Когда 29 мая 1453 года над Константинополем занялся рассвет, никто не предполагал, что этот день изменит ход истории. Воздух был полон едкого дыма и пыли от камней, измельчённых пушками. На колокольнях Великого собора Святой Софии уже несколько недель не звонили колокола. Город, тысячу лет противостоявший всем врагам, был на грани гибели — или, по крайней мере, так казалось.
Судный рассвет
Солнце взошло над апокалиптической сценой. Константинополь лежал, словно раненый зверь, его древние стены Феодосия были пробиты в десятке мест чудовищными пушками Мехмеда II.
Молодой султан – ему был всего двадцать один год, но его взгляд уже обладал стальной твёрдостью – смотрел на город из своего золотого шатра на холме Малтепе. Сто сорок семь тысяч воинов ждали его последнего приказа.
— Сегодня, — сказал он своим командирам накануне вечером, — сегодня мы возьмём Красное Яблоко. — Так турки называли Константинополь — Кызыл-Элма — запретный плод, который два столетия ускользал от османов.
По другую сторону разрушенных стен Константин XI Палеолог, последний василевс римлян, готовился умереть императором. Он провёл ночь в молитве в императорской часовне Влахерны перед древней иконой Богоматери Одигитрии. Его руки, всё ещё покрытые чёрным порохом от вчерашнего сражения, сжимали рукоять меча, который его предки носили шесть веков.
— Если сегодня всему суждено закончиться, — прошептал он своим последним верным товарищам, — пусть они хотя бы вспомнят, что мы сражались достойно.
Константин XI Палеолог
Гром пушек
В три часа ночи гробовая тишина, окутавшая Константинополь, была разорвана грохотом, от которого сотряслась земля вплоть до Босфора. Все османские пушки – шестьдесят восемь орудий всех калибров – одновременно выстрелили по стенам. Великая пушка Орбана Венгерского, этот бронзовый монстр длиной восемь метров и весом девятнадцать тонн, изрыгнула своё шестисотфунтовое каменное ядро в ворота Сан-Романо с грохотом, подобным гневу Божьему.
— Грохот стоял такой, — писал Георгий Сфрандзи в своей тайной хронике, — что беременные женщины от страха выкидывали детей, а дети безутешно плакали. Камни стен летели, как осенние листья, и пыль окутывала всё, как адский туман.
Но на этот раз это была не просто бомбардировка. Это была прелюдия к решающему штурму. Мехмед ждал этого момента пятьдесят дней. Пятьдесят дней осады, мин и контрмин, небольших атак и грандиозных стратагем. Пятьдесят дней, чтобы взять самый укреплённый город в мире.
Мехмед II
Первые волны башибузуков – этих анатолийских нерегулярных войск, которым нечего было терять, кроме своих жизней, – хлынули на проломы, словно ревущая людская волна. Их было пятнадцать тысяч, вооружённых всем, чем только можно вообразить: кривыми ятаганами, импровизированными копьями, крестьянскими топорами, превращёнными в боевое оружие. Их атака была продиктована не мужеством, а отчаянием. За ними шли непреклонные османские командиры с железными булавами, именно обеспечивали единственное направление движения для массы слабо подготовленных людей – только вперёд.
Джованни Джустиниани Лонго, генуэзский кондотьер, превративший оборону Константинополя в настоящее искусство, ждал их у ворот Сан-Романо со своими семьюстами воинами. Всё ещё оправляясь от ран, полученных в предыдущих штурмах, он сам донёс носилки до главного пролома.
— Если мне суждено умереть, — сказал он своим капитанам, — пусть это будет хотя бы смерть солдата.
Джованни Джустиниани Лонго
Первое столкновение стало кровавой баней. Защитники – греки, генуэзцы, венецианцы, каталонцы, венгры – все осколки христианской Европы, сохранившие верность императору в последней битве Римской империи, – встретили нападавших железным градом. Стрелами, арбалетными болтами, пулями из бомбард и, прежде всего, ужасным греческим огнём – секретной смесью, горевшей на воде и которую умели изготавливать только византийцы.
Два часа продолжалась непрерывная бойня. Рвы Феодосия были буквально заполнены трупами, настолько, что последующие нападавшие использовали их как мосты, чтобы добраться до стен. Но тактическая цель Мехмеда была достигнута: боеприпасы защитников быстро истощились.
