Февральский вечер висел над городом, как мокрая простыня, пропитанная холодом и безнадёжностью. Люда Морозова стояла у окна съёмной однокомнатной квартиры, прижимая к уху телефон, из которого доносился до тошноты знакомый голос её мужа. Нет, уже бывшего мужа. Хотя формально они ещё не развелись, два месяца назад Люда решилась на то, что казалось невозможным: ушла от Игоря, прихватив с собой детей и чемодан с самыми необходимыми вещами.
— Сама вернёшься, ещё и прощения попросишь... — наглый смех Игоря резал слух, как скрежет ножа по стеклу. — Что ты там себе придумала? Независимость? Да кому ты нужна с двумя детьми и без нормальной работы?
Люда молчала, сжимая губы так сильно, что они побелели.
За её спиной, на единственном диване, который одновременно служил и гостиной, и спальней для детей, посапывали семилетний Максим и пятилетняя Вика. Дети, ради которых она решилась на этот безумный шаг. Дети, которых она должна была защитить — от отцовских криков, от его пьяных выходок по выходным, от той удушающей атмосферы, что царила в их бывшем доме.
— Игорь, не звони больше, — тихо произнесла Люда, но в её голосе прозвучала сталь. — Алименты перечисляй на карту, как договаривались.
— Алименты?! — Игорь рассмеялся ещё громче. — А что, если я передумаю их платить? Что ты тогда будешь делать со своей жалкой зарплатой продавца? Жрать макароны с кетчупом?
Люда отключила телефон, не дождавшись окончания его тирады.
Руки дрожали, сердце колотилось, как пойманная птица, но она не заплакала. Слёзы кончились ещё в декабре, когда она собирала чемодан, слушая, как Игорь орёт на Максима за разбитую чашку. Тогда что-то переломилось внутри неё, словно старая ветка под тяжестью снега. Тридцать три года. Треть жизни прожита, а она была в браке с человеком, который считал её своей собственностью.
Десять лет терпения, молчания, надежд на то, что всё изменится, что Игорь станет лучше, что дети вырастут в любящей семье. Но любви не было уже давно. Была привычка, была зависимость, был страх перед неизвестностью.
Люда подошла к окну и выглянула во двор. Февраль рисовал мир в серых тонах: серый снег, серые дома, серое небо, под которым тонули в вечерних сумерках покосившиеся гаражи и голые тополя.
Даже редкие фонари казались тусклыми, будто экономили свет для кого-то более достойного.
— Мама, а почему папа кричал в телефоне? — сонный голос Максима заставил её обернуться.
Мальчик сидел на диване, взъерошенный и заспанный, но глаза у него были серьёзные, не по возрасту взрослые.
Люда присела рядом с ним, осторожно поправила торчащие вихры.
— Папа расстроен, что мы живём отдельно, — мягко объяснила она. — Иди спать, завтра в школу.
— Мам, а мы правда больше не вернёмся домой? — спросил Максим, и в его голосе прозвучала надежда. Не тоска по отцу, а именно надежда на то, что этот кошмар действительно закончился.
— Не вернёмся, — твёрдо ответила Люда. — Это наш дом теперь.
Максим кивнул и улёгся обратно, обнимая сестру. Вика даже не проснулась, только сопела носом и крепче жала в объятиях потрёпанного плюшевого зайца.
Люда прошла на кухню, где на подоконнике стояла единственная кружка — та самая, с надписью «Лучшая мама», которую Максим подарил ей в прошлом году на 8 Марта. Включила чайник, достала пачку дешёвого чая.
Деньги были на исходе. Зарплата продавца-консультанта в магазине детской одежды едва покрывала аренду квартиры и самые необходимые расходы. Алименты от Игоря приходили нерегулярно, а когда и поступали, то с язвительными комментариями в назначении платежа.
Телефон снова ожил. Люда взглянула на экран и увидела имя: мама.
Валентина Петровна звонила каждый день — и каждый раз повторяла одно и то же.
— Людочка, ну что ты творишь?..
Голос матери был полон упрёка и отчаяния.
— Все соседи уже знают, что ты ушла от мужа! Стыд-то какой! А дети? Ты подумала о детях?
— Мама, я как раз о них и думаю... — устало ответила Люда, садясь за крошечный кухонный стол.
— Да что ты понимаешь! — горячилась Валентина Петровна. — Игорь мужик работящий, не пьёт каждый день, зарплату домой приносит... А ты что? Кому ты нужна будешь с двумя детьми? Кто на тебе женится? Думаешь, принцы на белых конях по съёмным квартирам ездят невест искать?
Люда слушала эту знакомую песню и понимала: мать искренне желает ей добра.
Валентина Петровна всю жизнь прожила одна, после того как отец Люды ушёл к другой женщине, когда дочери было всего двенадцать.
Мать боялась одиночества для дочери больше, чем несчастливого брака.
— Вернись к мужу, пока не поздно, — уговаривала она. — Попроси прощения, скажи, что ты была не права. Мужчины — они как дети: обидятся и забудут. Главное — не упрямиться.
— Мама, я не могу, — тихо произнесла Люда. — Я больше не могу жить, оглядываясь на его настроение... Не могу слушать, как он кричит на детей. Не могу притворяться, что всё нормально...
— А что нормального в том, что ты сейчас делаешь?! — возмутилась мать. — Детей по чужим углам таскаешь, денег нет, будущего нет. И потом — что люди скажут?!
Люда не выдержала — отключила телефон.
Что люди скажут? Вечный страх матери, ненарочно переданный по наследству, как фамильное проклятие. Всю жизнь жить, оглядываясь на чужое мнение, подстраиваться под ожидания других, забыв о собственных желаниях и мечтах.
