Я проснулся от странного шуршания. Поезд мчался сквозь ночь, свет в плацкарте был приглушённый, люди дремали. Я повернул голову и сразу заметил: возле моей сумки, оставленной под нижней полкой, возилась какая-то девушка.
Молодая, темноволосая, с крупными серьгами и хитрым прищуром. Она уже держала в руках батон колбасы, который я вечером положил сверху в сумку, чтобы не придавить хлебом и бутылкой воды.
— Эй! — голос мой прозвучал громче, чем хотелось. — Ты что делаешь?!
Девушка вздрогнула, но не отпустила добычу.
— Я… я только посмотреть! — прошептала она, и глаза её забегали.
Несколько пассажиров рядом зашевелились, кто-то приподнялся на локте. А у меня внутри вскипело: моя еда, купленная специально для дороги, оказалась в чужих руках.
Колбаса дороже сна
Я возвращался домой после недельной командировки. Деньги на поездку уходили последние, поэтому я постарался закупить еду заранее, чтобы не тратиться в дороге. Колбаса, хлеб, пара яблок и чай в термосе — этого должно было хватить на сутки пути.
Колбасу я выбрал не случайно: простая, домашняя, с рынка, где ещё остался вкус из детства. Вечером, когда расселся в плацкарте, я аккуратно уложил продукты в сумку и заснул с чувством спокойствия — знал, что завтра позавтракаю как человек.
И вот теперь, среди ночи, кто-то чужой копался в моём «дорожном запасе».
Девушка выглядела так, будто застали её не за кражей, а за мелкой шалостью. Ей было лет двадцать, в ушах поблёскивали большие круглые серьги, а волосы, собранные в хвост, спадали на плечи. Взгляд — дерзкий и одновременно испуганный.
— Я только взять кусочек, — пробормотала она, держа колбасу обеими руками, словно трофей. — У вас всё равно много.
— Это МОЯ еда, — я резко сел на полке. — Ты вообще кто такая?
— А что такого? — её голос стал наглым. — В дороге все делятся. Разве трудно поделиться?
Соседи начали переглядываться, кое-кто шепнул:
— Ну и наглость…
Но девушка стояла на своём, как будто это я оказался в чём-то виноват.
Погоня за колбасой
Я спрыгнул с полки, но молдаванка оказалась проворнее, чем я думал. Увидев, что я встал, она резко прижала батон колбасы к груди и рванула к проходу.
— Эй, стой! — выкрикнул я, бросившись следом.
Пассажиры, подняв головы с подушек, с удивлением провожали глазами этот странный ночной спектакль: мужчина в майке гонится за девушкой с колбасой в руках.
Она метнулась по плацкарту, споткнулась о чью-то сумку, но удержалась, потом распахнула дверь в тамбур и нырнула в соседний вагон.
Я кинулся за ней. Дверь с грохотом закрылась за моей спиной, сквозняк ударил в лицо, поезд качнуло.
В следующем вагоне царила та же сонная атмосфера. Но теперь все, кого она растолкала на своём пути, обернулись на шум.
— Держите её! — крикнул я. — Она вор!
Девушка оглянулась, глаза горели дерзким блеском. Она не выглядела виноватой — наоборот, как будто ей нравилось это безумное приключение.
И она снова рванула вперёд, пряча колбасу под куртку, словно бесценный клад.
Поезд гремел колёсами, воздух в вагоне был тяжёлый, пахнущий хлебом и дешёвыми пирожками, но я чувствовал только одно: злость. Это была не просто еда — это было моё, купленное последними деньгами.
Я стиснул зубы и бросился следом, понимая: или догоню сейчас, или останусь с осадком унижения на душе.
Тупик в тамбуре
Я мчался по вагону, перепрыгивая через сумки и задевая локтями спящих пассажиров. Молдаванка петляла, но в конце концов совершила ошибку — свернула в тамбур, где выхода уже не было.
Она резко обернулась. В её руках колбаса — прижата к груди, как младенец. Дверь за её спиной вела наружу, за ней — ночь и грохот рельсов. Дальше бежать было некуда.
Я остановился, пытаясь отдышаться, и шагнул ближе.
— Всё. Игра закончена. Отдавай.