Вторая волна
В шесть утра пришла вторая волна: двадцать тысяч румелийских азабов, регулярной пехоты османской армии. Это уже не были отчаянные бойцы первой атаки. Это были обученные воины, вооружённые пластинчатыми доспехами и оружием, выкованным в арсеналах Адрианополя. Они несли осадные лестницы, переносные тараны и, прежде всего, ужасные «кувшины Сатаны» — керамические сосуды, наполненные порохом и железными осколками, которые взрывались при ударе.
Турецкая пехота
Бой достиг невообразимого ожесточения. У главного пролома Сан-Романо греки и генуэзцы сражались бок о бок с отчаянием тех, кто знает, что отступать некуда. Константин XI сам возглавил контратаку вдоль внутренней стены, его императорский меч сверкал в лучах восходящего солнца.
— Император сражался как лев, — отмечал летописец Дука, — и его пурпур был обагрен вражеской кровью. Турки отступали перед ним, словно увидели призрак древних цезарей.
Но число было беспощадным. На каждого павшего турка приходилось десять новых. С каждым погибшим защитником гарнизон безвозвратно редел. В девять утра, когда вторая волна отступила, оставив поле боя усеянным трупами, все знали, что следующий штурм станет последним.
Прибытие янычар
Мехмед приберег свой козырь напоследок: янычар. Восемь тысяч «свежих солдат» ислама, оторванных ещё детьми от христианских семей и выкованных в военных приютах в идеальные боевые машины. Они шли в абсолютной тишине, их белые войлочные шапки были украшены страусиными перьями, а сабли были остры, как бритвы. Они не кричали, не бежали. Они наступали с точностью часового механизма, и это было гораздо страшнее любого боевого клича.
Янычары 1453 года
Константин XI наблюдал, как эта белая волна приближается к его разрушенным стенам, и понял, что час пробил. Он повернулся к своим последним соратникам – Луке Нотарасу, великому дуке, служившему трём императорам; Феофилу Палеологу, своему племяннику; Джованни Джустиниани, генуэзцу, решившему умереть за Византию, – и произнёс слова, которые вошла в историю:
— Братья, сегодня Римская империя пала. Но пала она с честью.
Он поднял меч к небу и приготовился к последней атаке.
Чудо с моря
И вот тогда, когда янычары были уже в пятидесяти шагах от проломов, с колокольни Святой Софии раздался крик, от которого кровь застыла в жилах:
— Паруса! Паруса с моря! Христианские паруса!
На горизонте Босфора, словно видение Божественного Провидения, возникло то, на что уже никто не смел надеяться: военный флот в идеальном боевом порядке. Сорок венецианских галер с развевающимися на ветру красными крестами Сан-Марко, за ними следовали генуэзские галеры, корабли родосских рыцарей и даже несколько быстрых каталонских саэтти.
Венецианская галера
Дож Франческо Фоскари сдержал обещание, данное византийскому императору втайне. Тремя месяцами ранее посол Георгий Сфрандзи прибыл в Венецию с предложением, от которого Светлейшая Византия не могла отказаться: вечный союз церквей, торговая монополия на все оставшиеся порты империи и уступка стратегически важного острова Лемнос. Большой совет неделями обсуждал этот вопрос на тайных заседаниях, но в конце концов фракция дожа одержала верх.
— Лучше василевс, погрязший в долгах, чем торжествующий султан, — заявил Фоскари. — Если Константинополь падет, завтра турки постучат в ворота Венеции.
Дож Франческо Фоскари
Адмирал морей
Командовал флотом Альвизе Лоредан, семидесятилетний, с элегантностью джентльмена и твёрдостью ветерана. Он сражался с генуэзцами, пиратами, сарацинами, и теперь, на закате своей карьеры, ему предстояло самое серьёзное испытание: спасти последний город Римской империи.
венецианский адмирал Альвизе Лоредан
Его стратегия была гениально проста: нанести одновременный удар по трём фронтам, чтобы разделить османские силы. Одна эскадра должна была атаковать турецкий флот в Золотом Роге. Вторая должна была высадить свежие войска, чтобы ударить по армии Мехмеда с тыла. Третья эскадра должна была обстрелять османские батареи корабельной артиллерией.
