Начало рассказа.
Ночь я провела не в спальне, а в маленькой комнате для гостей, подперев дверь стулом. Спать не могла. В ушах стоял ледяной голос Субботина: «Вечная жертва…» и плаксивый голос дочери: «Мама, подпиши…». Они хотели не просто дом. Они хотели сломать меня, заставить согласиться с тем, что я ни на что не имею права.
С первыми лучами солнца я достала визитку адвоката, которую дала Марина. Екатерина Викторовна Орлова. Набрала номер, руки все еще дрожали.
— Алло? — ответил молодой женский голос.
— Мне нужно поговорить с Екатериной Викторовной. Срочно. Меня зовут Лариса Круглова. Меня направила Марина Семенова.
Минута ожидания показалась вечностью.
— Лариса Сергеевна? Говорите, — голос в трубке был спокойным, глубоким и деловым. Таким, каким должен быть голос человека, который не теряется ни при каких обстоятельствах.
Я, сбиваясь и путаясь, изложила все: завещание, визит к нотариусу, разговор с Субботиным, ультиматум семьи.
Екатерина Викторовна слушала молча, не перебивая. Когда я закончила, на другом конце провода повисла короткая пауза.
— Так, — наконец сказала она. — Положение сложное, но не безнадежное. Арест счетов — это грязный, но эффективный прием. Значит, боятся. Первое: вам срочно нужны деньги на жизнь и на мои услуги. Есть ли у вас личные, несовместные счета? Драгоценности, которые вы покупали сами?
Я сжала трубку.
— Есть… небольшой вклад, который я открыла на свою премию лет десять назад. И золотые сережки мамины…
— Отлично. Снимайте все, сегодня же. Второе: я подготовлю запросы в банки, чтобы выяснить, на каком основании наложен арест. Скорее всего, это сделано с нарушениями. Третье: вам нужно найти то, что может послужить доказательством давления на вашего мужа. Любые записи, письма, смс. Вспомните все детали его поведения в последние месяцы.
— А как же… «Северная компания»? — робко спросила я. — Марина сказала…
— Это уже моя работа, — оборвала она. — Я проверю все его бизнес-активы. Займемся и Субботиным. Он не такой неуязвимый, как кажется. Записывайте адрес.
Она продиктовала адрес своего офиса и назначила встречу на завтра. Положив трубку, я впервые за последние дни почувствовала не призрачную надежду, а твердую опору под ногами. У меня появился генерал в этой войне.
Спустившись в кухню, я застала там лишь Алину. Она сидела, уставясь в остывшую чашку кочая. При моем появлении она вздрогнула.
— Мам… Денис и бабушка уехали по делам.
— Хорошо, — коротко бросила я, наливая себе воды. Мне нужно было добраться до банка.
— Мама, послушай меня, пожалуйста, — она подошла ко мне, и в ее глазах стояли настоящие слезы. — Я не хотела тебя предавать. Они… они меня запугали. Денис сказал, что если я не буду на их стороне, он уйдет от меня. Оставит одну. А бабушка твердила, что это единственный способ сохранить семью, что папа этого хотел.
Я молча смотрела на нее, на эту взрослую женщину, которую когда-то носила на руках.
— И ты поверила, что предав мать, сохранишь семью? — спросила я без упрека, с одной лишь горькой усталостью.
— Они сказали, что ты все равно не справишься! Что у тебя не будет денег на суды, что ты сдашься! — она разрыдалась. — А я испугалась остаться одной!
В этот момент в ее словах была жалкая, отчаянная правда. Она была не злодейкой. Она была слабой, запуганной девочкой, которую легко взяли в заложники ее же страхи.
— Алина, — я взяла ее за подбородок и заставила посмотреть на себя. — Твой муж и твоя бабушка шантажируют тебя и манипулируют тобой. Они украли у меня дом, а у тебя — душу. Решай, на чьей ты стороне. Но сейчас мне нужно уйти.
Я вышла, оставив ее рыдать на кухне.
В банке снятие средств с моего старого вклада прошло без проблем. Деньги, которых должно было хватить на несколько месяцев жизни и на первый взнос адвокату, лежали в сумке и казались не спасением, а горькой платой за тридцать лет жизни.
