Глава 1. Марьям
В тени старого миндального дерева, чьи ветви помнили еще молитвы ее отца, сидела Анна, жена праведного Имрана. Солнце клонилось к закату, окрашивая холмы Иудеи в цвета меда и шафрана.
Теплый вечерний воздух был наполнен ароматами выжженной за день травы и далеким запахом дыма из очагов Назарета. Но в сердце благочестивой Анны уже давно царили холодные сумерки.
Она смотрела на птицу, суетливо кормившую в гнезде своих пискливых, вечно голодных птенцов. Этот простой, незамысловатый образ материнской заботы, который она видела тысячи раз, сегодня полоснул ее по душе с остротой свежей раны.
Все вокруг нее жило, дышало, плодоносило. Земля щедро давала урожай, стада приносили здоровых ягнят, самые тощие на вид деревья и те склонялись под благословенной тяжестью плодов.
Лишь она, Анна, оставалась подобна красивому, но бесплодному саду, напрасно ждущему живительного дождя. Годы сплетались в серебряную косу на ее висках, а дом оставался тихим.
Пугающе тихим, не знавшим ни топота детских ножек, ни звонкого смеха, ни нежных объятий маленьких ручек. И эта тишина была для ее сердца тяжелее любого камня.
«Почему, о Господи? Почему все вокруг цветет, а мой сад пуст? Разве я не была покорна Тебе? Разве мой муж Имран, лучший из людей, не служил Тебе всей своей жизнью?»
Эти вопросы она никогда не произносила вслух. Они жили глубоко внутри, как тайный, ноющий родник, который она смиренно скрывала ото всех, даже от любимого мужа.
Она знала, что роптать на волю Создателя — грех. И она не роптала. Она молилась. Но иногда человеческая природа брала верх, и боль становилась почти невыносимой.
***
В памяти всплыл вчерашний день. Она пошла к деревенскому колодцу за водой, как делала это каждое утро. Там уже собрались другие женщины — молодые и не очень, с детьми на руках, с малышами, цеплявшимися за подолы. Они весело переговаривались, делились новостями, жаловались на мужей и радовались первым шагам своих чад.
Когда подошла Анна, разговоры на мгновение стихли. Она почувствовала на себе их взгляды. В одних была искренняя жалость, и от нее на душе становилось еще горше. В других — плохо скрытое высокомерие, ведь в те времена бездетная женщина считалась отмеченной печатью божественной немилости.
— Мир тебе, Анна, — сказала ей молодая Лия, прижимая к груди своего третьего сына.
— Как здоровье почтенного Имрана?
— Слава Создателю, он здоров, — тихо ответила Анна, не поднимая глаз и наполняя свой кувшин.
Она старалась сделать все как можно быстрее, чтобы уйти. Но спиной чувствовала их шепот. Они не желали ей зла, нет. Они просто жили своей жизнью, полной детского плача, бессонных ночей и безграничного материнского счастья, которого она была лишена.
«Они смотрят на меня, как на сухое дерево, — с горечью думала она по дороге домой. — Они видят во мне жену великого человека, но не видят во мне женщину. Женщину, чье сердце тоскует по своему плоду».
Ее муж Имран, потомок пророков, был человеком великой мудрости и веры. Он никогда не упрекал ее. Наоборот, он окружал ее такой заботой и нежностью, что порой Анна чувствовала себя еще более виноватой. Словно она обманула его ожидания, не сумев подарить ему наследника, продолжение их праведного рода.
Иногда она видела, как он смотрит на играющих на улице мальчишек. Он быстро отводил взгляд, но она успевала заметить в глубине его глаз затаенную тоску, которую он так тщательно скрывал. Их общая боль была молчаливой. Они никогда не говорили о ней, боясь ранить друг друга еще сильнее.
И вот сегодня, здесь, под этим старым миндальным деревом, глядя на простую птицу, на это бесхитростное торжество жизни, что-то внутри Анны надломилось. Стена многолетнего смирения, которую она так долго и кропотливо возводила вокруг своего сердца, рухнула, не выдержав напора тихой скорби.
Слезы, которые она сдерживала годами, хлынули из ее глаз горячим потоком. Она упала на колени, прижавшись лбом к прохладной, сухой земле, и из самой глубины ее истерзанной души вырвался не шепот — беззвучный крик, обращенный прямо к Небесам.