— Не отдам! — выкрикнула она. В глазах мелькнул вызов. — Ты сильный, у тебя всё есть! А я что, хуже? Мне жрать нечего!
— Так нужно просить, а не воровать! — сорвался я. — Ты понимаешь, что людей разбудила, что устроила?
Она стиснула зубы и прижалась к стене, словно загнанный зверёк.
— Отпусти! — зашипела она.
Я резко шагнул и схватил её за руку. Она дёрнулась, но пространство в тамбуре было тесное, и она не смогла вырваться.
— Последний раз говорю: отдай! — мой голос прозвучал так, что даже сквозь стук колёс эхом отразился в металлических стенах.
Несколько пассажиров из соседнего вагона выглянули в тамбур. Кто-то уже шептал:
— Ворует, говорили же…
— Совсем страх потеряли…
Девушка вдруг осознала, что действительно в ловушке. И впервые за всё это время в её глазах мелькнуло не нахальство, а паника.
Разбор на месте
Мы стояли в тамбуре, я сжал её руку так, что колбаса наконец выскользнула и повисла у меня в ладони. Девушка захрипела от злости и страха, но продолжала упрямо смотреть в глаза — нагло, будто ещё надеялась что-то выкрутить.
И тут дверь с грохотом распахнулась — появилась проводница.
— Что здесь за шум среди ночи?! — рявкнула она, оглядывая нас.
— Она украла мою еду! — я показал на колбасу, сжимая её так, будто это был вещдок. — Вот только что поймал.
— Врёт он! — молдаванка моментально заголосила, утирая глаза, будто вот-вот заплачет. — Я просто пошутила! Хотела взять попробовать, а он меня за руку схватил! Избил почти!
— Никто никого не бил, — прохрипел я, стараясь держаться в руках. — Спросите пассажиров, весь вагон видел, как она тащила.
Проводница нахмурилась, взгляд её был холодный и строгий.
— Так, — сказала она, — оба пойдём к начальнику поезда. Пусть он решает.
И уже через несколько минут мы стояли в маленьком служебном купе, где начальник поезда с серьёзным видом записывал всё в блокнот.
— Значит так, — сказал он, глядя поверх очков. — Воровство — это статья. Вы, девушка, должны понимать, что даже батон колбасы в поезде — это не шутка. Тут у нас порядок и дисциплина.
Молдаванка попыталась ещё что-то лепетать:
— Я голодная была, честное слово… просто один кусочек…
Но начальник поднял руку:
— Достаточно. Составим акт. Дальше будет разбираться полиция на конечной станции.
Я впервые за ночь почувствовал облегчение. Наконец-то эта наглость получила имя — воровство, а не «пошутить» или «поделиться».
Колбаса и прощение
До утра оставалось несколько часов. После разговора у начальника поезда мы вернулись в вагон. Молдаванка шла рядом со мной, но уже не гордо вскидывая голову, а опустив глаза. Казалась другой — не дерзкой, а растерянной.
Она тихо села на своё место и всю ночь больше не произнесла ни слова. Ни наглых реплик, ни театральных вздохов — только сидела, прижимая к себе пустой пакет.
А я лежал на своей полке и долго думал. Да, она украла. Да, устроила скандал. Но ведь слова её о том, что «жрать нечего», могли быть правдой. Молодая, чужая страна, денег, может, и впрямь нет. А колбаса стала искушением, с которым она не справилась.
Утром, когда поезд подошёл к станции, начальник поезда уже готовил бумаги, собираясь передать её полиции. Девушка сидела бледная, губы дрожали.
Я неожиданно для самого себя поднялся и сказал:
— Знаете что… Давайте не будем портить ей жизнь из-за батона колбасы. Я претензий не имею.
Начальник поднял брови:
— Уверены?
— Да, — кивнул я. — Пусть это будет уроком.
Девушка вскинула на меня глаза — удивлённые, мокрые. Она прошептала:
— Спасибо… я больше так не буду.
Я только махнул рукой и, взяв свою сумку, вышел на перрон. Колбаса снова лежала внутри, и почему-то вкус её казался теперь совсем другим.
Не потому, что это был продукт с рынка. А потому что за ночь я понял: иногда самое тяжёлое — не защитить своё, а найти в себе силы простить.