Думаю, что после ярла Юленшерна нужно вспомнить и ещё одного врага, который занимает в романе более заметное место, - шхипера Уркварта. В экранизации его сыграл В.И.Стржельчик, и сыграл так, что, несмотря на некоторое внешнее несходство («маленький, толстенький человек» - так он описан в романе), другого Уркварта себе не представляю.
Этот враг мне кажется ещё более опасным, чем ярл. Юленшерна – враг открытый, а здесь… Уркварт опасен, потому что сумел завоевать практически полное доверие русского царя. Этот «добрый человек» появится в самом начале романа, ещё на Переяславском озере («в июне на озеро приехал Пётр Алексеевич… с иноземным шхипером и негоциантом Яном Урквартом»), будет «рассказывать гиштории - одну другой забавнее: про плавания в дальних морях, про выгоды, которые дают государствам корабли, про пиратов, про доблесть конвоев, про жестокие морские штормы, про страшного царя китов». Наверное, он многими воспринимается просто как весёлый собеседник. Но вот Патрик Гордон ему не поверит («Он есть лжец, да, так! Он сам, пёс, продал себя пиратам»), и Иевлев с Апраксиным с тоской видят, что Уркварт «улыбался на то, как лупят Лукова»: «больно близко подбирался к Петру Алексеевичу иноземный шхипер».
Потом мы встретимся с Урквартом в Архангельске, узнаем, что Крыков обнаружил на его корабле «две бочки серебра, да не серебряного, а поддельного. Те бочки назначены были для расплаты за товар». Сам же шхипер, не принимая обвинений, будет жаловаться, «что-де обижают иноземцев», и требовать привлечь к ответу поручика.
Мы увидим его сбивающим цены, нещадно торгующимся с русскими купцами, а его сотоварищ перекупщик Шантре объяснит Рябову: «Мы в ближайшее время скрутим ваших купцов вот так! Они будут поступать согласно нашим желаниям, а не своим. С ними не надо даже вовсе говорить. И их не следует пускать на корабли. Вот что!» И кормщик делает верный вывод: «Туго будет в нонешнюю ярмарку городу Архангельскому, не продать по своей цене ни на единую денежку, сговорились заморские воры, пойдёт сейчас стон да плач там, на берегу».
А затем Уркварт попытается заполучить на свой корабль Рябова. После отказа кормщика пойти к нему в «морские слуги» и бегства того от Агафоника, согласившегося, по существу, отдать монастырского «трудника» в рабство, будет организовано похищение руками боцмана дель Роблеса.
Ненависть шхипера к Крыкову ещё больше укрепится, когда поручик, найдя Рябова «в хитром тайнике, построенном под бочками с пресной водой», скажет: «Объявляется кораблю сему конфузия, у трапа ставятся наши часовые, кормить тех часовых за деньги шхипера, никому ни на корабль, ни с корабля ходу нет и быть впредь не может». Уркварт прекрасно понимает, что ни жалобы его, ни, тем более уверения, что он «купил сего человека», пользы не принесут, и начинает действовать иначе.
К приехавшему царю он подойдёт, «шаркая, приседая, весь расплывшись в улыбке, с напоминанием о себе, о своём визите на Переяславское озеро, о приятнейшем знакомстве». И снова будет подбираться поближе к царю. Ему не всегда удастся показать превосходство иноземцев, но он будет стараться внушить свою мысль: «среди поморских жителей есть люди, владеющие веслом и даже маленьким парусом. Но разве это навигаторы?» И будет очень рад, когда царь не примет всерьёз замечания Рябова о том, что на иноземной карте «стреж неверно указан».
И именно Уркварт донесёт царю о якобы полученных Крыковым «от одного шхипера трёх золотых монетах», которые были помечены…
И нас уже нисколько не удивит, что этот человек служит связным между шведским резидентом Ларсом Дес-Фонтейнесом и его командирами. Его, разумеется, оскорбляет заявление мнимого лекаря: «Вы же только конверт для той почты, которую я в вас вложу», - и он предпочитает доносить начальству не «мысли о том, что недалёк тот час, когда московиты выйдут в море», сообщаемые Дес-Фонтейнесом, а то, что от него хотят услышать: «Если они и выйдут в море, то нескоро, гере премьер-лейтенант! Очень нескоро. Так думают в Стокгольме, так думаю и я». Тайный агент наталкивается на полное непонимание: «С ним было бессмысленно разговаривать. Он ничего не понимал, этот толстый самоуверенный офицер, с удовольствием облачившийся в платье негоцианта и забывший всё ради своих барышей».
Однако страх – постоянный спутник шхипера. Недаром будет он умолять Дес-Фонтейнеса: «Я прошу вас именем Бога: нигде и никогда не называйте меня гере! Моя жизнь в опасности».
Страхи не беспочвенны. Иевлев уже понял его сущность: «Знаемо ли вами, сударь, понятие - пенюар, то есть шпион? Не подсыл ли вы, сударь? Не для того ли вы машкерад негоциантский пользуете, дабы для своего государства получать нужные вам сведения и тем вашему потентату служить?» Он уже знает, что матросы Уркварта «поят некоторых наших лихим зельем и, думая, что опоили, всякую неправду над ними чинят и пытают, где какие корабли мы строим, что строить собираемся, как об чем думаем и размышляем».