***
Она не просила. Не торговалась. Она отдавала. В этот миг отчаяния ее вера очистилась от всех человеческих желаний и страхов. Она говорила с Властелином всего мира так, как говорят с Тем, в Чьей безграничной Милости не сомневаются ни на миг.
«О мой Господь! Создатель всего живого, Слышащий каждую молитву! Ты видишь мою душу, Ты знаешь мою печаль. Я не прошу ничего для себя, для услады своих глаз или гордыни. Я не ищу утешения своей старости. Я лишь хочу взрастить того, кто будет служить Тебе, кто продолжит дело праведников...»
Она подняла заплаканное лицо к небу, которое уже зажигало свои первые, кроткие звезды. И в этот миг в ее сердце родилась не просто надежда, а твердая, ясная решимость. Она даст обет. Священный обет, назр, самый великий, на который только способна женщина.
Господи! Я даю Тебе слово и призываю Тебя в свидетели. Если Ты даруешь мне дитя, плод моей утробы, то оно будет полностью посвящено Тебе. Освобожденное от всех мирских дел и забот, оно будет служить в Твоем святом Доме, в Иерусалиме. Всю свою жизнь, каждый свой вздох он — или она — посвятит только Тебе.
То была не сделка, а полное, безоговорочное доверие.
Она отдавала самое дорогое, чего у нее еще даже не было, в руки Того, Кто и является источником всего. Она не ставила условий. Она просто вверяла свою судьбу Его воле, какой бы она ни была.
Когда она произнесла эти слова, по ее телу прошла легкая дрожь. Ветер стих. Даже цикады, казалось, на мгновение умолкли. И невероятное, неземное спокойствие наполнило ее душу. Печаль, которая мучила ее десятилетиями, отступила. Не исчезла совсем, но отошла в сторону, уступая место тихой, светлой надежде.
Она поднялась с колен, отряхнула платье от пыли и медленно пошла домой.
Имран уже ждал ее на пороге, обеспокоенный ее долгим отсутствием. Он всмотрелся в лицо своей жены и удивленно вскинул брови. Ее глаза все еще были красными от слез, но в них больше не было той вечной, затаенной тоски. В них горел новый, неведомый ему огонь — огонь веры, перешедшей в уверенность.
— Что с тобой, Анна? Где ты была? — мягко спросил он, беря ее за руки. Его ладони, как всегда, были теплыми и сильными.
— Я была там, где должна была быть, — ответила она, и ее голос не дрогнул. — Я говорила с Тем, Кто всегда слышит.
Имран внимательно посмотрел ей в глаза.
— Ты о чем-то молилась по-особенному?
— Я дала обет, муж мой. Священный обет.
И она рассказала ему все. О птице, о боли, о своем порыве и о тех словах, что родились в ее сердце. Она ожидала увидеть удивление, может быть, даже упрек за такое смелое решение, принятое без него. Но Имран, выслушав ее, лишь крепче сжал ее руки. В его глазах стояли слезы.
— Ты знаешь, какой это великий обет, Анна? — сказал он благоговейным шепотом. — Посвятить дитя на служение Всевышнему... Так поступали лишь величайшие из праведников. Это огромная ответственность. И огромная честь.
— Я знаю, — кивнула она. — Но в тот миг я не могла поступить иначе. Мое сердце само произнесло эти слова. Я верю... я верю, что Господь меня услышал.
Имран притянул ее к себе и обнял. Впервые за долгие годы они говорили о своей боли открыто, и это принесло им обоим облегчение.
— Если на то будет воля Создателя, — сказал он ей в волосы, — то мы примем Его дар с благодарностью. И мы исполним твой обет вместе. Каким бы ни было Его решение, отныне мы будем ждать его со спокойным сердцем.
В ту ночь Анна спала так крепко и безмятежно, как не спала уже много лет. А над их тихим домом в Назарете сияли звезды, свидетели обета, который уже был принят и записан на Небесах.
Началась новая страница в истории человечества, хотя об этом пока знала лишь одна стареющая, но полная надежды женщина.
🔸Дорогие читатели, ваши лайки, комментарии и поддержка вдохновляют меня на новые истории. Спасибо, что вы со мной! 😊