— Мы видели, как венецианские галеры вошли в Золотой Рог, — писал Сфрандзи, — и это было словно увидеть ангелов Божьих, спускающихся с небес. Их вёсла били по воде в ритме, похожем на боевой гимн, а их золотые носы рассекали волны, словно мечи.
Битва у Золотого Рога
Османский флот в Золотом Роге — семьдесят две галеры под командованием Балтаоглу Сулейман-бея — был застигнут врасплох. Эти корабли были построены для транспортировки и блокады, а не для борьбы с венецианскими боевыми галерами, специально построенными для уничтожения других кораблей.
Морской бой был коротким, но сокрушительным. Венецианские галеры, более быстрые и лучше вооруженные, вторглись в турецкие ряды, используя технику «таран и бегство», отточенную за столетия средиземноморских войн. Их бронзовые пушки – оружие, о котором турки знали мало – стреляли прямой наводкой по вражеским корпусам, а венецианские моряки перепрыгивали с корабля на корабль с обезьяньей ловкостью.
За два часа боя восемнадцать османских галер были потоплены, а многие другие захвачены. Сам Балтаоглу, тяжело раненный, был вынужден бежать с остатками своего флота.
Высадка
Пока бушевал морской бой, Лоредан осуществил вторую часть своего плана. Три десантные эскадры одновременно высадились в разных точках азиатского и европейского берегов Босфора.
Родосские рыцари первыми ступили на землю. Четыреста тяжеловооружённых рыцарей под предводительством великого магистра Жака де Милли бросились на османские линии снабжения. Прошли десятилетия с тех пор, как эти воины-монахи участвовали в сражениях такого масштаба, и их атака стала возвращением к временам Крестовых походов.
Родосские рыцари
Нормандские боевые кони, обученные бою и защищённые железными доспехами, лавиной обрушились на ряды анатолийских нерегулярных войск. Четырехметровые копья рыцарей пронзали врагов ещё до того, как те успевали приблизиться. Это была настоящая средневековая резня в эпоху Возрождения.
Венецианцы и генуэзцы, хотя и были в основном моряками, превратившимися в солдат, продемонстрировали свою доблесть в серии блестящих боев. Они знали эту землю как родную – веками вели там торговлю – и использовали любое преимущество местности, чтобы нападать на склады, освобождать пленных и сеять хаос в османском тылу.
Византийская контратака
Прибытие подкрепления полностью изменило дух обороны. Константин XI, готовившийся погибнуть в прорыве, внезапно увидел возможности, о которых он не смел и мечтать уже несколько месяцев.
В девять тридцать, когда янычары впервые в своей истории колебались перед лицом неожиданной тактической ситуации, император отдал приказ, который спас его город:
— Открыть все ворота! Генеральная вылазка!
Ворота Константинополя распахнулись одновременно, и защитники – византийцы, генуэзцы, венецианцы, каталонцы, венгры – бросились на осаждающих с яростью отчаяния, перешедшей в надежду. Это была самая отчаянная и самая славная контратака в тысячелетней истории этого города.
Константин лично возглавил атаку от ворот Сан-Романо. Его золотые доспехи сияли в лучах утреннего солнца, а императорский пурпур развевался на шлеме, словно вызов судьбе. Рядом с ним сражались Джованни Джустиниани и все остальные герои этой невероятной осады.
Защитники Константинополя перед атакой
Морская бомбардировка
Но поистине решающим фактором стала венецианская корабельная артиллерия. Два больших галеаса «Сан-Марко» и «Мочениго», каждый из которых был вооружён шестнадцатью бронзовыми пушками, встали на якорь в восьмистах метрах от берега и начали систематическую бомбардировку османских батарей.
Огонь с моря был точнее, чем с суши — плавучие платформы были устойчивее передвижных повозок, — а венецианские артиллеристы были лучшими на Средиземноморье. За час они разрушили то, что Мехмед строил месяцами.
Смертельный удар наступил в половине одиннадцатого. 24-фунтовое ядро, выпущенное с галеаса «Сан-Марко», попало в большую пушку Орбана. Взрыв мгновенно убил около двадцати артиллеристов, уничтожив символ османского могущества.
