Осенний дождь барабанил по крышам автомобилей, словно торопливые пальцы невидимого пианиста исполняли мрачную мелодию прощания.
Ирина стояла у свежевырытой могилы в черном платье, которое три дня назад покупала в спешке, когда врачи сообщили о внезапной смерти мужа от инфаркта. Платье сидело неуютно, как чужая кожа, напоминая о том, что теория никогда не готовит к практике горя. Кладбище дышало влажной землей и увядающими хризантемами, этими последними цветами года, которые словно специально созданы природой для прощальных церемоний.
Серые тучи висели низко, касаясь верхушек старых лип, между ветвей которых застряли обрывки полиэтиленовых пакетов городские привидения, напоминающие о том, что даже в самых священных местах не скрыться от повседневной прозы жизни. Священник читал молитву, его голос терялся в шуме дождя и приглушенных всхлипываниях родственников.
Ирина смотрела на закрытый деревянный гроб, в котором лежал Андрей, ее муж, на протяжении 20 лет, и не могла поверить, что человек, который еще неделю назад ругался с ней из-за включенного света в коридоре, теперь навсегда молчит. 20 лет брака пронеслись перед глазами, как кадры старого фильма, их первая встреча в кафе рядом с институтом, где она преподавала историю студентам, а он приехал оформлять документы для своего строительного бизнеса.
Тогда Андрей показался ей воплощением мужской силы и уверенности, широкие плечи, крепкие руки строителя, улыбка, от которой таяли стены ее осторожности.
Он ухаживал настойчиво, но деликатно, дарил книги по истории, которые сам никогда не читал, и слушал ее рассказы о древних цивилизациях, с таким вниманием, словно от этого зависела его судьба.
Свадьба была скромной. Ирина помнила, как они расписывались в ЗАГСе, и Андрей, волнуюсь, дважды неправильно написал свою фамилию. Потом были годы строительства совместной жизни, покупка двухкомнатной квартиры на пятом этаже хрущевки, ремонт. Когда Андрей клеил обои, а она красила батареи, выбор мебели в магазинах, где они спорили о цвете дивана, и в итоге покупали то, что нравилось ей. Они были счастливы.
Но главным разочарованием их брака стало отсутствие детей. Годы обследований, больниц, надежд и разочарований постепенно создали между ними невидимую стену. Андрей никогда не упрекал ее напрямую, но она видела в его глазах тоску по сыну, который мог бы продолжить его дело, наследнику, который оправдал бы все его труды. Ирина винила себя, хотя врачи говорили, что проблема в них обоих, и эта вина медленно съедала ее изнутри, как ржавчина железо.
Последние годы их отношения походили скорее на сожительство двух привычных друг к другу людей, чем на брак.
Андрей все чаще задерживался на работе, приезжал поздно, усталый и молчаливый.
Ирина погрузилась в преподавание, готовила уроки до поздней ночи, читала исторические книги. Словно пыталась спрятаться в прошлом от неустроенности настоящего.
Они жили в одной квартире, спали в одной кровати, но были далеки друг от друга, как жители разных континентов.
Теперь, стоя у его могилы, Ирина чувствовала странную смесь горя и вины. Горя от потери человека, который был частью ее жизни больше половины сознательного возраста, и вины от того, что не смогла сделать его по-настоящему счастливым.
Может быть, если бы она была внимательнее, заботливее, если бы чаще интересовалась его делами, не зацикливалась на своих уроках и учениках.
Тетя Лена, сестра покойного, подошла к ней и обняла за плечи.
- Иринка, держись, дорогая, - прошептала она сквозь слезы. - Андрюша был хорошим мужем, он любил тебя.
Ирина кивнула, не в силах произнести ни слова.
Любил ли? Или просто привык? Эти вопросы теперь навсегда останутся без ответа.
Родственники по очереди подходили к гробу, потом бросали горсти влажной земли в могилу, крестились, шептали что-то про Царство Небесное. Некоторые плакали искренне, другие больше для приличия. Ирина различала все эти оттенки горя, как учитель различает степень подготовленности учеников к уроку.
Двоюродный брат Андрея, Михаил, всхлипывал особенно наигранно, хотя виделся с покойным от силы раз в год.
Соседка тетя Валя причитала о том, какой хороший был человек, хотя постоянно жаловалась на шум от его перфоратора, когда Андрей делал ремонт.
Дождь усиливался, превращая глинистую землю кладбища в скользкую кашу, которая липла к подошвам и напоминала о том, что человек создан из праха и в прах возвратится.
Ирина чувствовала, как влага просачивается сквозь подошвы осенних ботинок, как мокрые чулки липнут к ногам, но эти неудобства казались незначительными на фоне той пустоты, которая разрасталась в груди. Она вспомнила последний разговор с мужем, который произошел три дня назад утром. Андрей спешил на какую-то важную встречу, нервничал, дважды забывал документы и возвращался за ними домой.
«Ира, если что-то со мной случится, — сказал он неожиданно, стоя в прихожей и застегивая куртку, — все документы лежат в сейфе, пароль — наш год знакомства».
Она тогда рассмеялась:
- Что за глупости. Ты здоровее меня будешь.