Возвращаясь, я зашла в гараж. Мне нужно было найти хоть что-то. Старые бумаги, записные книжки… Все, что могло бы пролить свет на последние дни Сергея.
Пахло пылью, маслом и старой листвой. Я отодвинула ящик с инструментами и наткнулась на старый походный рюкзак мужа. Он любил в молодости ходить в походы. Внутри оказалась пачка старых фотографий, грамот и… толстая, засаленная тетрадь в кожаном переплете. Дневник.
Сердце заколотилось. Я никогда не лезла в его личные записи. Считала это неприемлемым. Но теперь это была не просто личная жизнь. Это была война.
Я открыла тетрадь на последних страницах. Мелкий, нервный, местами неразборчивый почерк. Записи были датированы последними месяцами.
«…Опять они были. Ольга и этот выскочка Денис. Опять про завещание. Говорят, Лариса ее промотает. Смешно. Она единственное, что у меня осталось настоящего…»
Я прижала ладонь ко рту.
«…Чувствую себя все хуже. Таблетки не помогают. Алина сегодня плакала, умоляла «сделать как лучше для всех». Черт, я же ее отец, а не могу защитить от этой стервушки-матери…»
Страница за страницей. Жалобы на давление, на угрозы Дениса «показать все его старые грешки», если он не согласится. Упоминания о каком-то «долге» перед Ольгой Петровной, который он так и не смог простить. И самое страшное — смутные, обрывочные фразы о «Северной компании»: «Субботин опять про «Северную». Говорит, надо закрывать вопросы. А как же я ей в глаза смотреть буду?..»
Он не хотел этого! Его сломали! Шантажировали чем-то старым, давили через дочь!
Я лихорадочно перелистывала страницы, пока взгляд не упал на запись, сделанную за неделю до визита к нотариусу.
«…Все. Сдаюсь. Не могу больше. Ольга пригрозила рассказать Ларисе про Барселону. Этого я не переживу. Пусть лучше лишится дома, чем узнает, каким сволочью я был. Субботин оформит все на Алину. Хоть у нее будет будущее. Прости меня, Лара. Я любил только тебя. И именно поэтому не могу допустить, чтобы ты узнала правду…»
Барселона? Какая Барселона? Что он скрывал?
Кровь стучала в висках. Я сидела на холодном бетонном полу гаража, вцепившись в эту тетрадь, как в спасательный круг. Это было оно. Доказательство его состояния, его мучений, давления на него! Адвокат сказала — нужны железные доказательства. Вот они!
Внезапно я услышала скрип калитки и голоса. Они вернулись.
Я быстро сунула дневник в сумку к деньгам, отряхнулась и вышла из гаража, стараясь выглядеть спокойной.
Во дворе стояли Денис и Ольга Петровна. Увидев меня, они замолчали.
— А, вернулась наша беглянка, — язвительно сказала свекровь. — Надумала подписывать?
— Я подумаю, — равнодушно бросила я и направилась к дому.
— Думай быстрее, — крикнул мне вслед Денис. — Покупатель не будет ждать вечно. Кстати, звонил Субботин. Интересуется, как у тебя дела с «юридической грамотностью».
Это была прямая угроза. Они знали, что я что-то затеваю.
Поднявшись в свою комнату, я заперла дверь. Мне нужно было срочно звонить Екатерине Викторовне. У меня было оружие. Но я также была на пороге новой тайны. Барселона. Что скрывал мой муж? И как это связано с «Северной компанией» и Субботиным?
Война только начиналась, и на карту было поставлено уже не только имущество, но и правда о всей моей жизни.
Сумка с деньгами и дневником жгла мне плечо. Я стояла запертая в комнате, прижавшись лбом к прохладной древесине двери, и слушала, как за ней воцарилась гробовая тишина, а потом раздался сдавленный, шипящий шепот свекрови:
— Глупая женщина. Сама виновата. Надо было быть покладистей, не лезть не в свои дела.