— Когда мы увидели взрыв огромной пушки, — писал Сфрандзи, — мы были уверены, что Бог услышал наши молитвы. Дым поднимался к небесам, словно фимиам, а бронзовые обломки падали, словно метеоры.
Османская пушка Орбан. Пожалуй именно её можно считать реальной царь-пушкой
Крах
Мехмед II, наблюдавший со своего холма за каждым этапом битвы, понимал, что ситуация стала невыносимой. Его армия подверглась атаке одновременно с четырёх направлений, артиллерия была уничтожена, флот обратился в бегство. Впервые в своей юности покоритель стольких городов оказался перед лицом поражения.
Но в тот момент он проявил качества, которые сделали бы его великим. Вместо того чтобы продолжать атаку, теперь уже безнадежную, он приказал к общему отступлению. Это было не беспорядочное бегство, а стратегический отход под прикрытием конницы спаги.
Легенда гласит, что во время отступления Мехмед столкнулся лицом к лицу с Константином XI в рукопашной схватке. Два государя — двадцатиоднолетний султан, мечтавший о завоевании мира, и сорокадевятилетний император, сражавшийся за спасение остатков тысячелетней империи — на мгновение взглянули друг другу в глаза, прежде чем их разняла свита.
— Сегодня ты спас свой трон, василевс, — крикнул султан, — но однажды я вернусь!
— И я буду ждать тебя, — ответил император.
Эпилог спасения
Когда 29 мая 1453 года над Константинополем зашло солнце, самый осаждённый город в истории всё ещё был свободен. Колокола Святой Софии зазвонили впервые за пятьдесят дней, и их бронзовые звоны запели благодарственный гимн, который можно было услышать по всему Босфору.
Погибло много людей – почти тридцать тысяч османов и три тысячи христиан, – но Византия выстояла. Двуглавый орёл всё ещё реял на императорских башнях, а последний басилевс римлян хранил верность клятве предков.
В тот вечер в тавернах Галаты и дворцах Перы венецианцы и генуэзцы впервые за столетия вместе поднимали тосты. Родосские рыцари пели свои военные гимны в греческих церквях. А в домах жителей Константинополя семьи, готовившиеся к смерти или рабству, зажигали благодарственные свечи Богородице.
Однако, цена спасения была высока. Уцелевшая Византийская империя теперь представляла собой лишь тень древнего Константинополя. Но она была жива, и для империи, сопротивлявшейся тысячу лет, этого было достаточно.
Наследие чуда
В последующие годы весть о спасении Константинополя распространилась по Европе, словно весть о чуде. Папа Николай V провозгласил торжественную службу Te Deum и говорил о «новом победоносном крестовом походе». Добровольцы со всего христианского мира стекались в спасённый город, чтобы помочь в его восстановлении.
Но прежде всего, выживание Византии навсегда изменило баланс сил в Восточном Средиземноморье. Османы, лишённые престижа завоевания Нового Рима, были вынуждены пересмотреть свои планы экспансии. У Европы было ещё несколько десятилетий, чтобы подготовиться к турецкому вызову.
И Константинополь, город, который не мог умереть, продолжал жить. Уменьшившийся, обедневший, зависимый от Венеции, но всё ещё остававшийся наследником Рима и Византии. Двуглавый орёл потерял много перьев, но всё ещё летал.
Летописец Георгий Сфрандзи, уже пожилой, завершил свою тайную хронику такими словами:«Богу было угодно, чтобы Римская империя не погибла 29 мая 1453 года, а возродилась. Это был не конец, а новое начало. И когда наши потомки прочтут эту хронику, они поймут, что даже в последние мгновения истории, когда всё кажется потерянным, рассвет всегда может наступить».
Исторические последствия византийского выживания: реалистичный анализ
Пиррова победа и ее долгосрочные последствия (1453–1500)
Немедленные последствия: спасённый город, разрушенная империя
Спасение Константинополя 29 мая 1453 года, праздновавшееся по всей христианской Европе как чудо, скрывало суровую реальность, которая стала очевидной в последующие месяцы. Уцелевшая Византийская империя фактически представляла собой венецианский протекторат, лишённый подлинной независимости и сведённый к минимуму, помимо самого Константинополя и горстки прилегающих территорий.