Чайник вскипел, и Люда заварила чай. Горячая кружка грела ладони. И вдруг вспомнилось, как в детстве она мечтала стать дизайнером... Рисовала дома, которые бы построила, комнаты, которые бы обставила по-своему. У неё даже был диплом о среднем специальном образовании по дизайну интерьера. Но потом появился Игорь, потом — свадьба, потом дети... Потом — бесконечная рутина быта, в которой не осталось места мечтам.
Она встала и подошла к зеркалу в прихожей. Треснувшее зеркало, оставшееся от прежних съёмщиков, отражало усталое лицо тридцатитрёхлетней женщины.
Русые волосы, собранные в небрежный хвост, серые глаза с тёмными кругами под ними, бледная кожа...
Когда же она успела постареть? Когда исчезла та девочка, что верила: сможет изменить мир вокруг себя? Трещина делила зеркало, и отражение, пополам — прошлое и будущее. То, что было, и то, что могло бы быть. Люда провела пальцем по холодной поверхности — и ей почудилось, что трещина стала глубже.
Завтра снова — работа в магазине. Снова улыбки покупательницам, снова советы, какое платье лучше подойдёт их дочкам. Какая ирония... та, что мечтала создавать красоту, теперь за копейки торгует детской одеждой.
Но что ещё она умела? Десять лет жизни — на то, чтобы быть хорошей женой и матерью. Готовить обеды, стирать, убирать, слушать Игоревы претензии и молчать в ответ. Не возражать. Не иметь собственного мнения.
Люда вернулась в комнату и села на край дивана. Дети спали, и в их мирных лицах она находила свою главную мотивацию. Максим и Вика должны вырасти в мире, где не нужно бояться заговорить; где можно мечтать и добиваться целей. Где никто не будет кричать на них за разбитую чашку или плохую оценку.
Но как ей это обеспечить? Зарплата едва покрывала аренду и еду. Алименты от Игоря шли нерегулярно и сопровождались унижениями. Перспективы карьерного роста — по нулям...
А образование по специальности уже устарело, опыта работы не было.
Люда встала и начала убирать разбросанные детские вещи — Максимовы учебники, Викины раскраски, носки, которые почему-то всегда оказывались в самых неожиданных местах.
Привычная рутина успокаивала, давала время подумать. Может, мама права? Может, стоит вернуться к Игорю, попросить прощения, притвориться покорной женой? Ради детей, ради стабильности, ради того, чтобы не дрожать каждое первое число, когда нужно платить за квартиру...
Но при одной мысли об этом внутри всё сжималось от отвращения. Она уже не могла. Не могла притворяться, что любит человека, который считает её вещью. Не могла смотреть, как Игорь учит Максима, что мужчина в доме главный, а женщина должна молчать и слушаться.
Не могла показывать Вике пример жены, которая терпит унижения ради мнимой безопасности.
Люда подошла к окну и снова выглянула во двор. Снег начал таять, превращаясь в серую кашу под ногами редких прохожих. Февраль подходил к концу, и где-то там, за тучами, уже пряталась весна.
Телефон снова зазвонил.
Игорь. Люда даже не стала брать трубку. Пусть кричит в пустоту. Она больше не будет слушать его угрозы и упрёки — сжала зубы и дала себе обещание: что бы ни случилось, она не вернётся. Не для себя — для детей. Чтобы они выросли свободными людьми, а не запуганными жертвами чужих амбиций.
Утром предстояло отвезти Максима в школу, Вику — в детский сад, а самой идти в магазин, улыбаться покупателям, продавать детскую одежду...
Рутина, которая пока была единственной опорой в зыбком мире новой жизни.
Но прежде чем лечь спать, Люда решила разобрать старые вещи, которые привезла из дома. Может, что-то можно продать, чтобы немного улучшить финансовое положение. Она достала из шкафа потёртую дорожную сумку и начала перебирать её содержимое.
Старые фотографии, на которых улыбка была ещё настоящей. Документы. Какие-то записки.
И вдруг среди пожелтевших бумаг её пальцы нащупали знакомое — диплом о среднем специальном образовании по специальности «дизайн интерьера». Она получила его пятнадцать лет назад, полной надежд и планов. Тогда казалось, что весь мир у её ног, что она обязательно станет известным дизайнером и создаст что-то прекрасное и значимое.
Люда развернула диплом и долго смотрела на выцветшие буквы своего имени: Людмила Петровна Васильева. Девичья фамилия — ещё не Морозова. Когда-то у неё были мечты, были планы, была вера в себя. Куда всё это делось?..
В этот момент зазвонил телефон.
Незнакомый номер. Люда колебалась — отвечать или нет?
Но что-то заставило её принять звонок.
— Алло, это Людмила? — Женский голос звучал уверенно и доброжелательно. — Меня зовут Елена Красникова. Мне дали ваш номер, сказали, что у вас есть образование дизайнера.
Люда онемела. Кто мог дать её номер? И зачем?..
— Я владелица небольшой дизайн-студии, — продолжала незнакомка. — Ищу помощника. Если вам интересно, могли бы мы встретиться завтра? Обсудить возможности сотрудничества?
Сердце Люды забилось чаще.
Это походило на сон, на фантазию уставшего сознания. Но голос в трубке звучал вполне реально.
— Я... У меня нет опыта работы по специальности, — честно призналась она.
— Ничего страшного. Главное — желание и чутьё. А судя по тому, что мне о вас рассказали, и то, и другое у вас есть.
Так что скажете?
Люда посмотрела на диплом в руках, потом на спящих детей, потом на треснувшее зеркало в прихожей. В трещине отражался свет ночника, и казалось, что зеркало светится изнутри.
— Да, — тихо сказала она. — Да, мне было бы интересно встретиться.
продолжение