Иевлев твёрд: «Я вас порочу! Вас, сударь, подсыла, фальшивого монетчика, наговорщика и скупщика рабов». Но пока Уркварту удастся нанести упреждающий удар, и царь уже выговаривает: «Шхипер достославный, давешний добрый советчик, не раз дружелюбство своё показавший, господин Уркварт, со слезами клялся, до того дошло, что некий свитский облаял его поносным скаредным словом шпион, что означает пенюар. И всяко ему грозился - сему негоцианту и мореплавателю, дабы оный Уркварт к нам более не хаживал».
Однако после отъезда царя Апраксин и Иевлев заявляют Укрварту: «Более мы вас сюда не зовём», - и пресекают все попытки других иноземцев вступиться за него: «Шхипер Уркварт может отправиться на свой корабль! - спокойно произнёс Апраксин. - У него нет пасса ни для чего более. Что же касается других честных шхиперов и негоциантов, то я бы не советовал им заступаться за шхипера Уркварта, иначе мне надобно будет думать, что и они здесь не для доброй торговли». И только на корабле, будучи, по словам Крыкова, «малым делом не в себе», шхипер даст волю чувствам: «в каюте пасс свой шхиперский потоптал сапогами и парик с себя кинул об пол». При этом он «всяко бесчестил город наш Архангельск и порядки наши», надо полагать, стремясь отомстить. И случай представится.
Судя по всему, мысли о мести он не оставлял. И уже перед походом шведов на Архангельск узнает Иевлев, что «посол аглицкий челобитную в Посольский приказ отослал на бесчестье и поношение негоциантских прав шхипера Уркварта». Да только в тайных депешах будет упомянуто и его имя: «Вон он твой Уркварт - муж наидостойнейший. В экспедиции, что Карла шведский готовит на Архангельск, назначен капитаном корабля Ян?.. Ян Уркварт! Старый военного корабельного флоту офицер, родом из аглицких немцев, на шведской королевской службе тринадцать годов».
И Иевлев английскому консулу, пожаловавшемуся на притеснения, назовёт и «негоцианта Уркварта», и «конвоя Голголсена»: «Вот они и командуют теперь шведскими кораблями, которые должны разорить город Архангельск. Шхипер Уркварт бывал здесь как негоциант, как добрый друг, конвой Голголсен сопровождал корабли, охранял от морского пирата. Они знают фарватер, знают город, у них есть тут знакомые, вот они и собрались опять сюда...»
И будут у шхипера новые встречи со старыми знакомыми. Сначала с Крыковым, пришедшим проводить таможенный досмотр, когда шхипер заявит: «Богом всемогущим и святой библией клянусь, что корабли каравана моего есть суда негоциантские, в заповетренных, иначе недужных, местах не были, на борту пушек более, чем надобно для защиты от морского пирата, не имею», - а Крыков будет думать: «Где же Бог? Почему не разразит клятвопреступника на месте? Где молния, что должна пасть на его голову?»
А затем и с Рябовым, которого он будет радостно приветствовать: «Большой Иван! Вот счастливая встреча! Теперь-то мы будем друзьями, я надеюсь! О, если бы ты тогда ушёл со мною в море, как бы изменилась твоя судьба». И будет свидетельствовать о великом мастерстве кормщика: «Я не забуду, как в давние годы, когда я ещё был шхипером на "Золотом облаке", он вводил мое судно в Двину. Пусть корабль, которым я командую, не имеет десяти футов воды под килем, если мы с Большим Иваном не делали чудеса на двинском фарватере». И будет хвастаться знанием русских пословиц: «Как это говорится по-русски? Кто вспоминает былое - тот остаётся слепым?»
И, надо думать, его рассказы тоже по-своему помогут кормщику в стремлении обмануть шведов.
А вот гибель Уркварта, о которой я уже упоминала, совершенно бесславна. Практически сразу после того, как севший на мель корабль попал под пушечный огонь, когда «вокруг ещё палили из пистолетов, искали русского лоцмана, словно это могло хоть чему-нибудь помочь»…
«- Белый флаг! - крикнул Уркварт. - Белый флаг, гере шаутбенахт! Мы должны поднять белый флаг. Увидев белый флаг, они прекратят огонь, и мы спасёмся, гере шаутбенахт! Иначе гибель, только гибель ждет нас...
Юленшерна наклонился, попросил:
- Повторите, я ничего не слышу.
- Белый флаг! - крикнул Уркварт.
Юленшерна усмехнулся синими губами, поднял пистолет, выстрелил снизу вверх в толстое лицо капитана "Короны". Уркварт упал навзничь, медная каска покатилась по палубе...»
И вспоминается старая пословица: «Собаке – собачья и смерть»…
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Уведомления о новых публикациях, вы можете получать, если активизируете "колокольчик" на моём канале
Путеводитель по циклу здесь
Навигатор по всему каналу здесь