Император Константин XI, которого весь христианский мир считал героем, оказался в безвыходном положении. Цена венецианского вмешательства была высока: полная торговая монополия Венеции на всех оставшихся византийских территориях, фактический контроль Венеции над императорским флотом (тем немногим, что от него осталось) и, что самое главное, формальный союз с Римско-католической церковью под папской властью. Древний православный Константинопольский патриархат был подчинен Риму, что привело к расколу, который разделил греческое духовенство и население на многие поколения.
Человеческие потери были ошеломляющими. Из примерно 50 000 жителей Константинополя до осады почти 15 000 погибли или бежали во время боевых действий. Инфраструктура города была разрушена: целые районы лежали в руинах, портовые сооружения были разрушены, а знаменитые Феодосиевые стены так и не были полностью восстановлены. Императорская казна была полностью опустошена, что вынудило Константина на десятилетия вперёд закладывать будущие налоговые поступления венецианским банкирам.
Османская реакция: стратегическая перекалибровка
Неудача Мехмеда II при Константинополе, хотя и стала для него личным унижением, не изменила кардинально планы османской экспансии, а лишь придала им новое направление. Лишившись психологической победы от завоевания «Красного яблока», Мехмед с ещё большей решимостью обратил своё внимание на запад.
В течение двух лет османские войска захватили оставшиеся генуэзские колонии в Чёрном море, фактически перекрыв его для христианского судоходства. Венецианский квартал Константинополя подвергался постоянным притеснениям, а венецианские купцы, работавшие на османских территориях, сталкивались с непомерными налогами и частыми конфискациями товаров.
Что ещё важнее, Мехмед начал систематическое строительство новой османской военно-морской базы в Синопе, создав прямую угрозу венецианским судоходным путям. Османы также усилили поддержку венгерских повстанцев, выступавших против Габсбургов, открыв новый фронт, который на десятилетия истощил европейские ресурсы.
К 1456 году стало ясно, что спасение Константинополя лишь отсрочило, а не предотвратило османскую экспансию в Европу. Более того, неудача при Константинополе сделала османскую дипломатию более изощрённой, а военное планирование — более тщательным.
Экономические последствия: венецианская удавка
«Спасение» Византии Венецией оказалось одним из самых прибыльных вложений в истории Республики, но оно обошлось в огромную цену для сохранившихся византийских территорий. Торговая монополия, предоставленная Венеции, фактически превратила Константинополь в венецианский колониальный порт.
Вся торговля, проходившая через Босфор, облагалась венецианскими налогами и правилами. Греческие купцы, традиционно составлявшие основу экономики Константинополя, оказались оттесненными на второстепенные роли в своём городе. Знаменитые шёлковые мастерские Константинополя были вынуждены продавать свою продукцию исключительно венецианским покупателям по искусственно заниженным ценам, в то время как импортные товары продавались византийским потребителям по завышенным ценам.
Православные монастыри, традиционно служившие банками и экономическими центрами, систематически истощались, чтобы оплатить восстановление города. Многие древние монашеские общины были вынуждены продать свои сокровища венецианским коллекционерам, что привело к беспрецедентной утечке византийских культурных ценностей в Западную Европу.
К 1460 году современники отмечали, что Константинополь всё больше походил на венецианский город с греческим населением, а не на столицу христианской империи. В новом строительстве преобладали венецианские архитектурные стили, торговые споры регулировались венецианскими законами, а на рынках наряду с греческим всё чаще можно было услышать венецианский диалект.
Религиозные потрясения: цена союза
Принудительная уния с Римом, необходимая для получения помощи от Венеции, привела к религиозному кризису, который определил судьбу византийского христианства на протяжении веков. Православное духовенство раскололось на три фракции: тех, кто принял унию (их оппоненты презрительно называли «латинянами»), тех, кто полностью отверг её и отправился в изгнание или подпольное сопротивление, и тех, кто искал золотую середину, номинально подчиняясь при этом православным обрядам.
Константинопольский патриарх, назначенный после унии с Римом, оказался в ситуации, когда ему пришлось управлять Церковью, где многие епископы отказывались поминать его имя в литургии. Несколько монастырей, особенно на Афоне, полностью разорвали общение с Константинополем, объявив себя истинными хранителями православной традиции.