Теперь эти слова звучали как пророчество. Через 4 часа после той встречи его нашли в офисе без сознания. Врачи скорой помощи больше часа боролись за его жизнь, но обширный инфаркт не оставил шансов.
Ирине позвонили с его телефона коллеги, и она примчалась в больницу, где ей сообщили, что все кончено. Три дня подготовки к похоронам пролетели как в тумане. Оформление документов в морге, где пахло формалином и человеческим горем, выбор гроба в похоронном бюро, где продавцы с профессиональной участливостью предлагали услуги разной степени роскоши, заказ поминального обеда в кафе рядом с кладбищем.
Все это Ирина делала и удивлялась собственному спокойствию и организованности. Теперь, когда священник закончил службу и рабочие кладбища начали засыпать могилу землей, это спокойствие треснуло.
Глухие удары комьев земли по крышке гроба звучали как последние аккорды их совместной жизни.
Ирина почувствовала, как внутри нее что-то рвется, и больше не могла сдерживать слезы.
Она развернулась и быстро пошла к выходу с кладбища, не обращая внимания на удивленные взгляды родственников. Ей нужно было остаться одной, подышать воздухом, который не был напоен запахом увядания и смерти. Дорожки кладбища петляли между старых могил, мимо покосившихся деревянных крестов и гранитных памятников с выцветшими фотографиями.
Здесь лежали те, кто когда-то тоже любил, ссорился, мирился, строил планы и не подозревал, что все закончится горсткой земли и искусственными цветами. Ирина шла быстро, почти бежала, словно пыталась убежать от собственного горя.
У выхода с кладбища, возле старых чугунных ворот, на скамейке сидела женщина неопределенного возраста, в потертом пальто. Седые волосы выбивались из-под вязаной шапки, лицо было усталым, с глубокими морщинами, которые говорили не столько о возрасте, сколько о трудной жизни.
Перед ней на земле лежала старая сумка, а на коленях она держала картонку с надписью, написанной неровным почерком.
- Подайте на хлеб, - сказала женщина, поднимая на Ирину усталые глаза.
В обычное время Ирина прошла бы мимо. Не от жесткости сердца, а от учительской осторожности. В школе их предупреждали о мошенниках, которые пользуются моментом, пока у человека горе.
Но сейчас, в этот момент острейшего одиночества и боли, ей захотелось сделать что-то хорошее в память об Андрее, какой-то жест доброты, который мог бы искупить все недосказанности их брака.
Ирина открыла сумочку и вытряхнула в ладонь женщины все деньги, которые там были. Несколько тысячных купюр, мелочь, даже банковскую карту.
- Возьмите, - сказала она. - Все возьмите.
Женщина удивленно посмотрела на деньги, потом на Ирину.
- Спасибо вам, дочка. Вижу, горе у вас большое.
- Муж умер, - просто сказала Ирина.
Женщина кивнула с пониманием.
«Тяжело терять близких. Я своего 10 лет назад похоронила».
Ирина уже собиралась идти дальше, когда женщина вдруг поднялась со скамейки и заговорила тихо, но отчётливо.
- Тёть, не плачь. Твой муж жив, но тебе от этого не станет лучше. Иди за мной, покажу.
Слова ударили Ирину, словно пощёчина. Она замерла, не понимая, ослышалась ли. Сердце забилось так сильно, что стало трудно дышать.
— Что вы сказали? — прошептала она.
Женщина уже шла прочь от кладбища, но обернулась и повторила:
- Твой муж жив. Если хочешь знать правду о своем горе, иди за мной.
В голове Ирины все смешалось. Это бред, галлюцинация от стресса. Но что-то в голосе этой незнакомки, какая-то уверенная печаль, заставила ее сделать шаг вперед, потом еще один.
Женщина шла неспешно, но уверенно, словно знала дорогу. Они спустились с холма, на котором располагалось кладбище, прошли мимо автобусной остановки, где ждали люди с похоронными венками, и углубились в старый район города с пятиэтажными домами хрущевского времени.
Дождь почти прекратился, но тучи все еще висели низко, создавая ощущение сумерек посреди дня. В окнах квартир горел свет, и Ирина видела обрывки чужих жизней, женщину, развешивающую белье на балконе, старика, читающего газету у окна, ребёнка, рисующего что-то на запотевшем стекле.
Они шли молча минут пятнадцать, пока не дошли до заброшенного района, где между полуразрушенных заводских корпусов и пустырей притаилось маленькое кафе. Вывеска была почти не видна, краска облупилась, но внутри горел свет.
- Здесь поговорим, - сказала женщина и толкнула дверь.
Внутри было тепло и пахло дешёвым кофе.
Несколько столиков, потрескавшаяся штукатурка на стенах, официантка лет пятидесяти, которая с любопытством посмотрела на необычных посетителей. Женщина прошла к столику в углу, подальше от окна.
- Садись, - сказала она, - И слушай внимательно. То, что я тебе расскажу, перевернет всю твою жизнь.
Ирина села, чувствуя, как дрожат руки. Она не решалась задавать вопросы, боясь услышать неприятные ответы.
продолжение