Репнин стоял, ошарашенный признанием. В голове всё перемешалось. С одной стороны, гора с плеч свалилась, наврала бабка. С другой – обида на старуху за ложь, за пережитые муки сомнений.
— Как же ты могла, старая, — процедил он сквозь зубы, — у нас ведь семья, дочка растёт. Помнишь, наверное, каким трудом мне всё это далось. А ты, ради своей мелкой мести моему отцу, всё это затеяла. Вон какое кадило раздула.
Старуха съёжилась под гневным взглядом Егора. Куры, испуганно кудахча, разбежались в разные стороны. Минаиха опустила голову, и стало видно, как дрожат её сморщенные руки.
— Прости, Егорушка, бес попутал. Злая я стала, завистливая. Одна живу, никому не нужна. А отец твой… Он же меня и правда сильно задел. Не подумала я, что так всё обернётся.
Егор молчал, глядя на сгорбленную фигуру старухи. Злость постепенно угасала, уступая место жалости. Что взять с одинокой, обиженной жизнью бабки?
— Ладно, бабуль, — вздохнул он, — Бог тебе судья. Спасибо, что правду сказала. Хоть и такую запоздалую.
— Иди к жене милок, мирись. И меня прости, старую дуру, — прошамкала Минаиха, отводя взгляд.
Егор молча развернулся и быстрым шагом пошёл прочь. В голове роились мысли. Нужно поговорить с Таей, все ей рассказать. Но как? Как сказать, что поверил сплетне старой калошницы? Как признаться, что усомнился в ней, в ее честности и преданности? Он шел, тяжело ступая по пыльной деревенской дороге. Тая… перед глазами возник ее образ: добрая, любящая, верная. И он, как последний дурак, поверил навету! Воспоминания нахлынули, словно мутная волна. Первое свидание, за околицей, росный луг, робкие прикосновения, клятвы верности под звездным небом. Все это казалось сейчас далеким сном, отравленным ядовитым сомнением. Он вдруг понял, как сильно любит Таю, как дорожит их маленькой семьей. И страх потерять все это ледяной хваткой сжал его сердце. В раздумьях, не заметил, как дошёл до своего дома. Там его встретила тишина. Он прошел в комнату, сел на краешек кровати. Взгляд упал на фотографии на стене – вот они, счастливые, в день свадьбы, вот Тая с округлившимся животом, ждущая дочку, вот Леночка, смеющаяся и беззаботная. Комок подступил к горлу. Как он мог вообще допустить мысль о том, что эта женщина, мать его ребенка, способна на предательство? «Так, нечего сидеть тут, надо идти к жене, просить, что бы простила». Перед тем как отправится в дом Зои, он зашёл к отцу.
— А, пропащая грамота, — встретил его Андрей возгласом, — наконец соизволил прийти, мы думали, что уже не появишься. Ты же чужим людям теперь доверяешь больше, чем родным.
— Ладно бать, не начинай, — буркнул Егор, — дурак я был. К Тае хочу пойти, прощения попросить, как думаешь, выслушает, не прогонит?
— Слава Богу, созрел наконец. Иди, поговори с ней по-хорошему. Она женщина понятливая, да к тому же любит тебя дурака. Думаю, что простит.
Ободрённый словами отца, он отправился наконец в дом Злобиной, где сейчас жила его жена. Подойдя к дому, помедлил. Остановился у калитки, глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. В окне горел свет. Тая, наверное, уже укладывает Леночку спать. Пройдя по двору поднялся на крылечко. Осторожно тронул дверь, она оказалась не запертой.
Войдя в дом, он замер в прихожей, прислушиваясь. Тишина. На цыпочках прошел дальше. Тая сидела на диване, устремив взгляд в окно. В полумраке ее лицо казалось бледным и усталым.
— Тая, — прошептал он, подойдя ближе.
Она вздрогнула и обернулась. Егор опустился на колени перед ней, взял её руки в свои.
— Прости меня, Тая. Прости за все. Я поверил грязной лжи, усомнился в тебе. Я не заслуживаю твоего прощения, но ты прости.
Она осторожно освободила свою руку из его, поднялась и отошла к окну.
— Нам надо поговорить, Тая, — глухо произнес он.
— Говори, — коротко ответила она.
Он молчал, не зная с чего начать, обводя комнату взглядом. На кровати увидел спящую дочь, Леночка прижимала к себе своего любимого плюшевого зайца, и улыбалась во сне. Егор подошёл к ней, осторожно погладил по щёчке, наклонился и поцеловал.
— Леночка спрашивала обо мне?
— Каждый день.
— И что ты ей отвечала?
— Говорила, что папа уехал в командировку.
— Тай, ты выслушай меня, пожалуйста.
— Я слушаю, говори, — Тая повернулась к нему и скрестив руки на груди прислонилась к стене.
Егор стал говорить, сбивчиво, путано. Про Минаиху, про ее ложь, про свои сомнения и подозрения. Говорил, а сам то и дело опускал взгляд, боясь увидеть в глазах Таи презрение или разочарование. Закончив, замолчал, ожидая приговора.
Тая молчала долго, потом разжала губы и произнесла.
— Дурак ты, Егор. Ладно, обо мне мы всё выяснили. А вот как быть с тобой? Я ведь видела тебя у Гориной в тот вечер, и что вы там делали, тоже видела.
— Тая, клянусь, между нами, ничего кроме этих дурацких поцелуев не было. Пьяный я был, злой. Вот от злости своей и согласился пойти к ней. Один раз я там был, потом даже близко к её дому не подходил. У кого хочешь спроси, нет, между нами, ничего. Не нужна мне Ольга, ты же знаешь, я тебя люблю.