Религиозная неразбериха докатилась и до рядовых верующих. Многие греческие семьи оказались в раздумьях между практической необходимостью принять новый порядок и глубокой духовной привязанностью к православным традициям. Посещение церкви резко сократилось, поскольку многие верующие пытались примирить свою веру с тем, что они считали навязанными извне практиками.
Это религиозное разделение имело глубокие политические последствия. Османские агенты воспользовались религиозным недовольством, обещая свободу вероисповедания православным христианам, которые поддержат османское правление. К 1470 году появились достоверные сообщения о тайных православных организациях, пытавшихся содействовать османскому завоеванию города, за который отдали свои жизни их предки.
Демографическая катастрофа
Возможно, самым разрушительным долгосрочным последствием стала демографическая ситуация. Осада и её последствия ускорили исход греков из Константинополя, начавшийся в предыдущем столетии. Искусные ремесленники, учёные и торговцы массово эмигрировали в итальянские города, где они нашли более широкие экономические возможности и религиозную свободу.
Православная знать, лишённая своих традиционных ролей и зачастую разорённая, постепенно покидала свой родной город. Их дворцы были проданы венецианским купцам или превращены в склады. Знаменитые интеллектуальные салоны, поддерживавшие византийскую науку, исчезли, когда их покровители уехали или умерли в нищете.
К 1480 году греки составляли менее 60% населения Константинополя, а остальную часть составляли венецианцы, другие итальянцы и различные христианские беженцы с османских территорий. Греческий характер города, сохранявшийся более тысячи лет, систематически разрушался.
Сельская местность пострадала ещё сильнее. Не имея возможности защитить сельские районы от османских набегов, имперское правительство фактически оставило большую часть территории за пределами ближайших окрестностей Константинополя. Крестьянские семьи бежали в город или полностью эмигрировали, оставив огромные территории без населения. К 1500 году «Византийская империя» контролировала территорию, меньшую, чем типичный итальянский город-государство.
Военная зависимость и стратегическая уязвимость
Византийская армия, героически защищавшая город в 1453 году, фактически перестала существовать как самостоятельная сила. Уцелевшие греческие солдаты были включены в венецианские части или полностью расформированы. Знаменитая Варяжская гвардия, численность которой сократилась до менее чем пятидесяти человек, превратилась, по сути, в церемониальное подразделение, предназначенное для императорских торжеств.
Морская оборона полностью зависела от венецианских галер, базировавшихся в заливе Золотой Рог. Хотя это обеспечивало эффективную защиту от османских морских атак, это также означало, что внешняя политика Византии была полностью подчинена интересам Венеции. Константин XI оказался не в состоянии самостоятельно вести переговоры ни с одной державой, поскольку все дипломатические инициативы должны были согласовываться с Венецией.
Эта военная зависимость становилась всё более проблематичной по мере развития османской военной техники. Османы разработали новые методы осады, специально предназначенные для преодоления венецианского морского превосходства, включая ранние эксперименты с минами и усовершенствованную полевую артиллерию. К 1470 году военные эксперты в частном порядке признавали, что Константинополь не сможет выдержать ещё одной серьёзной османской осады, даже при поддержке венецианцев.
Культурная трансформация и потеря идентичности
Выживание Константинополя стоило ему потери его истинно византийского характера. Император, сохраняя свой титул, всё больше воспринимался как венецианский вассал, а не как наследник Августа и Юстиниана. Придворные церемонии были упрощены и европеизированы в угоду католическим традициям, а традиционные византийские регалии были проданы или заложены для покрытия долгов.
Большой дворец, повреждённый во время осады, так и не был полностью восстановлен. Вместо этого императорская семья переехала в меньшую резиденцию, больше напоминавшую венецианский палаццо, чем византийский императорский комплекс. Сложная придворная иерархия, веками определявшая византийскую цивилизацию, была упрощёна и преобразована в более простую систему, созданную по образцу итальянских традиций.
Самым трагичным было то, что научная традиция, сохранившая классическое образование в Средние века, фактически прекратила своё существование. Императорская библиотека, пострадавшая во время осады, лишилась большей части рукописей, которые сгорели или были проданы. Немногие оставшиеся учёные эмигрировали в Италию, унеся с собой свои знания. Знаменитый Константинопольский университет был окончательно закрыт в 1461 году из-за нехватки финансирования и студентов.
