье. Вот так и появилась у нас трехкомнатная квартира, а у меня – отдельная комната, где мы и прожили до дембеля.
       А потом была эпопея с получением квартиры по выбранному месту жительства в западных районах страны, после демобилизации, но она достойна отдельного рассказа. Может, и расскажу, если настроение будет.

Квартирный вопрос (Безмв) / Проза.ру

Другие рассказы автора на канале: https://dzen.ru/suite/0cb61be6-f35a-43d5-a6de-cae853a2ec5f