Ее слова не вызвали ни злости, ни обиды. Только ледяную, кристальную ясность. Они боялись. Мой уход в гараж их напугал. Они чувствовали, что контроль ускользает.
Я отступила от двери, аккуратно положила сумку в шкаф и набрала номер Екатерины Викторовны.
— Я нашла кое-что, — без предисловий сказала я, как только она взяла трубку. — Его дневник. Там все. Давление, угрозы, то, что он действовал против своей воли. И есть упоминание о какой-то «Барселоне». И о «Северной компании».
На той стороне провода повисла короткая, заинтересованная пауза.
— Это отлично. Это именно то, что нужно. Привозите. Сейчас же.
— Они следят за мной. Денис только что намекнул, что Субботин в курсе моих перемещений.
— Тем более. Выходите через черный ход, если можете. Вызывайте такси из соседнего квартала. Я жду.
План был рискованным, но выбора не было. Я приоткрыла окно в комнате — оно выходило в противоположную от калитки сторону — и выглянула. Никого. Схватив сумку, я перелезла через подоконник и ступила на мокрую землю цветника. Пригнувшись, я прокралась вдоль стены дома к заднему забору, ведущему в глухой переулок. Сердце колотилось где-то в горле. Мне, шестидесятилетней женщине, приходилось прятаться и бегать от собственной семьи.
Такси я вызвала из-за угла супермаркета. Дорога до офиса адвоката показалась вечностью.
Кабинет Екатерины Викторовны был таким же, как я его представляла: строгим, функциональным, без лишних деталей. Она сама — женщина с острым умным лицом и внимательными глазами — молча изучила дневник, пробегая строки за строкой.
— Этого более чем достаточно для начала дела о признании завещания недействительным, — наконец заключила она, откладывая тетрадь. — Состояние душевного смятения, давление… Суд назначит посмертную психолого-психиатрическую экспертизу, и с этими записями ее выводы будут в нашу пользу. Но это полдела.
— А «Барселона»? «Северная компания»?
— Это второе дело. Возможно, даже уголовное. — Она взяла со стола папку. — Пока вы ехали, я кое-что выяснила. «Северная компания» — это не коммерческий проект. Это фирма-однодневка, через которую ваш муж и Субботин годами выводили активы. В основном, похоже, не совсем законные доходы девяностых. Но это не главное.
Она открыла папку.
— Главное — это. — Она показала мне распечатку бронирования авиабилетов и гостиницы в Барселоне. Даты — пять лет назад. Имена: Сергей Круглов и некая Анна Субботина.
Я похолодела.
— Кто это?
— Двоюродная сестра Артема Субботина. Молодая, амбициозная особа. Ваш муж содержал ее несколько лет. По моим данным, он даже собирался уходить к ней. Именно об этом, я уверена, и была та самая угроза вашей свекрови. Она знала об этом романе и, судя по всему, каким-то образом его прикрывала, чтобы избежать скандала. А потом использовала это как козырь против собственного сына.
Я молчала. Во рту пересохло. Измена. Банальная, пошлая, длительная измена. Та самая «правда», которую он так боялся, что я узнаю. Ради сокрытия которой он был готов лишить меня крова.
— Он… он переписал завещание не потому, что его запугали продажей бизнеса, — с трудом выговорила я. — Его шантажировали этой… этой Анной. Ее именем.
— Вероятно, так и есть. Ольга Петровна пригрозила все вам рассказать. А для него это было хуже смерти. Вот истинная причина его «долга» перед матерью. Он ненавидел ее за это знание, но был в ее власти.
Я закрыла глаза. Вся картина наконец сложилась. Уродливая, грязная, без единого светлого пятна. Мой муж был не жертвой. Он был трусом, годами жившим в аду собственной лжи и слабости.
— Что нам делать? — спросила я, и голос мой звучал ровно и пусто.
— У нас есть два пути. Долгий и честный — суд о завещании. Или быстрый и грязный. Мы можем использовать эту информацию против них. Устроить показательную казнь.
Я посмотрела на нее.
— Я выбираю быстрый. Я хочу чтобы они все это знали. Чтобы они видели, как рушится их шаткая конструкция.
Екатерина Викторовна едва заметно улыбнулась.