Международные последствия: распад Восточной Европы
Вмешательство Венеции в византийские дела имело далеко идущие последствия для баланса сил в Европе. Огромные затраты на оборону Константинополя вынудили Венецию сократить свои обязательства в других областях, что привело к потере ряда адриатических территорий в результате венгерской и османской экспансии.
Что ещё важнее, очевидный успех венецианской интервенции побудил другие итальянские державы к реализации столь же амбициозных проектов на востоке. Генуя начала строить планы по возвращению утраченных черноморских колоний, а Неаполь искал союзов с христианскими грузинскими и армянскими князьями. Это соперничество отвлекало итальянские ресурсы от растущей угрозы со стороны Франции и Испании на западе.
Габсбургские правители Австрии и Венгрии, надеявшиеся, что сохранившаяся Византия послужит буфером против османской экспансии, вместо этого столкнулись с растущим давлением со стороны Османской империи, поскольку Мехмед II компенсировал неудачу в Константинополе усилением кампаний на Балканах. Поражение венгров во Второй битве при Мохаче в 1481 году (отсроченное, но не предотвращенное благодаря сохранению Византии) ознаменовало собой фактическое османское завоевание центральной Венгрии.
Речь Посполитая, изначально воодушевленная сохранением Византии и сопротивлявшаяся османской экспансии, обнаружила, что её южные территории подвергаются всё большему давлению. Потеря Молдавии в 1478 году была напрямую связана с ресурсами, которые были перенаправлены на поддержку сохранившегося византийского государства.
Постепенное затухание (1480-1520)
К концу XV века стало ясно, что византийская «независимость» была во многом фиктивной. Константин XI умер в 1481 году, измученный непосильной задачей управления теневой империей. Его преемник, Иоанн VIII Палеолог (принявший монашеский постриг перед тем, как неохотно принять корону), правил государством, существовавшим преимущественно на бумаге.
Тем временем Османская империя полностью усвоила уроки 1453 года. Преемники Мехмеда II разработали новые стратегии, которые полностью обошли Константинополь, установив постоянное присутствие Османской империи на Балканах и в Центральной Европе, что сделало уцелевший византийский анклав стратегически ненужным.
Венеция, поначалу одержавшая победу над переворотом на востоке, обнаружила, что расходы на поддержание Константинополя становятся всё более обременительными по мере усиления османского давления и изменения торговых путей. К 1510 году многие венецианские сенаторы в частном порядке сомневались, стоило ли спасение Византии огромных затрат и международных осложнений.
Окончательная оценка
Спасение Константинополя в 1453 году, хотя и предотвратило немедленную катастрофу для европейского христианства, в конечном итоге оказалось пирровой победой, которая скорее отсрочила, чем предотвратила османское господство в Восточном Средиземноморье. Сохранившаяся Византийская империя стала дорогостоящей обузой для своих венецианских покровителей, постепенно утрачивая всякую значимую связь со своим имперским наследием.
Человеческие потери были колоссальными: перемещение сотен тысяч греков, разрушение последнего центра православной науки и превращение одного из величайших городов в истории в торговую колонию. Политические потери были столь же серьёзными: европейские ресурсы были отвлечены от более стратегических задач, а сложная сеть зависимостей, созданная благодаря сохранению Византии, фактически способствовала, а не препятствовала османской экспансии в Европу.
Возможно, самое мучительное заключалось в том, что сохранение Византии как таковой означало смерть её духа. Империя, претендовавшая на преемственность с Августом и Константином, превратилась в нечто совершенно иное – в теневое государство, существующее на иностранные субсидии и управляемое по чуждым принципам. Двуглавый орёл всё ещё реял над Константинополем, но он разучился парить.
Чудо 29 мая 1453 года позволило выиграть время – три столетия – но ценой, которую многие современники, и уж точно современные историки, сочли бы слишком высокой. Византия выжила, но, выжив, она утратила всё, что делало выживание стоящим.
Официальная группа сайта Альтернативная История ВКонтакте
Телеграмм канал Альтернативная История
Читайте также:
Источник: https://alternathistory.ru/maj-1453-goda-chudo-na-bosfore-veneczianskij-flot-prihodit-na-pomoshh/
👉 Подписывайтесь на канал Альтернативная история ! Каждый день — много интересного из истории реальной и той которой не было! 😉