Сказать жене правду, о том, что переспал с Гориной, он не мог. Думал, если сделает это, то потеряет Таю навсегда. Были опасения, что Горина сама расскажет Тае про ту единственную ночь, но надеялся, что после взбучки, которую ей устроила Варя, она на это не решится. Тая смотрела на него, не меняя выражения лица. Егор не мог понять, верит она ему или нет. Казалось, что время замерло. Тишину нарушало лишь тихое посапывание спящей дочки.
— И ты ждешь, что я поверю в это? — наконец произнесла она, — В то, что ты, такой весь из себя правильный и любящий, напился и случайно оказался в объятиях другой женщины? Егор, я не слепая и не глупая. Я прекрасно видела, как она на тебя смотрит, как ты на нее поглядываешь. И не верю, что в тот вечер, между вами не было близости. Если начал говорить правду, то лучше признайся во всём сразу. Рано или поздно, но всё равно всё откроется.
Егор вздрогнул. Всё рушилось. Он понимал, что ложь, какой бы благой целью она ни была оправдана, всегда выплывет наружу.
— Хорошо, Тая, ты права, — тяжело проговорил он, — в тот вечер, между нами было больше, чем поцелуи. Я изменил тебе. Один раз. И клянусь, больше этого не повторится. Я готов сделать все, чтобы ты меня простила. Я люблю тебя, Тая. Больше жизни люблю. И Леночку тоже. Неужели ты готова разрушить нашу семью из-за одной моей ошибки? Да я виноват перед тобой, я понимаю. Не должен был так поступать, но что теперь мне остается, только умолять простить.
Тая подошла к нему, ее взгляд уже не был таким холодным и отстраненным. Она коснулась его щеки.
— Хорошо, что во всём сознался. Трудно мне, Егор. Очень трудно. Ты предал меня, растоптал мою любовь. Но я люблю тебя до сих пор. И Леночка любит тебя. И я не хочу, чтобы она росла без отца. Да и я, не знаю, смогу ли без тебя. Так что дай мне время подумать, переварить всё это.
— И сколько ты будешь думать, неделю, месяц?
— Не знаю, — Тая снова отошла к окну, — просто прошу, не торопи.
— Хорошо, я подожду, — тихо проговорил он, хотел коснуться её плеча, но рука на полдороги сама собой остановилась и опустилась, — думай, я подожду.
Егор вышел из дома, тихо закрыв за собой дверь. Ночь обступила его со всех сторон, гнетущая и безмолвная. Он брёл по дороге, словно потерянный в густом тумане. Слова Таи эхом отдавались в голове, смешиваясь с тревогой и надеждой. «Дай мне время подумать…», этот приговор повис над ним, словно дамоклов меч. Егор понимал, что заслужил такое отношение, что он сам вырыл эту пропасть между собой и любимой женщиной. Дома не спалось. Ворочался с боку на бок, то и дело вскакивая и подходя к окну. Всматривался в темноту, надеясь увидеть знакомый силуэт. Мысли путались, перебивая друг друга. То представлял, как Тая прощает его, и они снова вместе, счастливые и любящие. То рисовал в воображении страшную картину, как она уходит, забирая с собой Леночку, оставляя его в полном одиночестве. Эта мысль обжигала душу невыносимой болью. Утром, невыспавшийся и измученный, отправился на работу. Но мысли о Тае не давали покоя. Он машинально выполнял свои обязанности, но все вокруг казалось серым и безрадостным. Каждое утро он украдкой проходил мимо дома Злобиной, выискивая взглядом Таю. Но она словно избегала его, ни разу не попалась на глаза. Дни тянулись мучительно долго. Каждая минута казалась вечностью. Он жил в постоянном напряжении, ожидая решения жены.
— Тая, ты в последние дни сама не своя, что-то ещё случилось? — Спросила Тамара Митрофановна, когда после уроков они одни остались в учительской.
— Да, случилось, — призналась она Ивушкиной, — и я теперь не знаю, что мне делать.
— Расскажи, поделись, я всё же старше тебя, может подскажу решение.
— Ох, Тамара Митрофановна, — Тая закрыла лицо руками, — как же это больно и стыдно. Егор, мой Егор, изменил мне с этой Ольгой.
— Ты уверена?
— Он сам мне в этом признался. Приходил неделю назад, просил прощения. Хочет, чтобы я вернулась обратно.
— А ты что?
— А я не знаю. Люблю его, но как подумаю, что он с этой, в постели, в душе всё огнём горит.
Тамара Митрофановна вздохнула, придвинула стакан с чаем, и внимательно посмотрела на Таю.
— Егор твой, конечно, дурак, слов нет. И что ты решила? Простила его?
— Нет еще. Сказала, что мне нужно время на раздумья. Вот и думаю. С одной стороны, Леночка его очень любит, да и я… не знаю, как без него жить буду. С другой стороны, как забыть предательство? Как снова доверять ему?
— Знаешь, Тая, жизнь длинная и всякое в ней бывает. Егор, конечно, поступил подло, но он осознал свою вину, пришел к тебе с повинной. А это уже дорогого стоит. Не все мужчины на такое способны. Подумай хорошенько, что для тебя важнее: гордость или счастье? Если любишь его по-настоящему, то, может, стоит дать ему второй шанс. А ещё, воспользуйся моим горьким опытом. Ведь если бы я тогда простила своего Сашу, он был бы сейчас жив, и я не страдала от одиночества. Так что, не повтори мою ошибку, девочка.
Ивушкина замолчала, Тая сидела, опустив голову, и молча барабанила пальцами по крышке стола. Потом подняла заплаканные глаза и посмотрела на Тамару Митрофановну.
— Спасибо вам, Тамара Митрофановна. За поддержку и совет. Вы мне очень помогли. Я, наверное, решусь. Попробую его простить. Ради Леночки, ради себя.