— Мне нравится, как вы мыслите. Поехали.
Мы вернулись в дом без предупреждения. Я открыла дверь своим ключом. Они сидели в гостиной — все трое — и о чем-то оживленно совещались. При нашем появлении замолкли.
— Лариса? И кто это? — надменно подняла бровь Ольга Петровна.
— Это мой адвокат, Екатерина Викторовна Орлова, — сказала я, не двигаясь с места. — Мы пришли вас проинформировать. И предложить сделку.
Денис фыркнул.
— Какая еще сделка? Ты что, не поняла с утра?
— Я поняла все, Денис, — мой голос прозвучал металлически. — А теперь поймете вы. Екатерина Викторовна?
Адвокат сделала шаг вперед.
— Госпожа Круглова намерена оспорить завещание в суде. У нас имеются неопровержимые доказательства того, что Сергей Николаевич действовал под давлением, в состоянии тяжелого душевного смятения. Кроме того, — она бросила на стол распечатку с бронированием, — мы располагаем информацией о том, чем именно его шантажировали. О романе с Анной Субботиной.
Эффект был мгновенным. Ольга Петровна побелела, как полотно. Денис замер с открытым ртом. Алина с недоумением смотрела то на меня, то на бабушку.
— Что… что за чушь? — попыталась взять себя в руки свекровь, но ее голос дрожал.
— Это не чушь, мама, — впервые за весь этот кошмар я обратилась к ней так. — Это правда, которую ты годами прятала, а потом использовала, чтобы сломать собственного сына. Ты не хотела, чтобы он ушел к другой? Или ты боялась, что он перестанет содержать тебя, если уйдет из семьи? Неважно. Теперь это знаем все мы.
Я повернулась к Алине.
— А тебя, дочка, твой муж и твоя бабушка использовали втемную. Они боролись не за твои интересы. Они боролись за деньги, которые твой отец годами воровал и прятал, и за возможность продолжать это делать. Твоего мужа, кстати, Субботин подставил на отмывании этих денег. У нас есть и на это доказательства.
Денис резко вскочил.
— Ты лжешь!
— Сиди, — холодно остановила его Екатерина Викторовна. — Иначе следующая наша встреча будет в кабинете следователя.
Он медленно опустился на диван, побагровев.
— Вот наша сделка, — сказала я, глядя на них по очереди. — Вы все трое — немедленно и добровольно отказываетесь от любых претензий на этот дом и на все остальное имущество. Оформляете все на меня. Взамен я не подаю в суд. Я не разношу эту грязную историю по всему городу. Вы просто исчезаете из моей жизни.
В комнате повисла тишина, густая и тяжелая. Они были разбиты. Их карточный домик рухнул от одного дуновения правды.
Первой сдалась Ольга Петровна. Ее надменность испарилась, оставив лишь жалкую, сломленную старуху.
— Хорошо, — прошептала она. — Я подпишу что угодно.
За ней, не глядя ни на кого, кивнул Денис. Его авантюра провалилась.
Алина смотрела на меня. В ее глазах был ужас, стыд и пустота.
— Мама… прости…
— Уезжай, Алина, — сказала я беззлобно, но твердо. — Возвращайся, только когда научишься отличать правду от лжи. И когда поймешь, кто ты сама. Без них.
Через час бумаги об отказе лежали на столе, подписанные дрожащими руками. Они молча собрали свои вещи и стали покидать дом. Алина уезжала с Денисом. Ольга Петровна вызывала такси.
Я стояла на пороге гостиной и смотрела, как уходит все, что я когда-то считала своей семьей.
Когда хлопнула входная дверь, я прошла в пустую гостиную. Подошла к полке, взяла в руки нашу свадебную фотографию. Мы смеялись, он смотрел на меня с обожанием. Возможно, тогда это и была правда. Но она кончилась слишком давно.
Я открыла окно. В дом ворвался свежий ночной воздух, смывая запах лжи, страха и лекарств.
Я осталась одна. С пустым домом, с деньгами, которых я не хотела, и с правдой, которая была горче любой лжи.
Но я осталась. И это была моя победа.